Это — мужчина, похоже, высокого роста. По все видимости, собаки знают его. Он подошел к конуре и шепотом позвал их:
— Подойди, Тассо, подойди, Зента, я кое—что вам принес. Сейчас вы получите что—то вкусненькое.
Сердце Даниеля ушло в пятки. Он бросился к палатке, споткнулся о камень и растянулся во весь рост. Фонарь выпал из его рук, стекло разбилось. Даниелю ничего не оставалось, как громко закричать:
— Тревога, тревога! Этот тип уже здесь. Тревога!
Незнакомец, готовый уже сунуть что—то собакам, пустился наутек.
В палатке послышалась возня, раздались возбужденные крики. Вспыхнули блуждающие огоньки фонариков, бросая светлые конусы на темный сад. Собаки яростно залаяли.
Анналуиза Редлих проснулась, торопливо набросила на плечи халат и поспешила на помощь ребятам. Она появилась в дверях домика, но на ступеньке под ее ногами сдвинулась одна из досок, домашняя туфля на левой ноге застряла в щели, старая женщина вскрикнула и упала. Лежа на земле, она жалобно застонала.
— На помощь, дорогие дети, — закричала, наконец, бабушка Редлих, — помогите мне, я упала и не могу подняться. Нога… нога… Кажется, я повредила ногу.
Даниель вместе с девочками поспешил к ней. Они подняли пострадавшую и отнесли в домик.
— Очень больно, бабушка Редлих?
— Нет, ничего, я могу двигать ногой, значит, она не сломана. Но мои собаки, мои бедные собачки, с ними ничего не случилось?
— Все в порядке, бабушка Редлих. Этот тип обнаружил нас и дал деру.
Неизвестного действительно и след простыл. Ребята обшарили каждый куст, каждый уголок сада. Единственное, что они нашли — это сверток, который он принес. В нем оказалось мясо, нарезанное небольшими кусочками и завернутое в разноцветную тряпку.
Лутц осторожно тронул приманку: мясо, вероятно, отравлено. С помощью двух палочек, которые он использовал вместо щипцов, уложил мясо обратно в тряпочку. Затем понес находку к бабушке Редлих.
— Вот, с помощью этого негодяй хотел погубить ваших собак, — сказал он.
Бледное лицо Анналуизы Редлих стало белым.
— Это просто ужасно. Будьте осторожны, дети, не трогайте ничего и хорошенько вымойте руки, надо соблюдать осторожность, — попросила она.
— Не беспокойтесь, мы не отравимся, — ответил Лутц. — Но о самом удивительном вы еще не знаете. Ваши собаки не залаяли в тот момент, когда появился отравитель. Они даже не зарычали.
— Это невозможно, этого просто не может быть!
— Но это так, бабушка, — настаивал мальчик. — Собаки даже помахивали хвостами и были настроены весьма дружелюбно. Даниель подтвердит. Я уверен, что преступник часто бывал у вас, и собаки его хорошо знают.
— Исключено, милый, — не соглашалась госпожа Редлих. — Те немногие люди, которые меня навещают, настроены ко мне хорошо. Им я могу доверять.
— Бабушка, — только и мог сказать Лутц. — Жаль, что ваши собаки не могут говорить.
Волнение взвинтило нервы похлеще крепкого кофе. Госпожа Редлих не могла заснуть, а ребята бродили по саду как призраки. Они еще и еще раз обследовали каждый метр: вдруг обнаружатся какие-нибудь улики?
— Жаль, что этот негодяй не обронил удостоверение личности. Тогда бы мы знали его имя и адрес. — Руди Марквард сказал то, о чем думали все.
Поиски не дали ничего нового.
Вдруг с соседнего участка раздался мужской голос.
— Эй, молодые люди, что вы там разыскиваете в столь позднее время? Что-нибудь случилось?
Это спрашивал Отто Шубак. В пижаме, он подошел к забору, поддерживая брюки, у которых растянулась резинка.
«Не беспокойтесь, пожалуйста, мы проводим ночные учения», — хотел было крикнуть в ответ Лутц. Он, как каждый комиссар уголовной полиции, не доверял подозреваемому им лицу. Но Антье опередила его и выдала всю правду: она вообще не умела лгать.
— Подумайте только, кто—то пытался отравить собак госпожи Редлих. И мы едва не поймали преступника.
— Что ты говоришь? — удивился сосед. — Кто—то хотел умертвить собак? Неужели такое бывает? Конечно, своим постоянным лаем они могут вывести из себя кого угодно. И я знаю это лучше других. Лают эти собаки много. А теперь укладывайтесь и спокойно засыпайте. Вряд ли этот парень скоро отважится вновь появиться здесь.
Шубак возвратился домой.
Лутц сжал кулаки.
— И этот подлец разыгрывает из себя человека, не имеющего ни о чем ни малейшего представления! Верно считает нас за глупцов.
Хеди возразила ему:
— Нет, не думаю, мы зря подозреваем этого человека.
