OCR Busya
«Дени Робер «В паутине Матильды»»: «Урал-Пресс», «Алгос-Пресс»; Пермь; 1994
ISBN 5-86610-055-X
Аннотация
Роман французского писателя-журналиста Дени Робера «В паутине Матильды» вышел в свет в Париже в 1991 году, пользовался огромным успехом у читателей и послужил основой для сценария фильма.
В основе романа лежит реальная история, которая произошла во Франции и о которой писали многие газеты и журналы. Женщина по имени Симона Вебер (в романе Матильда Виссембург) была признана виновной в убийстве и расчленении своего любовника. Преступление поразило даже видавших виды полицейских как своей жестокостью, так и изощренностью исполнения. Несмотря на долгое и кропотливое расследование, так и не было найдено бесспорных доказательств вины Матильды Виссембург.
Наряду с реальными фактами в романе много авторской фантазии. Расследуя эту жуткую историю, автор пытается понять преступление изнутри и неожиданно оказывается во власти личности убийцы. В оригинале роман называется «Chair Mathilde», в этом названии своеобразная игра) слов (chair – «плоть», «шкура» и ch?re – «дорогая» звучат одинаково). Побывав в шкуре Матильды, автор приходит к выводу: «Все мы виновны и невинны одновременно». В произведении дан тонкий психологический анализ преступного поведения, автор вовлекает нас в мир патологических фантазий убийцы. В связи с этим в романе много сцен насилия, жестокости и элементов романа ужасов.
В то же время это роман о любви, ненависти, ревности – понятиях вечных и актуальных.
Дени Робер
В паутине Матильды
I
Конец лета. Глубокая ночь. Я на балконе. Ем фаршированные помидоры. Холодные. Я готовил их для Лены. Уже выпил бутылку сухого. Открыл вторую. Отвратительный запах дохлой кошки в воздухе. Намотал за день восемь сотен километров, чтобы найти Гюстава Тавернье, бывшего любовника Матильды. Выпотрошен до предела. Сначала старый Гюстав не хотел говорить о Матильде, повторял, что она ненормальная. Для него все уже в прошлом. Этот человек с желтой раковой кожей, кажется, только и делает, что дожидается смерти в хижине, построенной собственными руками. Сначала он хранил здесь свои инструменты. Теперь поставил мебель, телевизор, шкаф, ржавый велосипед и все, что он называет «старой утварью».
– Мне осточертело жить среди людей, – объяснил Гюстав.
Перед своей хибарой он повесил табличку: «Злая собака». Уже три года как его немецкая овчарка по кличке Рэкс сдохла, а у Гюстава все не хватает мужества убрать табличку. Не столько из любви к умершей твари, сколько из-за страха перед жуликами. При входе в сад аккуратно выстроены пустые винные бутылки. Целая сотня. Месячная доза Гюстава. Несмотря на то, что солнце вовсю палит над железной крышей, он ни разу не снял свою черную куртку за тот час, что мы провели вместе. Слишком худой, чтобы потеть. Матильда – самые жуткие его воспоминания:
– После этой суки я больше ни разу не прикоснулся к женщине, – признался мне Гюстав.
С трудом вытянул из него письма Матильды. В конце концов за двести франков он согласился отдать несколько. Обычно я не плачу, здесь же сделал исключение. Они мне слишком нужны. Беру из пачки последнее. Датировано 29 марта 1972. Матильде сорок два. Она встретила Гюстава три года назад по объявлению в строительной газете. Нервный, беспорядочный почерк. Каждая строчка – словно змея, готовая к прыжку, чтобы выплюнуть яд. Читаю:
Мерзавец, только последней дряни нужна твоя грязная рожа. Ты дерьмо, Гюстав. Ничтожество. Рогоносец. Бездельник, удовлетворяющий свою похоть с первой попавшейся бульварной шлюхой. Ты не умеешь заниматься любовью. Я-то знаю, видела тебя в деле. Только раскачиваешься и делаешь ублюдков. Посмешище. Все твои сыновья – ублюдки, изъеденные оспой ослы. Научись как следует заниматься любовью вместо того, чтобы таскаться за шлюхами. Посмотри на себя, пьяница! Чего еще ждать от сына алкоголички? Неудивительно, что ты годишься только для приюта. Как и твоя шлюха-мать, которую трахала вся деревня, даже когда она заражала этих бедолаг. Чтоб ты захлебнулся своей блевотиной!
