.. Парализующая волна неадекватно воздействует на организм человека. У некоторых она может вызвать мгновенный мозговой инсульт, закупорку сосудов, остановку сердца, тем более у детей. Институт Медицины давно уже требует снять шукеры с патрульных. Ведь дети...
— Какие это дети?! — загремел Гурилин, тяжелыми шагами меряя свой кабинет. — Это ведь самые настоящие...
— Помимо этого, — продолжал Сато, — клюга может просто не успеть отреагировать на выстрел из-за угла, ведь клюги никогда не начинают первыми...
— Вы не договариваете, Сато, — заявил Гурилин. — Говорите, у вас ведь есть какие-то предложения.
— Да, — помедлив, сказал инженер. — Мгновенная самоаннигиляция аппарата при попытке механически воздействовать на него, вскрыть или...
— Что должно произойти при этом?
— Небольшой взрыв, ударная волна в радиусе пяти метров, световое излучение, слабая радиация.
— А если и при этом пострадают дети? Уж лучше парализующий луч, чем...
— Мы можем должным образом закодировать аппарат, — продолжал уговаривать его инженер. — Он будет реагировать не на каждый удар по нему, а лишь на точечный, направленный, например, удар кувалды, сжатие пресса, давление сверла или выстрел. Больше того, нам думается, что новая программа подействует и на уже угнанные аппараты, они начнут взрываться в руках похитителей — и это сразу же выведет нас, то есть вас, на след преступников.
— Не знаю, — пробормотал инспектор. — Это слишком сложный вопрос. Его хорошо бы согласовать с...
— Система-1 не возражает против эксперимента, — с легкой улыбкой заявил Сато. — Более того, даже настаивает на нем, мне думается, ей и самой не по себе от всей этой волны угонов.
— Вы полагаете, ей свойственны материнские чувства по отношению к патрульным роботам? — инспектор усмехнулся.
— Отнюдь, Система ведь не столь уж многим отличается от обычного кибердворника, в нее просто вложена программа, обязующая ее к стопроцентному исполнению всех своих обязанностей. Назовите ее, если хотите, «блоком добросовестности». И она, естественно, испытывает некоторый дискомфорт, когда ей пытаются в этом помешать. Итак, я приступаю к перекодированию.
С легкой почтительной улыбкой и обычным своим полупоклоном электронщик исчез с экрана, оставив инспектора в глубоком размышлении. Вот уже несколько часов ни одна телекамера не могла обнаружить ни Минасова, ни его друзей, ни Марины. Инспектор нервничал. И неожиданно она появилась сама. Вошла и встала на пороге, запыхавшаяся, раскрасневшаяся от быстрой ходьбы.
Встретив ее задорную улыбку, он и сам улыбнулся и, поднявшись, сказал:
— Наконец-то! А уж я-то искал вас, искал по всей планете...
— А я — вас, — засмеялась она.
— Ну, меня-то найти несложно... *
— А вот и сложно. Нашла в справочном ваш домашний номер, так мне какая-то особа устроила форменный допрос. Ваша жена?
Он непонятно почему смутился.
— Бывшая. Но это неважно... А я в поисках вас обыскал всю картотеку. Вашего личного телефона я на знаю, Георгия Христофоровича дома нет, а Марина Неходова ни в одном каталоге не значится.
— Я вообще-то Марсианна Тищенко. Это мамина фамилия. Л имечко — папина причуда. Ну и я, чтоб «марсианкой» не дразнили, взяла да перекрестилась.
— Но вас нет в регистрационных списках планеты.
— Так ведь прописана я на Марсе. Предки постарались, чтобы я в случае чего квартиру не потеряла. А что нельзя, да?
— Почему же? Я искал вас для того, чтобы сказать, что уже напал на след «преступников». Один ретивый трест перестарался и выполнении и перевыполнении планов. Сейчас я собираюсь к его начальнику. Он отзовет своих рабочих — и все проблемы будут решены.
— Здорово! — просияла она. — Мы с дедом три года по этим начальникам бродили, а вы — раз-два... А можно я с вами?
— Карета подана! — важно произнес он, сделав величавый жест в сторону окна, где его уже поджидал турболет.
Когда она уселась на место пассажира, он направил машину на одну из крыш ближайшего здания и, убрав газ, повернулся к девушке.
Взглянув на него, она улыбнулась и отвела взгляд.
«Интересно, чему она улыбается?» — с досадой подумал он и сказал:
— Перед тем как лететь дальше, я хотел бы задать вам несколько вопросов.
Она присвистнула:
— Вот это да! Раз — и на допрос!
— Это не допрос. Просто взятие показаний.
— В неофициальной обстановке?
— Я не хочу, чтобы нас подслушивали.
— Боитесь своих же киберов?
— Мне бояться нечего. Сейчас я расследую одно странное дело, и которое вы оказались случайно замешанной.
— Что еще за дело?
— Неважно. Итак, первый вопрос: припомните, когда, какого числа в прошлом месяце в вашей квартире состоялась пирушка?
— Какая еще пирушка? — насупилась она.
