– Что должно взорваться?
– Как что? Атомная станция…
Я не протестую. На следующей неделе, когда станция будет вновь пущена, на нас может упасть спутник.
– Вечером я вам принесу вкусный суп, – говорит мадам Безар.
– Не стоит, – отнекиваюсь я.
Но она настаивает.
Посуда громоздится в раковине. Пылесос покрыт тонким слоем пыли. Выпиваю полную чашку воды и распечатываю конверт. Маленький голубой прямоугольник. Чек. Мой чек. Мой первый чек в двадцать пять тысяч франков – аванс, который мне прислал издатель.
Звоню хозяину гаража.
Этот мошенник уже продал мою колымагу.
Не могу выносить тишину в квартире. Включаю телевизор только затем, чтобы выключить его через пять минут, потом вновь включаю. Там говорят об амнистии политических деятелей. Журналисты слушают, затаив дыхание. Бывший министр тянет резину:
– Вы не должны путать. Может быть, среди нас и есть одна-две паршивых овцы, но в подавляющем большинстве мы – честные, порядочные люди, избранники народа, работающие совершенно бескорыстно во славу Франции.
Чувствуется, что они все заодно. Министр поучает:
– Время от времени надо давать поблажку. Правосудие должно исполнять свой долг.
Журналисты боятся кашлянуть.
Я думаю об Этьене. Он бы сказал: «Спустись ненадолго на землю, не принимай меня за дурака. У тебя больше обязанностей, чем прав». Почему Этьен погиб? Меня все мучает этот вопрос. Звоню его жене:
– Спасибо за книгу.
– Не за что. Это не от меня. От него…
– Как он умер? Пожалуйста, расскажите мне.
– Он был болен. Врачи, может, и могли бы его спасти, но он не хотел. Он не желал умирать в постели, стремился работать, но у него были провалы в памяти. Я думаю, он хотел улететь в небо. Если бы вы знали, как я сейчас ругаю себя.
С покрывалом на плечах я слоняюсь по квартире. Представляю Этьена в небе, смотрящего на приближающуюся землю. Не шелохнувшись, с широко раскрытыми глазами. Что есть жизнь? Я смутно представляю, как я мог бы покончить со своей. Как Этьен. Почти представил. Меня тошнит. Нет, я воображаю другую смерть – в машине, двести километров в час, бросаю руль. Беру свой маленький магнитофон и диктую:
– Дорогая Лена, я страшно огорчен, что причинил тебе столько горя. Ты, наверное, будешь расстроена, прочитав утреннюю газету с моим фото. Да, я решил покончить со всем. Не считай себя виновной, я один в ответе. Я не сумел удержать тебя. Не могу жить без твоего тепла. Я хочу, чтобы ты занялась похоронами. Единственное, чего я бы хотел, – это музыки и печальных улыбок. Свое тело я завещаю науке, а сердце отдаю в твои руки. Будь осторожна, не испачкайся. Нет, я совсем не хочу быть смешным. Мне очень грустно. Я любил тебя. Я люблю тебя. До самой смерти. Аминь.
Иду взглянуть на Матильду. Несмотря на свою озлобленность, она не могла жить одна. Как и я. Эмиль и Лена бросили нас. Это нас объединяет.
– Хватит мусолить одно и то же, действуй, – кажется, говорит она.
Пустой аквариум Деде и Жако выводит меня из тоски. Это надо срочно исправить. Пешком отправляюсь к торговцу живностью в коммерческий центр, где в неоновом свете пляшут рыбки. Я не знаю, каких выбрать. Восьмисотлитровый аквариум, полный светящихся рыбок, другой, поменьше, – с карликовыми черепахами и рачками, поедающими мясо. Слишком дорого. Я выхожу с пакетом, в котором плещутся две черные рыбки. Самец и самка. Джон и Йоко. Я покупаю также маленького пластмассового аквалангиста, пальму и разноцветные камешки. Возвращаюсь. Ну и видок у меня с перебинтованной рукой и прозрачным пакетом с рыбками! Чтобы не чувствовать себя таким одиноким, разговариваю с Матильдой. О Лене. Хоть она меня слушает. Кто еще? Она считает мою любовь преувеличенной. Ревнуешь, Матильда?
