БИЛЕТ ВО ВСЕЛЕННУЮ


1
Ричард Фолк был психически здоровым человеком. Три месяца назад,
насколько он мог судить, он оставался единственным психически здоровым
человеком в мире безумцев.
Теперь он был мертвым человеком.
Он лежал в металлическом гробу размерами двадцать ярдов на три, без
воздуха, без звуков. Под прозрачным забралом шлема, на которое осел иней
замерзшего воздуха, его губы были ярко-синими, а щеки, нос и лоб
бледно-фиолетовыми. Его неподвижная плоть промерзла насквозь. Он не
двигался, не дышал, не думал. Не жил.
Рядом с ним, пристегнутый ремнями к его скафандру, лежал
металлический ящик с надписью: "Сердечный зонд Скато. Инструкция внутри".
Вокруг него, закрепленные на стенах широкими полосами липких лент,
располагались всевозможные ящики, канистры, бочонки и обтянутые мешковиной
коробки. Груз. Гроб Ричарда Фолка был грузовым кораблем, отправляющимся на
Марс.
В замороженном мозгу человека хранились аккуратно уложенные
воспоминания - такие же, как при жизни. Только сейчас каждая клеточка
мозга была изолирована морозом. Энтропия мозга упала до нуля. Верхними в
копилке памяти, ожидая пробуждения, которое могло и не наступить, лежали
воспоминания о последних часах его жизни.
Когда корабль стартовал, Фолку пришлось ждать, пока не утихнет танец
молекул в его корпусе, пока все тепло корабля не уйдет в космическую
пустоту. Затем снова ждать, выключив обогреватель скафандра и слушая
тишину, пока не иссякнет живое тепло его собственного тела. Сначала
онемели пальцы рук и ног, затем нос и уши, губы и щеки. Наконец всю его
плоть свело судорогой пронзительной ледяной агонии. Человек смотрел, как
его дыхание наполняет шлем морозным туманом, как холодные капли воды
собираются на еще более холодном пластике забрала.
Это было непросто, и требовало храбрости. Поспешишь - и замерзающая в
теле жидкость кристаллизуется, прорвав стенки клеток миллионом иголочек
льда. Промедлишь - и холод отнимет возможность действовать, не даст
совершить последний шаг в неподвижность.
Фолк ждал, пока в его тело не вползло фальшивое тепло умирания.
Ласковый палач, который отнимает у приговоренного тело, действуя не острым
топором, а ленивым покоем. Тогда Фолк резко бросил тело меж двух связок
груза, растолкал ящики в сторону и добрался до нагой стенки корпуса. Там,
распластав руки, как парящий в небе орел - крылья, он умер.
Добровольное распятие себя.
Корабль висел в центре звездной сферы, неподвижный, как и положено
склепу. Так было долго... как долго? Никак, ибо здесь не было никого
живого, воспринимающего течение времени. Время ничего не значило для
мертвого груза корабля. Здесь не происходило событий. Даже автоматические
приборы управления застыли, охлажденные почти до абсолютного нуля. Только
крошечный поток электронов иногда пробегал по ним.
Но вот щелкнуло реле. Дрожь пробуждения прошла по механизмам,
передалась всему корпусу корабля. Слабый щелчок сдвинул с места лавину
событий. Радиолокационная установка в носу корабля начала передавать
сигналы через фиксированные промежутки времени. Защелкали другие реле, и
вот проснулись двигатели, что-то коротко проговорили и смолкли. На
мгновение корабль вновь превратился в движущийся предмет: камешек,
брошенный с планеты на планету. Двигатели ожили еще на миг, потом еще.
Затем, после долгого скольжения в пустоте, корпус корабля наконец
соприкоснулся с молекулами атмосферы. Корабль нырнул в воздух Марса,
вынырнул обратно, и снова нырнул, и снова вынырнул, облетая планету.
Щелкнуло последнее реле, и гроб Фолка - грузовая капсула - выпала из
поддерживающих рам. В металлическом скелете корабля снова заработали
двигатели, унося его обратно, в лишенные времени глубины.
Над грузовой капсулой, падающей вниз, раскрылся парашют. При здешней
плотности воздуха в условиях земной гравитации такой парашют не смог бы
замедлить падения капсулы. Но здесь, на Марсе, его оказалось достаточно,
чтобы погасить скорость.
Капсула упала в марсианский песок. Труп Фолка внутри начал медленно
оттаивать.

Стучало его сердце. Это было первым, что осознал Фолк после
пробуждения. Он благодарно слушал негромкие ритмичные звуки. Грудь его
поднималась и опускалась, поднималась и опускалась. Он слышал, как свистит
воздух в ноздрях и чувствовал, как вздрагивает вена на виске.