— Ну, вечеринка, гулянка... как вы еще это называете? Не знаю.
— Просто маленький собирон, — сказала она, пожав плечами. — Похипповали, похохмили, побалдели, поборзели...
— Не надо, — прервал он ее, — вам это не идет.
Марина. —- НУ да, собирались мы у меня. Мы каждую неделю у кого-нибудь собираемся. Это дед вам настучал? — догадалась она. — Ну старый, я ему еще...
— Послушайте, девушка, — рассвирепел Андрон. — Я вызвал вас не для легкой светской болтовни. Я провожу расследование. И меня интересует та вечеринка, на которой присутствовала Эльза Лаймонс. Какого числа это было?
— Двенадцатого апреля.
— Точно?
— Точно. Я же «марсиянка». Вот предки и подгадали день моего рождения ко Дню Космонавтики.
— А тринадцатого она исчезла.
— Вы думаете, что...
— Я не думаю, я констатирую факты.
— Так надо же думать, а не констатировать! Что мы, по-вашему, ее убили, да?
— Я этого не говорил.
— Так вот, я вам скажу: Лизку никто из нас не обижал, она среди нас... самая безобидная, самая добрая была...
— И за это ваш Саша ударил ее? Она промолчала.
— Я спрашиваю: за это? Повторяю...
— Если хотите знать, Сашка среди них самый кристальный парень! Задаром он никого не обидит. И если он бьет, то за дело.
— За какое дело?
— Не знаю.
— Врешь.
— Правда не знаю... Дура она была. Царство ей небесное. Я ей говорила: Лизка, не связывайся ты с этой богемой. Нечего тебе там делать. Нет, только там полный простор для ее артистической натуры. Ну и Краммер ей нравился.
— Кто?
— Не знаю. Прилизанный такой, с черными волосами. Вечно про святое искусство нам задвигал.
— Значит, ты ее отговаривала, а она пошла?
— Ну да, так я ее одну и отпустила. Мы вместе пошли.
— А дальше?
— Что дальше?
— Что там было дальше? Рассказывай! — крикнул он.
— Что было? Ничего не было. Люди как люди. Сидят на лавках, киряют. Сценки всякие показывают. А потом их шеф...
— Генри?
— Какой еще Генри? Бабуля одна. В очках и с зелеными волосами. Бигги ее звали. Тетя Бигги.
— Какая из себя?
— Ну, ей под сорок, но еще бодренькая, на женушку вашу смахивает... Объявила она «танец откровения». Мы думали, в чем там дело, а они, оказывается, раздеваться начали. Тут и на меня начало действовать.
— Что начало?
— Ой, какие вы вещи спрашиваете...
— Обычные! Что начало?
— Не знаю, — сказала она, опустив голову. — Чертовщина какая-то. Даже сказать неудобно. Короче, сбежала я оттуда. И Лизку С собой уволокла. Еле добрались. Теперь все?
— Какого числа это было? В каком месяце?
— В марте.
— До праздников?
— Кажется... — она наморщила лоб. — На праздники я езжала... Числа второго-третьего...
Может быть, четвертого?
— Точно! — обрадовалась она. И тут же посерьезнела. — Но что-то вечно ее тревожило. А потом на вечере они с Сашкой повздорили, он ее и ударил. Она плакала. Потом ее вызвал кто-то по интеркому. Она ушла и... Больше мы ее не видели... Скажите, вы думаете, Лизку убили?
— Не знаю, — сказал он, вздохнув. — Официальная версия — Самоубийство. Ну хорошо, разберемся. Поехали.
— Куда? — удивилась она. — Разве... допрос не окончен?
— Допрос окончен. Но вы, мадемуазель, обладаете поразительной способностью впутываться в разные уголовные ситуации. Сейчас мы замешаны в трех преступлениях, в два из которых мы уже внесли кое-какую ясность.
— Какое же третье?
— О нем разговор впереди, — уклончиво ответил он, поднимая в воздух турболет. Ей вовсе не обязательно было знать, что ее оказания позволили Системе-1 выстроить вполне логичную версию
Преступления и она начала розыск похитителей.
Заведующий трестом «Главспортстрой» Арчибальд Миловзоров встретил их у дверей кабинета, проводил и посадил в мягкие Кресла у просторного полированного стола.
— Рад, безумно рад видеть человека героической профессии, — морил он, пока секретарша разливала по чашечкам чай. — Мой сынишка, увидев вас на экране, теперь бредит сыщиками и каждый в новостях ищет отчеты о ваших подвигах.
Какие уж подвиги, — смутился Гурилин. — Просто работа, пая и кропотливая.
— Да-да, конечно, — согласился Миловзоров. — Но и у нас — е не сахар. Казалось, уже все возложили на плечи машин — ументацию, расчеты, сметы, и все равно вся канцелярская братва пашет, голов не подымая. И ведь что поразительно, сколько воздам бюрократизм, а он с каждым годом все крепнет и крепнет. Правда, сейчас на смену бумажному электронный героизм пришел. Все кругом кибернетики да программисты. А инженера где взять? Где найдешь плановика, чтобы с одной же цифирою чудеса творил? Где трудовики, из абсолютного нуля рост производительности труда вышибающие? Нет их. Нетути. Вот и вертишься тут один за всех... — И при этих словах заведующий тяжело вздохнул.