В восемь часов мадам Безар приносит мне суп. Фасолевый суп, в котором плавают кусочки сала. Она затевает разговор:
– Скажите, вот вы пишете книгу об этой Матильде. Она действительно убила своего Эмиля?
– Он чертовски вкусен, ваш фасолевый суп! Ну и как, взорвется станция или нет?
– Вы так и не хотите ничего мне сказать? – Мадам Безар – сплошной упрек.
Почему люди так агрессивны со мной? Мадам Безар – вдова полковника, у нее был любовник – игрок в регби. Я очень люблю эту славную женщину. Но почему она так любопытна? Почему она всякий раз в бигуди, когда стучит ко мне? Почему, несмотря на свои семьдесят лет, она красит волосы в ярко-рыжий цвет? Почему она выключает свой телевизор, когда Сальвьяк или Альбаладео комментируют матч на турнире пяти наций? Почему она не любит Кармелло Микиша? Знает она хотя бы, кто такой Кармелло Микиш? Я выжидаю несколько секунд и спрашиваю ее:
– Вы знаете, кто такой, Кармелло Микиш?
Сбитая с толку моим вопросом, она говорит:
– Конечно, это крайний правый, он играл в сборной Франции.
– Он может также играть и слева. Он умеет забивать обеими ногами.
– Вам следует показаться доктору, по-моему, у вас с головой не все в порядке.
Может быть, она и права, но я не выношу, когда со мной говорят о моей книге и без конца спрашивают, виновата Матильда или нет. Она убила Эмиля, возможно, расчленила его тело, отравила Марселя. Может, есть и еще кто-нибудь в этом списке. Но виновна ли? Виновна ли Матильда? Стоит хорошенько подумать, прежде чем ответить. Именно это я и делаю. Только этим и занимаюсь.
Учусь писать левой рукой. Матильда смеется надо мной. Мне снова кажется, что я слышу ее сатанинский смех, который переходит в отчаянные рыдания. Что скрывается за занавесом? Проклятая душа, или невинная, все еще влюбленная бабуля? Вновь перечитываю показания медико-психологической экспертизы:
Матильда Виссембург – личность, судьба которой вызывает большие размышления. Матильдой она стала, столкнувшись с правосудием. Мадам Виссембург поразила нас манихейским видением мира, которое она яростно отстаивает. Мир разделен у нее на добрых и злодеев, на палачей и жертв. Не колеблясь, она прибегает к гиперболе, привлекал для защиты своих теорий такие примеры, как войска СС, гестапо, концлагеря и другие ужасающие факты. Речь ее насыщена грубыми бранными словами, но в то же время она часто меняет тон и тембр. Мадам Виссембург легко переходит из одного аффектного состояния в другое и подвержена резкой смене настроений. Все это создает впечатление потери контроля. Тем не менее она тонко чувствует собеседника и демонстрирует прекрасное умение владеть собой, когда ей в чем-либо надо его убедить или что-то получить.
Эти последние слова адресованы мне. Сейчас лето. Стоит страшная жара. Открываю балконную дверь, слушаю городской шум, пристально рассматриваю печь напротив супермаркета, где рабочие сжигают каждый вечер картонные коробки. Примерно через час вдруг слышу:
– Болит рука?
Она не пошевелила губами, голос идет не от портрета. Непонятно откуда.
– Ты мне что-то сказала? – спрашиваю ее.
Начинаю нервничать:
– Разве не видно, что у меня болит рука? Все из-за тебя, старая дура!
Выхожу. Через минуту возвращаюсь. Ненавижу ее манеру смотреть на меня. Вот уже пять лет она забавляется с судьями и полицейскими. А сейчас начинает со мной. Смотрю на нее со злостью:
– Матильда, меня от тебя блевать тянет!