— Почему? Потому что он явился в пижаме? Все это уловки — уловки, дешевые трюки. Хочет изобразить из себя порядочного гражданина, который спал мирным сном в своей кровати. А ты? Ты просто попалась на его удочку.
— Я ни на что не попалась, я делаю выводы. Подумай—ка еще раз, похож ли Шубак на отравителя собак?
— Да, похож, о чем говорить!
— Ну ладно, а как ты объяснишь тогда поведение собак? Они же ведь не глупы. И если Шубак их ненавидит, они чувствуют это и никогда не встретят его, виляя хвостами. Тем более если он появится среди ночи, крадучись как вор.
Лутц озадаченно замолк.
«Черт побери, — подумал он, — а ведь то, что говорит Хеди, резонно. Я—то, дурак, не учел эти новые обстоятельства. Да, это верно, поведение собак снимает подозрение с Шубака. А может быть, он ввел их каким—то образом в заблуждение? Возможно, Шубак использовал особый одеколон или что—то в этом роде, чем и сбил собак с толку?»
Лутц откашлялся. «Только не падать духом», — подумал он и сказал:
— Вполне возможно, что мы подозревали Шубака напрасно. Но мы не можем прочитать его мысли или обратиться к его совести. Во всяком случае, сегодня ночью мы обнаружили новый отправной пункт для дальнейшего расследования. Я имею в виду пеструю тряпку, в которую была завернута приманка с ядом. Рисунок ткани бросается в глаза и может послужить отличной уликой. Теперь нам нужно выяснить, у кого есть изделия из этой ткани, и отравитель окажется в ловушке.
Даниель захлопал в ладоши.
— А что, если в универмаге или кооперативе проданы целые рулоны такой материи?
— Ну, если только… — Лутц сохранил невозмутимость. — Посмотри при случае криминальную передачу по телеку. Оттуда ты сможешь почерпнуть представление о том, что в уголовной полиции означает «работа с мелочами». Нет, нет, поверь мне: возможно все, и нет ничего невозможного.
Спокойное воскресенье, бурный понедельник
Воскресенье прошло спокойно. Собаки в конуре дремали. Раскинув лапы, они нежились на солнышке. Никто не нарушал их покой. Палатка исчезла, ребята сняли свой пост. Сыщики — тоже не сверхчеловеки, усталость загоняет и их в постель. Но перед уходом с участка они закопали отравленное мясо в саду. Конечно, без тряпки, в которую оно было завернуто, — ее они предусмотрительно оставили. О да, эта ценная улика им еще понадобится.
Около полудня бабушка Редлих поднялась с постели. Обычно она вставала рано, но сегодня ей хотелось подольше полежать. Подъем давался ей с трудом. Она чувствовала себя соверешнно разбитой. Поврежденная нога посинела и опухла, при кашле появлялась боль в груди.
«Держись, Анналуиза, — бодрилась она. — Тебе необходимо собраться с силами, чтобы выполнить срочные дела».
«Держись, Анналуиза…» Эти слова она произносила не раз в своей жизни. Впервые они пришли ей на ум после теплого весеннего дня в марте тысяча девятьсот тридцать третьего года. Но кто в городе вспоминал ныне об этом происшествии, хотя тогда оно и привлекло внимание всех.
В тот мартовский день Анналуиза Редлих, преподававшая черчение в школе, повела своих учеников на городскую площадь и дала им задание нарисовать старую ратушу. Дети работали с удовольствием. Маленькие художники привлекли внимание прохожих. В их числе оказались и пять штурмовиков, фашистов в коричневой униформе и начищенных до блеска сапогах. Один из них заметил среди школьников Морица Мендельсона — мальчика с кудрявыми волосами.
— Черт побери, это еврейское чучело делает из нашей древнегерманской ратуши молельный храм для «ициков», — злобно крикнул он и вырвал из рук мальчика тетрадь для рисования. Его сообщники, подзадоренные этими словами, хотели наброситься с кулаками на еврейского мальчика. Учительница смело прижала его к себе, прикрыв своим телом. Штурмовики тем не менее стали наносить удары, которые женщина приняла на себя. Ей даже рассекли голову. И хотя рана быстро затянулась, от ударов она оглохла. А через несколько недель Анналуизу Редлих уволили из школы.
«Национал—социалистическое государство не позволит, чтобы немецкие дети учились у полуглухой женщины, лояльно настроенной к евреям» — так было сформулировано официальное решение.
«Держись, Анналуиза!..» И ей пришлось держаться все те годы. Она брала работы по переписке, была помощником художника на фарфоровом заводе, не гнушалась ничем. А после той ужасной ночи, когда город был подвергнут бомбежке, она, как и многий другие жители, потеряла жилище и была вынуждена собственными руками соорудить на участке земли, доставшемся ей по наследству, времянку. Когда же после войны в стране царил голод, она пригрела случайно забежавшую к ней шелудивую овчарку, лечила ее, делилась с ней последним куском хлеба и картошкой. И та, как бы в благодарность, принесла целый выводок здоровых щенков.
