– Что? – сказал он холодно. – Что вы, собственно, хотите сказать, вы, чертов болтун?
– О, как ужасно! Вы… ужасный! – залепетал Себастьян.
– Боже мой, Теофил, ты действительно самая смехотворная фигура, какую я когда-либо видела.
Голос Штефани звучал очень серьезно.
– Идиотская поза, голый пафос в словах, истасканные жесты, нож – глупая находка режиссера, сцена из буржуазной мелодрамы, прости, милый, что я повторяюсь, но, даже опасаясь тебе наскучить, скажу: ты опоздал лет на сто! – Она с достоинством отхлебнула пива. – А где, кстати, наша малышка? Она пережила этот, скажем так, взрыв твоего темперамента? Ей, между прочим, давно пора убрать десертные тарелки!
Лицо Теофила приобрело серый, землистый оттенок. И по мере того как он съеживался, Штефани распрямлялась. Она спокойно поднялась, достала бутылку из коробки Себастьяна и стала снимать проволочную уздечку. Когда пробка наконец вылетела из бутылки с громким хлопком, это выглядело так, словно Штефани хотела пристрелить своего мужа.
Теофил зашатался, нащупал рукой край стола и упал на стул. Затем закрыл лицо руками.
Андре взял из рук Штефани бутылку шампанского. Сделал пару глотков, посмотрел на этикетку и сказал уважительно:
– Неплохо, неплохо, вижу, вы все здесь хорошо упакованы. Теофил начал вздрагивать всем телом.
– Филли, золотце, что это ты вытворяешь, глупыш! – воскликнула Регина. Она подошла к нему и осторожно погладила прямо по лысине. – Come on…
– No swing, no swing… – простонал Теофил и, вскочив, выбежал из столовой.
Сибилла растерянно посмотрела ему вслед.
– Что это было? Может мне кто-нибудь сказать, что это было?
– Вот у меня на родине знают, как обращаться с ножом, – вступил Герман. – Там никто не остановился бы вот так просто на полпути…
– …Он же обезумел, Штефани, он что-нибудь с собой сделает! – взволнованно воскликнула Сибилла.
– О да, у него такая чувствительная душа, несмотря на… – всхлипнула Регина.
– Несмотря на что? – весело спросил Герман.
– А почему, собственно, ты называешь его Филли? – поинтересовалась Штефани и зафиксировала взглядом расстроенную Регину.
Всхлипы Регины усилились. Вдруг она подняла голову и прислушалась. Из глубины квартиры донеслись беспорядочные звуки. Теофил, похоже, колотил по клавишам фортепьяно кулаками.
Сибилла опустилась на стул рядом с Региной.
– О Божебожебоже! – пробормотала она, тоже начав всхлипывать.
– Я безмерно удивлен, что наш уважаемый хозяин этот момент проявления высших эмоций вымещает в реальной музыкальной композиции, – вещал Герман. – Весьма необычные звуки! Музыкально-эстетический всплеск, я бы сказал. Сегодня вечером он изменил пробирочному искусству?
Тем временем какофония приобрела такой накал, словно Теофил колотил по клавишам не только руками, но и ногами.
– Фортепьяно – терпеливый инструмент… – равнодушно сказала Штефани, не спуская глаз с Регины. Филли. Последняя капля.
– Миииинуту! – вдруг очнулся Себастьян, медленно обретая дар речи. Он взмахнул руками в сторону Германа и Штефани, как бы заставляя их замолчать, и повернулся к Андре.
– А теперь еще раз сначала, медленно. Так как ваше драгоценное имя?
– Я же уже сказал, – буркнул Андре, – меня зовут…
– Ах, Себастьян, не слушайте его, не слушайте. – Регина моментально перестала плакать и вытерла черные потеки со своих щек. – Это алмаз, пока еще неотшлифованный, с острыми гранями, но он скоро превратится в настоящую драгоценность, в изысканный бриллиант, не слушайте его… Андре, darling, ты ведь еще хотел пойти на вечеринку, time to say goodbye, ну давай…
– Это почему же, теперь наконец и я могу развлечься! – запротестовал Андре.