Затем возникло ощущение покалывания - наполовину щекотка, наполовину
боль - в руках и ногах. И наконец он увидел красноватый свет,
пробивающийся под закрытые веки.
Фолк открыл глаза.
Он увидел бледное размытое пятно, сфокусировал зрение и понял, что
это лицо человека. Человек отошел на минуту, затем вернулся. Теперь Фолк
видел его вполне отчетливо. Молодой, лет тридцати. Бледные щеки выбриты до
синевы. Черные прямые волосы слегка взъерошены. Очки в тонкой черной
оправе. По обе стороны тонкогубого рта пролегли иронические морщинки.
- Ну что, уже все в порядке? - спросил он Фолка.
Фолк пробормотал ответ непослушными губами, и лицо придвинулось
ближе. Во второй раз у Фолка получилось разборчивее.
- Вроде да.
Молодой человек кивнул. Он взял с кровати какой-то предмет и принялся
разбирать его на части, складывая их в отделения металлической коробки.
Теперь Фолк увидел, что это сердечный зонд. Выпуклый корпус, приборы
управления, короткая игла толщиной с капилляр.
- Где вы это взяли? - спросил молодой человек. - И какого дьявола вы
делали на грузовом корабле?
- Зонд я украл, - ответил Фолк. - Скафандр тоже, да и все остальное.
Выбросил груз, чтобы скомпенсировать свой вес. Я хотел попасть на Марс.
Другого способа не было.
Молодой человек уронил руки на колени.
- Украл, - повторил он, не в силах поверить. - Украл. Значит, вы не
подвергались аналоговой обработке. Так?
Фолк усмехнулся.
- Подвергался, еще как. Раз десять. Только она на меня не действует.
- Он чувствовал себя невероятно усталым. - Дайте мне немного отдохнуть,
ладно?
- Конечно. Простите меня.
Молодой человек ушел, и Фолк закрыл глаза, возвращаясь к
медлительному круговороту образов, которые заполняли его мозг. Он вспомнил
во всех подробностях последние часы перед смертью, боль и страх умирания.
Если позволить психике похоронить травму незалеченной, она рано или поздно
напомнит о себе. Фолк снова и снова перелистывал воспоминания, впитывал в
себя ощущения тех минут. Не отторгнуть боль и страх, а - принять,
осознать, и жить дальше.
Спустя некоторое время молодой человек вернулся с чашкой горячего
бульона, и Фолк с благодарностью выпил его. Потом он незаметно для себя
соскользнул в сон.
Когда Фолк проснулся, он был гораздо сильнее. Он попытался сесть, и,
к своему легкому удивлению, проделал это вполне успешно. Его хозяин,
который сидел в кресле на противоположной стороне комнаты, отложил трубку
и подошел, чтобы подсунуть Фолку под спину подушки. Потом он снова сел в
кресло. Комната была загромождена разными предметами. Пахло затхлостью.
Пол, стены и потолок комнаты были одинаково металлическими, покрытыми
эмалью. Здесь было множество книг и столько рулонов ленты с записями. Они
занимали все полки и возвышались стопками на полу. С ручки двери свисала
грязная рубашка.
- Поговорим? - предложил молодой человек. - Меня зовут Вольферт.
- Приятно познакомиться. Меня - Фолк... Я думаю, вы хотите прежде
всего узнать, что у меня за странная история с аналогами.
- И почему вы здесь.
- Причина одна и та же, - ответил Фолк. - У меня иммунитет к
аналоговой обработке. Я не знал этого наверняка, пока мне не исполнилось
десять лет - но, думаю, я таким родился. С семи лет, помню, другие ребята
стали рассказывать о своих ангелах-хранителях, ну и я тоже стал делать
вид, что у меня есть ангел. Знаете, как это водится у детей? Все, что
угодно, только чтобы не отстать от других.
Целых три года я не знал - то ли все остальные тоже притворяются, как
и я, то ли действительно я один лишен невидимого ангела-хранителя, который
может говорить со мной. Насчет невидимости я был совершенно убежден. Я
считал, что остальные ребята лгут, будто могут видеть ангелов. Ну, а есть
хранители на самом деле, или нет, - это совершенно другой вопрос. Правду
сказать, он меня не особенно-то и волновал.
Когда мне было десять лет, я совершил первую кражу. Я очень хотел
прочесть книгу, которую отец никогда бы мне не купил. Продавец смотрел в
другую сторону, и я просто взял и сунул ее под куртку. Смешно - я уже
наполовину прочитал ее, и только тогда сообразил. Это же было
доказательством того, что у меня нет ангела! К тому времени, видите ли, я
решил, что никогда не видел своего хранителя просто потому, что не
совершал плохих поступков. Я этим гордился, и немало... только так уж
получилось, что я очень хотел прочесть ту книгу.
Слава богу, у меня хватило ума сжечь книгу, когда я ее дочитал. Если
бы я этого не сделал, вряд ли бы я дожил до зрелых лет...