Вся Матильда в этом. Даже спустя три недели после разрыва, Гюстав видел ее машину, оставленную внизу:
– Матильда спала в машине и шпионила за каждым моим шагом. Однажды, когда я уехал, она перетащила мои вещи. Просто дьявол! Никогда такой не встречал. Когда я прочитал в газете, что Эмиль исчез, то сказал себе: со мной должно было случиться то же самое. Она хотела отравить меня. Настоящая змея!
Говоря со мной. Гюстав проводит большим пальцем вокруг шеи. Все еще боится Матильды. Я проехал восемь сотен километров, чтобы услышать это.
Где моя ручка? Тотчас хочу приняться за дело. Иду в спальню, беру ручку с ночного столика. Лена не шелохнется. Предлагаю ей выпить со мной. Она лежит, уставившись в экран телевизора, который я поставил в спальне. Для нее. Смотрит многосерийный американский фильм. Безучастная ко всему, она, кажется, не слышит и не видит меня. Опять дуется. Голая на кровати. Бесстыдно раскинуты ноги. Белая кожа, ухоженные волосы. Ласкаю ее. Она красива, но молчит и не смотрит в мою сторону. Накрываю ее одеялом, шепчу: «Замерзнешь».
Выхожу. Она бормочет вслед что-то неприятное, однако я не хочу вновь вступать в спор. Возвращаюсь на балкон. Прохладно, но все тот же отвратительный запах. Снова наливаю себе стакан, отпиваю, смотрю за горизонт. Свет. Спальня, в которой спит женщина. Минут десять жду. Все время неясное предчувствие: что-то должно произойти. Уже месяцы вот так. С тех пор как я ушел из газеты и решил писать эту книгу. Каждый вечер сажусь перед чистым листом бумаги. Записываю две-три пришедшие за день мысли. Все дни так и пролетели, по тридцать в пачке. Ничего не вышло. Все осталось в бокале.
В тот день, когда я решил писать книгу, я выбрал из коллекции цветную фотографию Матильды. Ей шестьдесят. Белая вязаная кофта. Она смотрит из окна своей камеры. Я закрепил фотографию на стекле и повесил в своем кабинете, прямо над «Минителем» (такова марка моего компьютера). Сначала лицо Матильды казалось мне заурядным. Но, рассматривая ее, чувствуя на себе тяжелый взгляд, я увидел ненависть и коварство в ее глазах. И невинность. Почему я повесил фотографию? Это произошло непроизвольно. Со временем я понял, что Матильда страдала. Потом она меня стала раздражать. Это даже забавляло. Поначалу.
На старых фотографиях лицо у нее нежное и правильное, немного бледное. В двадцать лет Матильда походила на Дорис Дэй, особенно в минуты печали. Но, несмотря на незаурядные актерские способности, она никогда не стала бы актрисой. Слишком короткие ноги. Две крепкие колонны, как у девушек, рано приученных к работе на ферме. Но на руках нет и следов гипертрофии. Они белые и немного дряблые на вид. Сила Матильды внутри. Если она захочет, то может поднять столитровую бочку без особого напряжения. На моей фотографии она уже не так жизнерадостна, уголки губ опущены, нос расплющен. Лоб в морщинах. Но сохранилась округлость и детское выражение в глазах. Сквозь морщины и складки, кроме старости, проглядывает что-то неуловимое… Отблеск безумия? Словно чья-то зловещая рука заставляет ее смотреть прямо, не мигая, в какую-то дьявольскую страну: и этот ужасный пейзаж отражается на ее лице.