– Тебя и в самом деле зовут фон Крессвиц? – спросила Штефани. Ее загар вдруг приобрел фиолетовый оттенок.
Андре продемонстрировал дырку между зубами.
– Точно!
– Ну что ты говоришь, безобразник… – воскликнула Регина.
– То есть ты родственник Регины, так? – не отступала Штефани.
– Можно сказать, так! – улыбнулся лукаво Андре.
– Так вы из бл-л-лагородной семьи? Подумать только!
– Не очень-то ему это помогло, я бы сказал, пока он не лучший представитель семейства! – ввернул Герман.
– Племянник, двоюродный племянник, другая ветвь родового древа, вы же знаете, у меня родня по всей Европе, просто кошмар, это польская ветвь! – пропела Регина.
– Племянник из Дингсда? – сострила Сибилла, которую слезы явно освежили. – Ну поздравляю!
Она медленно пошла к своему месту и стоя выпила пиво одним глотком. По квартире разносились уже более спокойные звуки фортепьяно.
– These foolish things, – профессионально отметила Сибилла.
– Это правда, Андре? Ты племянник Регины? – Голос Штефани стал строгим.
Вместо ответа тот взял ее руку и снова приступил к поцелуям.
– Андре, скажи мне! – настаивала Штефани.
Он виновато поднял глаза и сначала посмотрел на Штефани, взволнованную и разгоряченную, затем на Регину, в развевающихся одеждах шагавшую по комнате и строившую ему гримасы, словно в попытке передать тайное физиогномическое послание.
– Какого черта, мне надоели эти игры в прятки… Джина – моя мать!
– Твоя мать? – ошеломленно закричала Штефани. Она отшатнулась от него с таким ужасом, будто была на волосок от совершения инцеста с собственным сыном, которого она никогда не рожала. – Но это… это уже…
– Не так забавно, – закончил Андре.
– У тебя сын? – спросила Штефани, с ненавистью глядя на Регину.
– Сын? – повторила Сибилла. В ее голосе тоже звучала враждебность. Она, как и почти все женщины ее круга, ради перспективной работы и женатых мужчин отказывалась от детей. Регина нарушила этот неписаный закон. Предательница, как выяснилось.
– А что значит – сын? – пренебрежительно сказал Андре. – Сначала приемные родители, потом недолго с ней, просто кошмар, затем закрытая школа для детей из благородных семейств, но ничего не вышло, меня оттуда сразу же вышвырнули, потом много лет ни слуху ни духу, и вот пару месяцев назад она меня снова нашла. Так ведь, Джина?
Все посмотрели на Регину, которая, тяжело дыша, стояла перед Андре, руки на поясе, поза как у торговки на рынке. Было видно, что больше всего она хочет его поколотить.
– Зай-чик… – прошипела она.
– И вот тут в ней проснулась материнская любовь! Она решила сделать из меня художника, ну а вдруг получится, подумал я. – Андре улыбнулся Регине, которая опустилась на стул и взирала на него в полной растерянности. – Она всегда говорит: it' a crazy game, выучи правила – и твое дело в шляпе!
– Вот тут госпожа Крессвиц, для разнообразия, совершенно права, молодой человек, – сказал Герман.
– Андре, прекрати! – В голосе Регины прозвучала угроза.