Вольферт хмыкнул.
- Да уж, вряд ли, - согласился он. Он неотрывно смотрел на Фолка, и в
глазах его читались интерес и настороженность. - Даже один-единственный
лишенный аналогового контроля человек может перевернуть весь мир. Но, мне
казалось, невозможность иммунитета доказана теоретически?
- Я много об этом размышлял. Если верить классической психологии,
иммунитета быть не может. Я не обладаю повышенной устойчивостью к
гипнотическим медикаментам, они действуют на меня совершенно обычным
образом. Но сенсорный механизм просто не отвечает. У меня была бредовая
идея, что я - мутант, возникший как ответ природы на аналоговую обработку,
которая есть фактор, мешающий выживанию вида. Но на самом деле я ничего не
знаю. Мне так и не удалось найти никого подобного мне.
- Хм-м, - сказал Вольферт, попыхивая трубкой. - Мне кажется,
следующим логичным шагом для вас было бы жениться и завести детей. Может,
они тоже окажутся иммунными?
Фолк горько глянул на него.
- Вольферт, я не хочу вас обидеть, но... Вы можете себе представить
уютное семейное гнездышко в мире маньяков?
Бледные щеки Вольферта медленно залила краска. Он вынул трубку изо
рта, долго разглядывал ее и наконец произнес:
- Да, я понял. Я знаю, о чем вы.
- Может быть, и не знаете, - сказал Фолк, думая при этом: "Я его
обидел. Но что я мог сделать?" - Вы на Марсе уже десять лет, правда?
Вольферт кивнул.
- Дела в мире идут все хуже и хуже, - сказал Фолк. - Я взял на себя
труд проглядеть кое-какую статистику. Данные найти нетрудно. Чертовы
идиоты ими гордятся! Количество пациентов, содержащихся в психиатрических
лечебницах, медленно понижалось начиная с 1980 года, когда была принята
всемирная программа аналоговой обработки. Применение аналогов с той же
скоростью росло. Эти две кривые симметричны. Одна компенсирует другую.
Все меньше и меньше людей отправляется в сумасшедший дом - не потому,
что произошел прогресс в методах лечения, а потому, что вновь
усовершенствована аналоговая обработка. Человек, который пятьдесят лет
назад был бы помешанным, сегодня управляется галлюцинацией, которая
заставляет его поступать так, будто он нормален. Для окружающих он
нормален. Внутри же - окончательно и бесповоротно безумен. Но это не самое
страшное. Человек, который пятьдесят лет назад был бы лишь слегка
психически неуравновешенным, попал бы в психолечебницу и был вылечен - это
человек сегодня столь же безумен, как и первый! Это больше не имеет
значения. Все люди до единого могут быть законченными маньяками, но
заведенный на планете порядок не нарушится.
Вольферт принужденно улыбнулся.
- Ну так что с того? По крайней мере, на планете теперь мир.
- Конечно, - отозвался Фолк. - Никаких войн - исчезла самая
возможность войны. Ни убийств, ни краж, вообще никаких преступлений.
Потому что у каждого есть полисмен под черепом. Но действие влечет за
собой противодействие, Вольферт - в психиатрии так же, как и в физике.
Тюрьма - это место, откуда человек стремится сбежать, пусть даже у него
уйдет на это вся жизнь. Надавите на один поршень, другой поднимется. Я
считаю, что пройдет еще десять-двадцать лет, и кривая помешательства вновь
возрастет. Потому что единственный путь бегства от тирании хранителей
лежит в сторону дальнейшего безумия. И, в конце концов, будет достигнут
порог, за которым никакие аналоги не помогут. И что они станут делать
тогда?
Вольферт задумчиво выбил трубку и поднялся с кресла, машинально
посасывая мундштук.
- Мне кажется, - сказал он, - под словом "они" вы подразумеваете
психиатров, которые фактически правят Землей. Судя по всему, вы уже
решили, что будете делать лично вы?
Фолк улыбнулся.
- Да. С вашей помощью отправлюсь на звезды.
Вольферт на мгновение застыл.
- Значит, вы знаете, - медленно сказал он. - Что ж... Пойдемте в
соседнюю комнату. Я вам покажу.
Фолк знал, что Дверь существует. Но он понятия не имел, как она
выглядит.
Это был параллелепипед из материала, который выглядел, как гладкое
коричневое стекло. Десять футов в высоту, шесть в длину и шесть в ширину.
Внутри, ближе к дальней стенке, на уровне груди располагался рычаг
странной формы. Больше всего он был похож на старомодную трость с
набалдашником, которая две трети длины шла параллельно задней стенке, а
дальше изгибалась под прямым углом. Набалдашник был обращен к передней
стенки Двери.
1 2 3 4 5