Я собрал все сведения о ней, проверяя, все ли правда, что говорят о Матильде люди. Я глубоко вошел в ее жизнь, опросил сотни свидетелей, видел адвокатов, судей, полицейских, родственников, соседей и любовников. Мало что записывал, просто выслушивал потоки жалоб. Никто не любит Матильду. Все, или почти все, с кем я говорил, имеют достаточно оснований ее ненавидеть. Иногда до смерти. Никогда не встречал никого так презираемого. Откуда столько ненависти?
Я все время спрашивал себя об этом. Много думал. Жил этим. Мои редкие друзья стали избегать меня. Они, конечно, правы. Сейчас я смеюсь над собой.
Я опьянел. Обе бутылки уже пусты. Лена спит перед включенным телевизором в той же позе, что я ее оставил. Целую ее в лоб. Он просто ледяной. Гашу свет.
– Лена, ну почему мы так мучаемся? – спрашиваю ее, не зная, слышит ли она меня.
Вытягиваюсь на постели, скрестив руки на затылке, смотрю в темноту. Очень скоро появляется Матильда. В своей камере, совсем недалеко отсюда, она тоже не спит. Кварцевые часы показывают половину четвертого. Закрываю глаза, чувствую на себе ее взгляд. Тот же, что на фотографии. Глаза голубые, злые и круглые.
– Не испугаешь меня, Матильда, – бормочу в полусне. Беру Лену за руку и засыпаю. Когда в самом деле началась эта история? Неизвестно. Во сне вижу девушку, ее зовут Люси Манажмен. Это написано на ее правой груди. Она протягивает мне какую-то вещь.
II
Вот уже несколько недель, как я взялся за книгу. Последние дни я провел, гоняясь за детьми Матильды. Они ее ненавидят. Сначала старшая дочь:
– Моя мать настоящая ведьма.
Вторая дочь – из окна своей машины:
– Вы зря тратите время, мсье. Моя мать не заслуживает того, чтобы о ней говорили. Впрочем, у меня никогда не было матери.
Только сын находит оправдание для Матильды:
– Моя мать – это нечто особенное.
– Почему?
– Мужчины сделали ее безумной.
Я брожу по местам исчезновения, повторяя десятки раз маршруты машин Матильды и Эмиля, разглядывая их дома и сады, сегодня совсем запущенные. Я таскаюсь вдоль канала, где было найдено тело Эмиля, представляя коричневый чемодан, плавающий по воде; и лицо рыбака, когда он, вытащив чемодан на берег, открыл его и выпучил глаза, зажимая нос. Я пытался дозвониться Терезе, сестре Матильды, – единственной ее союзнице. Но немногого от нее добился.
– Мсье, я не имею права, нас слушают.
– Одно только слово, почему вы считаете, что она невиновна?
– Посмотрите на нее хорошенько. Неужели вы можете представить, что она совершила эти ужасные вещи?
У меня паршивое настроение с самого начала расследования. Никогда так себя не чувствовал. Топчусь на месте. Со мной говорят – я не слышу. Мне что-то объясняют – не понимаю. Я не делаю никаких записей. Ничего не удерживаю в голове. Чувствую себя потерянным. Мне трудно говорить, я замыкаюсь в себе. Лена дуется, поскольку я не обращаю на нее внимания. Она как цветок. Обещаю, что как только закончу, поедем в путешествие.
Однажды явился Габи и пригласил меня на ужин, организованный рекламным агентством в новом помещении стадиона. Агентство регулярно покупает его рисунки. А на стадионе последний матч чемпионата.
– Иди, может, хоть это отвлечет тебя, – говорит Лена.
