8а. Аскетическое художество
Начнем этот раздел с указания на основное и главнейшее в рамках православного вероучения использование творческого дара - это дар «художества» в отношении собственной души. Действительно, такая тончайшая вещь, как душа, требует очень внимательного и творческого подхода, поскольку душа каждого человека без исключения - это особый случай. Причины и механизмы наших душевных движений далеко не всегда ясны для нас - а если сказать точнее, то почти всегда не ясны, - и чтобы совладать с ними и приобрести гармоническое душевное и духовное устроение, соответствующее замыслу Божию о нас, приходится очень много потрудиться. Здесь невозможно следовать лишь каким-то общим рекомендациям и унифицированному для всех подходу, но путь обретения целостности и гармонии у каждого человека своеобразен, этот труд для каждого свой и для каждого человека он не повторим.
По этой причине отцы Церкви сравнивали труд человека, подвизающегося на поприще усовершения своей души и украшения ее добродетелями, с трудом художника. Святитель Василий об этом пишет: «Каждый человек, живущий в этом теле, походит на живописца, рисующего какой-нибудь образ в сокровенном месте. Как этот живописец когда, закончив картину, вынесет ее из сокровенности на выставку, зрители его хвалят, если хороший избрал для нее предмет и нарисовал его хорошо, и, напротив, порицают, если и предмет избрал дурной, и нарисовал его плохо, - так и каждый человек, когда по смерти предстанет на суд Божий, имеет быть похвален и ублажен Богом, ангелами и святыми, если украсил ум свой и свое воображение светлыми, божественными и духовными образами и представлениями, и, напротив, имеет быть посрамлен и осужден, если наполнил свое воображение картинами страстными, срамными и низкими».
Очень важно понимать, что, согласно учению Церкви, труд аскетического делания не является прерогативой только тех, кто пребывает в монашеском сане, но это - обязанность всех без исключения христиан. Человек, считающий и называющий себя православным христианином, но не трудящийся над усовершением души, не занимающийся аскетическим художеством, жестоко ошибается, о чем постоянно предупреждают нас учителя Церкви.

8б. Способность к творению рукотворной красоты
Творческое начало в человеке, позволяющее ему творить в привычном для нашей эпохи смысле слова, в определенной мере освящено и учением о Боге-Творце, важнейшим для христианской догматики. В Книге Притчей Соломона о Софии - Премудрости Божией говорится как о Художнице и радости, а в книге Премудрости Соломона она зовется Художницей всего (отцы Церкви традиционно понимали это место так, что здесь идет речь о Сыне Божием). Таким образом, наличие творческого начала в человеке связано с тем, что человеческая природа имеет некое сходство со своим Творцом, поскольку человек, согласно Писанию, сотворен по образу и подобию Божиему.
Можно сказать также, что принципиальное отличие «механизмов» творчества в отношении человека и Бога заключается в том, что Бог непостижимо для нас творит «из ничего», и украшает сотворенное (см. выше). Человеческая же природа такова, что способность творить нечто «из ничего» в ней отсутствует; человек может только «украшать». То есть, творческое начало человека может осуществляться только на основании какого-то пригодного для оформления материала, путем преобразования «сподручной» материи, вкладывания в нее того, что изначально в ней не содержалось. Творя, человек преобразует «сподручную материю» из без-образного состояния, придает ей образ. «Материя» в данном случае понимается в самом широком смысле, ею может быть и холст с красками (для художника), и строительный материал (для архитектора), и музыкальные инструменты (для музыканта), и слова (для литератора), и концепции (для философа), и наконец - собственная душа для каждого человека, и в первую очередь, для христианина, преобразующего ее с помощью Божией.
Сотворенный Богом и дарованный ему «сподручный материал» человек, реализуя свое творческое начало, украшает, приводит к красоте. Если речь идет про традиционные для современного мира виды творчества, то, в зависимости от вида «сподручной материи», с которой работает человек, он воплощает красоту в рамках того или иного вида искусства. Однако для христианина любые душевные движения и любая деятельность может иметь значение только исходя из единственного критерия: какое эта деятельность имеет отношение к спасению, жизни вечной для данного человека, то есть как та или иная деятельность сотериологически окрашена. Естественно задаться вопросом: какое отношение к спасению имеет занятие искусствами, приведение материи к красоте, а также - какое значение с точки зрения сотериологии имеет восприятие красоты, даруемой искусствами?