Я тут же жалею о своем поведении.
Слишком поздно. Смешно идти к ней извиняться.
Видимо, моя вспышка гнева заставила ее призадуматься. По крайней мере, через два дня получаю ответ на мое первое письмо. Десять страниц мелкого странного почерка:
Мсье,
я получила ваше письмо, где вы меня спрашиваете, кто я. Трудно ответить на это. Я бы предпочла, чтобы вы мне задавали вопросы. Мы виделись всего лишь раз и все же хорошо знаем друг друга. Я чувствую, что вы уже не в том состоянии, когда только начинали писать обо мне. Я больна: у меня боли в позвоночнике. Мое моральное состояние ужасно. Я еще никогда не видела, чтобы судья так влиял на общественное мнение. Бедное правосудие! Я знаю, что вы встречались с моими адвокатами. У меня много проблем с ними. Они думают только о своей рекламе, а не о моей защите. Почти все… Перед Богом клянусь, что я невиновна.
Матильда часто цитирует в письме отрывки из своего дела. Она критикует все свидетельства не в ее пользу, делая краткие пометки на полях: «Ложь! Низость! Ужас! Позор! Зависть! Подлец! Старая корова! Падаль! Сброд подонков!» Да, у Матильды большой запас ругательств. Она заканчивает такими словами: «Верьте мне, я невиновна. Примите мои искренние пожелания. Матильда». Постскриптум: «И до очень скорой встречи, как вы знаете». От этого меня бросает в жар. Что она хочет сказать этим «как вы знаете»? Смотрю на ее фотографию:
– Что-то я не очень понял твое письмо, но впредь буду внимательней. Я прочту твое досье, и ты уже не проведешь меня.
Я прождал два дня. Два дня ничегонеделания. Дышал воздухом на балконе. Бегал. Думал о Лене. Спрашивал Матильду. Рассматривал печь напротив супермаркета и находил ее все более безобразной. А свою жизнь все более незначительной. Быстротечной. Пускал кольца дыма, которые уплывали высоко в небо. Там, где однажды Этьен…
XIII
На восточном вокзале меня встречает Шанталь. Узнаю ее цветастое платье. Желтое с зеленым. Улыбается. Она изменилась.
– Ты загорела, – говорю ей.
– Да, солнышко…
Она отдает мне ключи от офиса и обещает зайти за мной вечером. Красные ковры на лестнице. Дверь. Три замка. Открываю. Три замка, как в тюрьме. Скрипит паркет под ногами. Открыв застекленную дверь кабинета Куртеманша, я как будто получил удар в живот. Словно сильный пинок прерывает мне дыхание. Здесь все ящики. Тщательно расставлены по стеллажам. Считаю: тридцать девять. Тридцать девять ящиков архива, шестнадцать тысяч страниц. Пять лет расследований собраны в этом досье, и у меня пять дней, чтобы это прочесть. Тут тайна Матильды.
Подскакиваю от щелчка. Автоответчик на письменном столе. Послание: «Здравствуйте, вы в приемной мэтра Куртеманша…» Ногой пихаю ящики, и они рассыпаются. Снимаю куртку, задергиваю шторы, зажигаю настольную лампу. Наконец я наедине с архивными листами и магнитофоном, готовым к работе. Собираюсь начитывать самые интересные факты на пленку. Открываю ящик, тот, на котором черным фломастером, рукой Куртеманша написано:
«Номер 1». Нажимаю клавишу. Читаю:
«Д1. Протокол допроса от 13 марта 1986 года. 8 часов 50 минут. Перед нами предстали: судья Жюльен Жименез, его секретарь Юге Кобле, мадам Виссембург, которой 10 ноября 1985 года предъявлено обвинение в предумышленном убийстве, воровстве, подделке и использовании фальшивых документов, в хранении взрывчатых веществ. В присутствии адвокатов: мэтра Куртеманша и мэтра Руджиери обвиняемой заданы следующие вопросы.