Габи – мой друг детства, мой брат. Я ни в чем не могу ему отказать. Он пижонски выглядит в кожаном галстуке, который он выменял за свою красную кепку. Ждет меня перед входом.
– Сейчас набьем животы и хорошенько развлечемся.
Я подскакиваю как ужаленный. Все смотрят на меня. «Люси Манажмен» – написано на карточке, приколотой к правой груди, – директриса самого крупного рекламного агентства в городе… Это она угощает сегодня. Протягивает мне розовую коробку, перевязанную красной лентой.
– Возьмите, это подарок фирмы, – говорит она, широко улыбаясь. Такую же коробку она дала и Габи. Кладу свою рядом с тарелкой.
Люси Манажмен – высокомерная элегантная сорокалетняя женщина, уверенная в своих прелестях и вкусе своего модельера. Холеными накрашенными ногтями она гладит ослепительно белую блузку – слишком прозрачную, чтобы выглядеть невинной. Я слышу нервное царапанье ногтей о ткань. Ярко-голубые глаза Люси пытаются поймать мой взгляд, но я сопротивляюсь. Кроме Матильды, которая занимает значительное место в моей жизни, в мыслях только Лена. Впервые я так надолго привязан к одной девушке. Уже четыре года прошло с первого нашего поцелуя в паркинге. Я даже не смел с ней первым заговорить…
Чересчур красива для меня. Я весь дрожал. Она держала мои руки и шептала: «Успокойся». Мне это не удавалось. Никогда еще ни один человек так на меня не действовал. А она? Миллионы типов были красивее меня. Не знаю. Она любила слушать мои истории, ей нравились мои глаза. Я смешил ее. Она любила проводить со мной в постели дни напролет. Кто может все это понять?
Матч закончен, все устремились к столу. Люси представляет приглашенных. Всех по очереди. Фамилия, имя, профессия. Я – последний. Нервно катаю хлебные шарики. Терпеть не могу такие ситуации. Она называет мою фамилию, говорит, что я журналист из «Репюбликен». Парень в очках в голубой пластмассовой оправе реагирует:
– Так это вы раскопали историю о коррупции в региональном совете?
Все замирают. Обреченно киваю головой. В нашем районе так редко вытаскивают на свет подобные истории, что даже шеф палаты депутатов вспоминает меня. Он шутит:
– Будьте осторожны, среди нас журналист.
Все смеются. Разглядывают меня. Опускаю глаза. Я – Иуда. Хочу им сказать, что меня больше не интересуют их истории с фальшивыми накладными. Меня волнуют лишь текущие новости, да и то не все. А по-настоящему – только Матильда. Молчу. Разговор тянется: цены на бензин, охота, бой быков, Миттеран, гольф, последний фильм Куросавы, сыры. Наконец меня оставили в покое, но такое впечатление, что они еще вернутся ко мне. После четырех-пяти бутылок шампанского патрон Люси, загорелый, белозубый, в розовой рубашке, задает вопрос. Делаю вид, что не слышу, но он настойчив:
– А чем вы занимаетесь сейчас?
– Да так, ничем. – Затем добавляю: – Ничем особенным.
– Ничем особенным? Что это значит? Вы не работаете?
Смущает меня не этот вопрос, а тот, который обязательно последует. Спрашиваю себя, почему мне так трудно поддерживать разговор. Раньше я таким не был.
– Я пишу книгу, – говорю глухим голосом.
Все рассматривают меня. Нервно кашляю. Выдерживаю их взгляды.
– По крайней мере, пытаюсь.
– Вот как? Очень, очень интересно, а на какую тему? – пристает предприниматель.
– Это история женщины, которая находится в тюрьме.
– Вы пишете роман? – продолжает мой сосед.
– Не совсем. Эта женщина действительно в тюрьме, я ничего не придумал.
– И давно?
– Пять лет.
– Кто это? – спрашивает супруга шефа рекламы.
– Ее зовут Матильда Виссембург.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19