8в. Сотериологическая окраска рукотворной красоты
Относительно первого вопроса следует сказать, что само по себе занятие мирскими искусствами нейтрально в этом отношении. Как таковое, оно не препятствует спасению, но и не способствует ему. В этом отношении все зависит от произволения и душевных движений конкретного человека, занимающегося искусствами, от того, как он относится к своей деятельности, для чего осуществляет ее. Если истинная причина его занятий, может быть, и не вполне осознаваемая им самим, в большей мере связана с акцентом на собственной самости, то по истине творчество его бесполезно - вне зависимости от того, насколько прекрасен сам плод его творчества. Если же душевное состояние человека таково, что в своей творческой деятельности в большей мере он жаждет не самоутверждения, но прославления Творца, может быть даже в опосредованной форме, - тогда его занятия имеют действительный смысл.
То же самое относится и к вопросу о сотериологической окраске восприятия красоты, даруемой искусствами. Само по себе восприятие красоты, производимой искусствами, сотериологически нейтрально, но оно может принести благо или во вред, в зависимости от душевного расположения воспринимающего человека. Впрочем, это касается любой красоты в тварном мире - рукотворной или природной.
Специфика же красоты, производимой искусствами, в ее отличие от природной красоты, состоит в том, что красота искусств не безразлична по отношению к «наблюдателю», но всегда нацелена на кого-то, кто ее должен воспринимать, причем, нацелена она может быть на различные составляющие человека - телесную составляющую, душевную и духовную. Следует сказать, что каждое из этих направленностей искусства допустимо, принципиально же то, направлено ли данное произведение искусства на страстное начало в человеке или нет.
Соответственно, искусство, и производимая им красота, направленная на страстное начало в телесной составляющей человека, будет апеллировать к сексуальной - и шире - животной сфере; искусство, направленное на страстное начало в душевной составляющей человека, апеллирует к поверхностно-эмоциональной сфере, не давая ей выходить в сферу духовного; наконец, искусство, направленное на страстное начало в духовной составляющей человека, пропагандирует псевдо-духовность, всегда основанную на извращении того или иного истинного духовного принципа. Примеров таких произведений искусства великое множество. Разумеется, того, чтобы создавать, либо воспринимать произведения искусства, нацеленные на страстное начало человека, человеку, желающему вести христианскую жизнь, необходимо избегать.
Этот вопрос обсуждался во время споров о статусе искусства, которые возникали еще в раннехристианскую эпоху. В трактате «О зрелищах», приписываемом святому Киприану Карфагенскому, приводится мнение относительно допустимости участвовать в народных, в то время - языческих, зрелищах (то есть посещать цирки, театры, конные состязания), которое высказывали некие христиане, апеллирующие к Ветхому Завету: «Где написано об этом? Где запрещено [участвовать в зрелищах]? Ведь и Илия представляется возницею Израилевым и сам Давид скакал пред ковчегом. Также читаем о гуслях, трубах, тимпанах, свирелях, арфах и хорах. Да и апостол, ополчая нас на брань, предлагает против духов злобы орудия, обыкновенно, употребляемые борцами; он же, когда берет примеры от ристалищ, между наградами полагает венцы. Почему же человеку верующему, христианину, нельзя смотреть на то, о чем позволительно было писать в божественных писаниях?». На это автор трактата отвечает, что Давид плясал не ради развлечения, но перед Лицом Господа, и то, что «Давид плясал пред Лицом Божиим, нисколько не оправдывает верных христиан, присутствующих в театре, потому что он не употреблял при этом бесстыдных телодвижений, и его пляска не была греческим сладострастным танцем. Гусли, трубы, свирели и арфы воспевали Бога, а не идола».
Действительно, автор трактата призывает избегать искусства, направленного на разжигание телесных инстинктов, то есть служащего страстному началу в человеке. Подобного рода искусство не может являться чем-то благим; оно всегда имеет отрицательную сотериологическую окраску. Напротив, только такое искусство, которое направлено на духовное начало в человеке, о каковом и упоминается в Ветхом Завете, - может являться благом.