Вопрос: С какого времени вы знакомы с Эмилем Ландаре и при каких обстоятельствах познакомились?
Ответ: Я встретила Эмиля в 1966–1967 году. Он тогда жил в незарегистрированном браке с особой по имени Марта. В то время они вместе работали в коммерческом представительстве по продаже аппаратов для сортировки конфет. Затем мы потеряли друг друга из виду. Вновь случайно встретились лишь в октябре 1981 года в супермаркете. Разговорились. Я пожаловалась, что у меня сломалась машинка для стрижки травы. Эмиль предложил починить ее. Потом он помог мне переехать. Тогда мы были просто друзьями. Только спустя две недели после переезда началась наша связь. Эти отношения продолжались до июня 83-го. В начале 1983 года я начала сомневаться в его верности. Часто видела разных женщин в его машине. Я так и не смогла смириться с его непостоянством, и мы оба добровольно согласились на разрыв».
Читаю Д2. Читаю ДЗ. Читаю Д4. Д21. Д22. Д56. Д87. Д145. Все время Матильда. Все время Жименез. Читаю Д147: «Последний допрос Матильды Виссембург 22-го числа».
Слышу ее голос. Я с ними в кабинете. Жименез щелкает пальцами, Матильда воркует:
– Я встала что-то около семи часов, не помню точно. Пошла к Эмилю попросить, чтобы он починил мне раковину. Его не было дома, я оставила ему записку. Затем вернулась к себе и звонила ему много раз. В одиннадцать часов я поехала к нему снова. Из-за сильного дождя ждала его в машине. Эмиль вернулся лишь в половине двенадцатого. Мы мило поболтали. Он сказал, что не знает, сможет ли ко мне зайти, так как уезжает в путешествие. Для него даже сотня километров – путешествие. Мы расстались что-то около полудня, он поехал к себе, я – к себе. Он пообещал, что постарается заскочить в конце дня. Я занялась уборкой и стиркой. А потом поехала за покупками в супермаркет…
Жименез перебивает ее:
– Простите, мадам Виссембург, как вы расплачивались в магазине?
– Голубой кредитной карточкой, я думаю.
– Вы думаете или вы уверены?
– Уверена, я всегда так расплачиваюсь. Вернувшись к себе в пять часов, я обнаружила машину Эмиля около своего дома. Я боялась, чтобы ее не повредили, и поэтому отогнала ее. Потом я ждала Эмиля, но он так и не появился.
Подхожу к окну. Там, снаружи, городская жизнь продолжается. Разглядываю девочек на террасе бара Салами. Послание на автоответчике, адресованное Куртеманшу: «Здравствуйте, мэтр, я бы хотела зайти к вам. У меня есть маленькая собачка, ее зовут Лулу. Я уверена, что моя соседка хочет отравить ее. Помогите мне!» Беру ящик № 2.
Поднятые банковские счета Виссембург. Никакой отметки о покупке 22 июня 1985 года. Матильда солгала.
Ящики № 3,4 и 5. Отчеты о прослушанных телефонных разговорах. Тридцать часов! Бесконечные разговоры между Матильдой и ее сестрой Терезой. «Что?… Алло… Я тебя больше не слышу… Повтори, пожалуйста… Говори громче…»
Ящик № 6.
Прослушивание от 10 июля 1985 года. 11 часов 27 минут.
Чарли обнаруживает сообщение об исчезновении Эмиля в «Репюбликен» и звонит своей кузине Матильде:
– Ты придешь на встречу со мной, останешься внизу на улице и будешь ждать, пока я к тебе не выйду. Договорились?
– Ты думаешь, что твоя жена что-то заподозрила?
– Моя благоверная совсем спятила. Если так будет продолжаться, то я сяду в машину и смоюсь.
– Совсем спятила, ты прав.
– Чем меньше она знает и видит, тем лучше… Ты читала вчерашнюю газету?
– Да, но это не так страшно.
– И ты это говоришь? Ведь ты его убрала?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19