— Скажите, проектированием спортивных объектов ваша организация занимается? — осведомился Гурилин.
— Смотря каких объектов. Если, скажем, пункты обслуживания, временные постройки, подземные кабеля, то своими силами управляемся. Ну, а если крупные объекты, трассы, корты, стадионы, то на это есть Главморстройпроект, Главгражданстройпроект, Госкультпроект, Главкультпроспроект, Глав...
— Нас интересует проект Суперкорта.
— А-а-а, как же, как же! «Стройка века». Да, работаем мы. Рук не покладая. Спин не разгибая. Его проектировал... — Заведующий почесал свой могучий голый лоб. — Дай бог памяти, кто же его проектировал? — нажав кнопку селектора, он спросил появившуюся на экране седовласую даму. — Софья Петровна, вы не помните, кто транскосмический комплекс проектировал.
Та немало удивилась:
— Господь с вами, Арчибальд Рихардович, где же мне упомнить? Этому проекту уж лет двести будет. Вы бы у технологов спросили. Вся документация у них.
— Видите? — обернулся к Гурилину заведующий. — Вот с кем приходится работать! Стройка века, а проекта нет.
Затем он вызвал отдел главного технолога. Но главный был на объекте, его заместитель на обеде, а девочка-практикантка ничего не знала.
Миловзоров развел руками.
— Вы не сомневайтесь, проект-то у нас есть, куда же мы без проекта-то. А в чем, собственно, дело?
— Дело в том, что стройка идет по прямой. Нигде не сворачивая, — пояснил Гурилин. — Точно по пятьдесят пятой параллели.
— Ну и что?
— А то, что эта параллель проходит через центр Москвы.
— Что вы говорите? — расхохотался директор. — Ай да умники! Ай да отчебучили! Сонечка! — гаркнул он в селектор. — Передай моему заместителю по производству, что если через пять минут проект Суперкорта не будет лежать на моем столе!.. Нет, что удумали! На что покусились! — возмущался он, утирая пот со лба. — Москву матушку с землей сравнять! Знаете, что я вам скажу? В прежние времена этого бы не случилось...
В этот момент дверь распахнулась и тонкий голосок пискнул.
— Помогите, пожалуйста!
Гурилин бросился на помощь и подхватил протискивающуюс в дверь гору запыленных бумаг, которые тащил крохотный чело вечек. Гору уложили на стол. За ней появилась еще одна такая же и четыре горки калек, чертежей и рулонов поменьше.
— Вот, — сказал человечек, утирая пот со лба. — Вот вам документы по Суперкорту. Проектировал Главкосмос.
— А почему именно они?
— Как? Разве вы не видите? Ведь Суперкорт только строится здесь, а на самом деле будет висеть в воздухе, а еще точнее — в безвоздушном пространстве. После сооружения он будет поднят в небо по принципу «космического лифта» и займет свое достойное место на орбите Земли.
— Но почему вы начали строительство именно на этом месте? — еле сдерживаясь спросил его Гурилин.
— Место, — назидательным голосом объяснил ему собеседник, — избрано специально, с учетом громадного значения столицы нашей родины для всего прогрессивного человечества...
— И с учетом этой важности столицу решено было разрушить?
— Ну, знаете ли, меня в те времена еще и на свете-то не было...
— А кто был?
— А вот кто был, тот пускай и отвечает!
— Постойте! — вдруг вмешалась Марина и показала им щиток своего переносного компьютера, где виднелась какая-то высчитанная только что формула. — Я читала про проект «космического лифта», — продолжала девочка. — Но ведь его, кажется, надо строить именно на экваторе, и там, на высоте нескольких километров, возникнет достаточная подъемная сила, чтобы унести объект в безвоздушное пространство...
— На что интересно это вы намекаете, милая барышня! — I лаза человека из-под очков гневно сверкнули. — По-вашему, вы одна тута грамотная, а мы все, значится, неучи, так, что ли, выходит?
— А ну тихо! — гаркнул заведующий. — Нечего тут рассусоливать. Давайте лучше искать.
Примерно с полчаса все рылись в бумагах, разыскивая основополагающий документ. И наконец нашли.
— Вот! — воскликнул Миловзоров, хлопнув по папке, с которой взметнулось облако пыли. — Видите здесь? Ноль градусов, ноль минут. А тут? На что похоже? Верхняя закорючка не пропечаталась, а на бумажке пятнышко... Вот. И машина приняла эту цифру за пятерку. И принялась делать увязку на местности, отталкиваясь от этой цифры.
— Но неужели же не видели, что машина ошиблась! — воскликнул Андрон. — На целых пятьдесят градусов!
— Так вы что не видели? — рявкнул Миловзоров на человечка. Тот развел руками.
— Я, извиняюсь, здесь всего пятый год, а проект, извиняюсь, середины XXII века.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20