Следует еще отметить, что положительную роль может играть не обязательно такое искусство, в котором непосредственно прославляется Бог; искусство, и являемая им красота, могут и опосредованно способствовать духовному росту человека, его борьбе со страстями, прославлению Бога - например, в случае литературного произведения, если оно призвано освободить человека о тех или иных иллюзий в отношении мира. Очень часто бывает так, что некое произведение искусства в одних отношениях являет истину, в других - ложь, и здесь уже зависит от особенностей душевного расположения конкретного человека, воспринимающего данное произведение искусства, - пользу оно принесет ему или вред. Поэтому в целом, к произведениям искусства необходимо относиться с рассуждением, отделяя в них зерна от плевел.
Такое понимание отражено и в специальном сочинении святителя Василия Великого, посвященном отношению к языческой литературе и наукам - в его знаменитом труде «О том, какую пользу могут получить молодые люди из языческих книг». А именно, святитель Василий пишет: «[Поэты] в своих сочинениях не все одинаковы, и не на все в равной мере надо обращать внимание, а только когда они рассказывают вам о делах или словах хороших людей; тогда надо любить их, подражать им и в наибольшей мере стремиться быть таким же. А когда они касаются изображений людей негодных, следует избегать этих их рассказов. … Ведь для некоторых людей наслаждение цветами ограничивается разнообразием красок и приятностью запахов, между тем как пчелы собирают с них мед; так и здесь, кто преследует в сочинениях одну только внешнюю красоту и сладость, тот не сможет извлечь из них хотя бы небольшую пользу для души. Значит, и вы должны изучать эти сочинения, во всем подражая пчелам, - ведь пчелы не садятся на все цветы без разбора и даже с тех, на которые сядут, стараются унести не все, но берут лишь то, что для них пригодно, а прочее оставляют нетронутым. И если мы целомудренны, мы соберем из этих сочинений то, что нам близко и соответствует истине, а остальное пропустим».
Таким образом, то, что даруемую искусствами красоту христианин может использовать во благо, видно как из Ветхого Завета, так и из церковной традиции, в развитии которой эта тема имеет громадную историю.

8г. Музыка и изображения
Музыкальное и изобразительной искусства традиционно считаются одними из самых выразительных видов искусств (наряду со словесностью). Не удивительно, что они оказались весьма востребованными и в богослужебном устроении. Сам феномен музыки интересовал многих учителей Церкви. Мы не будем здесь насколько либо подробно останавливаться на том, как учители Церкви понимали музыку; коснемся лишь самых общих вещей.
По мысли святителя Григория Нисского, красота музыки есть воплощение неких космических законов, строя и ритма, составляющих порядок космоса, проявляющийся в созвучном, гармоничном взаимодействии космических явлений. Музыкант - и тут святитель Григорий приводит в пример Давида - улавливает это созвучие и воплощает в пении или игре на музыкальных инструментах. «Когда музыкант трогает струны плектром, он создает мелодию из разнообразия звуков, и притом, если бы все струны издавали один и тот же звук, мелодия вообще не могла бы возникнуть. Совершенно таким же образом пестрое смешение вещей в мировом целом, повинуясь некоему стройному и нерушимому ладу и согласуясь само с собой через соподчинение частей, творит вселенскую мелодию. Эта мелодия внятна для ума, ничем не развлекаемого, но поднявшегося над внешними ощущениями и слушающего напев небес. Как мне представляется, таким слушателем был и великий Давид, когда он, наблюдая разумную стройность движений небес, расслышал, как эти небеса повествуют о славе бога, своего устроителя. … Проникающее мироздание взаимное сочувствие, под чиненное строю, порядку и последовательности, и есть первичная, изначальная и подлинная музыка».
Эта космическая гармония, возникающая из сочетания движения и покоя различных элементов в космосе, представляет собой многосложное и непостижимое славословие Господу, наделившему мир красотой статическо-динамической упорядоченности, о чем и говорится в псалме: «Хвалите Господа с небес, хвалите Его в вышних. Хвалите Его, все Ангелы Его, хвалите Его, все воинства Его. Хвалите Его, солнце и луна, хвалите Его, все звезды света. Хвалите Его, небеса небес и воды, которые превыше небес».
Поскольку человек есть «микрокосм», содержащий в себе, в некотором роде, все мироздание, то такой же космический порядок и созвучие элементов усматривается и в душе человека. Проявлением этого созвучия, в котором отражается общая космическая гармония, и является творимая и воспринимаемая человеком красота музыки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10