Когда это было точно, госпожа Редлих теперь уже не вспомнит. Но это был день, когда из бывшей учительницы она стала человеком, разводящим собак, самым настоящим собаководом.
«Держись, Анналуиза!» Бабушка Редлих в это воскресенье едва стояла на ногах. С наступлением сумерек она открыла загородку, привела собак в домик и тщательно заперла входную дверь.
— Ведите себя прилично, — обратилась она к четвероногим ночлежникам. — Теперь хоть черт явится собственной персоной, здесь вы в надежном месте, как у Христа за пазухой.
Воскресенье прошло спокойно, но для госпожи Редлих оно было довольно тревожным. Почти без сил она легла в кровать, но ей не спалось. Время от времени она брала в руки палку, чтобы прогнать Нанту и Никсе, норовивших забраться к ней в постель. Даже при всей своей любви к животным, бабушка Редлих не могла позволить им подобную вольность.
В понедельник после обеда накалились даже подошвы ботинок. Ребята обошли дом за домом: вверх по лестнице, вниз по лестнице, не замедляя темпа, без перерывов на отдых.
— Давайте, давайте, двигайтесь, мы же не играем в почту, когда можно передвигаться черепашьим шагом!
И они действительно не играли в почту, а проводили настоящую розыскную акцию. Они искали ткань. Размер был им неважен. Важен характер материала, цвет и рисунок. Надо, чтобы они были как на той тряпке, которую обронил собачий отравитель.
— Имейте в виду: то, что нам нужно, это — ткань из искусственного шелка светло—коричневого цвета с красно—зелеными полосами и рисунком в клеточку, нанесенным вдоль и поперек, — наставлял Лутц каждого. — И оставьте в покое старые газеты и журналы. Сегодня мы собираем исключительно тряпье.
Разумеется, уже проверенный в деле оперативный отряд был задействован полностью. Число участников даже увеличилось. Лутц, Хеди, да и остальные не стали делать секрета из операции. И поступили так специально: ведь в городе, насчитывающем более двадцати тысяч жителей, отравитель собак мог оказаться в любом доме, за каждой дверью. В таком деле нельзя надеяться на случай: успех обеспечивается только кропотливой работой. Поэтому нужны новые помощники. К сожалению, некоторые отказались принять участие в акции. Дело в том, что по понедельникам после обеда по телевидению обязательно крутили художественный фильм. Для заядлых телезрителей это гораздо интереснее сбора какого—то старого тряпья, поэтому они отсутствовали.
— Эти зануды скорее просверлят своими носами дыры в экранах, чем поучаствуют в подлинных приключениях, — бросил едкое замечание Даниель Штрудель. — Ха, эти тупые типы, которые проводят у «ящиков» все свободное время, не имеют ни малейшего представления о настоящей романтике.
Однако расхваливаемая Даниелем романтика в тот день просто отсутствовала. Ибо из собранных тряпок предстояло выбрать кусочки искусственного шелка в клеточку. А подобные встречались крайне редко. К тому же, все они были грязными. Часто попадались совсем неприглядные лохмотья, старые вонючие блузки, свалявшиеся мужские носки, остатки нижнего белья в пятнах от сырости.
Пальцы Хеди во время сортировки испачкались основательно.
— Фу, здесь нужны перчатки! — Она сморщила нос от омерзения.
Антье Гербер постоянно отряхивалась, ее косички болтались из стороны в сторону.
— Это просто ужасно, — стонала девочка, — у меня все чешется. Я наверняка нахваталась блох. Их на мне уже не менее десятка.
Три тележки, с которыми они передвигались от дома к дому и от улицы к улице, постепенно наполнялись. Но все еще не попадался лоскуток разыскиваемой ткани из искусственного шелка.
Даниель Штрудель окончательно избавился от романтики.
— Да это то же самое, что найти потерянную зубную пломбу в куче щебня, — сказал он разочарованно.
Лутц Хартвиг, еще полный надежды и уверенности, подбадривал уставших ребят:
— А как вы себе, собственно, представляли? Если можно было бы обнаружить каждого преступника за пять минут по компасу, то любой желающий стал бы старшим инспектором уголовной полиции. Нет, нет, для этого требуются большая выдержка, терпение и настойчивость.
После такого подбадривания акция продолжилась.
Кучи тряпья все росли. Тележки стали походить на возы с сеном. Стоп, достаточно, ведь так половину добычи можно и растерять. Объединенными усилиями тележки доставили на Короткую улицу к приемщику утильсырья Эмилю Крауткопфу.
Маршрут юных сыщиков проходил по улице Флориана Гайера, мимо новых жилых домов, первые этажи которых занимали магазины готового платья, лавки с изделиями художественных ремесел. В витринах, оформленных с большим вкусом, были выставлены керамические вазы, подушки и подушечки с затейливой вышивкой, всевозможные поделки с резьбой по дереву, юбки из яркой ткани, сотканной вручную.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13