– Ну почему же? Это ведь была твоя идея! Поэтому мне и пришлось учить всю эту муть! – Андре вызывающе посмотрел на остальных. – Она пригласила из университета одного типа, такого невзрачного, по лицу сразу видно, что между ног у него ничего нет, так он целую неделю грузил меня этой чушью – «концепция», «топография сознания», вся эта заумь – «кибергнозис» и «Мнемозина», до сих пор не знаю, что это означает, Джина тоже не знает, она даже не знает, что такое ПМС, хотя он у нее длится неделями… Ладно, ладно, шутка, Джина, ну вот, меня это доставало, но чего не сделаешь ради материнской любви…
– Андре, shut up, и немедленно, я тебя вышвырну вон, если еще скажешь хоть слово, маленькое мерзкое чудовище… – С этими словами она вскочила и ринулась к нему, высоко держа в руке веер, словно намереваясь отшлепать.
Штефани ее перехватила.
– Регина, успокойся, это заходит слишком далеко!
– Что? Далеко? Еще полчаса, и вы бы с ним неизвестно чем занялись, ты уже вся сгорала от нетерпения…
Она с отвращением смотрела на Штефани.
– Госпож-ж-жа ф-ф-фон Кресссвиц, Штефани… я прощу вас, я оч-ч-ень вас прошу, мы ведь стоим на ступени эв-в-волюций, когда все можно обсудить под-д-добающим образом…
– Но не в том случае, когда у некоторых вместо головы то, что должно быть между ног, – парировала Регина.
– А ты чем думала, когда делала меня? – спросил Андре. – Уж мозгов в твоей башке точно не было!
– Андре… – воскликнула пораженная Регина. И зашаталась. Штефани подхватила ее, чуть не потеряв равновесия. Затем они осторожно сели. Регина начала плакать.
– Я этого не заслужила, Андре, не заслужила… – прохрипела она.
– Воды! – заорал Себастьян, но никто не двинулся с места.
Андре протянул Регине бутылку с шампанским.
– Ну ладно, вот, выпей, «пантер рэй» или как ты там говоришь…
Регина взяла салфетку и вытерла пару черных слезинок в уголках глаз.
– Да, я понимаю ваше горе, – мягко сказал Герман. – Я сам являюсь почетным председателем общества поклонников Ирода, юридический адрес – Вифлеем, дом родной для детоненавистников, и здесь, по вам и вашему… э-э-э… сыну, видно, куда может завести людей пагубная страсть к продолжению рода…
– Общество поклонников Ирода? – пораженно спросил Себастьян.
– Ну да, это избранное и очень уважаемое общество, целью которого является популяризация постнатального контроля за рождаемостью, в известном смысле. И если я не ошибаюсь, милейшая госпожа Крессвиц сейчас могла бы пополнить наши ряды… – Герман поклонился в сторону Регины, – но, к сожалению, дам туда не допускают из-за реальной опасности, что они вновь возьмутся за старое…
– Какой кошмар, о Боже, какой кошмар, – всхлипывала Регина.
– И кто же отец? – спросила Сибилла, совершенно не впечатленная состоянием Регины.
– Отец, ах… – фыркнула Регина. Она положила на стол салфетку, украшенную разноцветными пятнами, и поглубже воткнула в волосы перо.
Благодарно взяла бутылку с шампанским и налила себе в бокал, где еще плескались остатки пива.
– Пер-р-рестаньте! Я с-с-сейчас принесу приличные бокалы! – крикнул Себастьян и удалился из столовой с видимым облегчением, радуясь поводу сбежать на несколько минут.
– Тогда я как раз была худой, – продолжала Регина тихо. – Я то толстела, то худела, то опять толстела… Всегда, стоило мне только похудеть, происходило что-то невообразимое: мужчины не сводили с меня глаз. И я, я не могла этого понять, ведь для себя я оставалась Региной-толстушкой. Мать всегда говорила мне: «В нашей семье у всех толстые руки», и поэтому я думала, что у меня тоже толстые руки, даже когда худела. Ну так вот, я была худой, диета Аткинса или что-то еще, и вот тут-то он мне и попался, вы понимаете, вот как здесь, – она рассеянно указала на стол, – пусто, скучно, эротики годами ноль, и вдруг – crazy, круто, потрясно!
Себастьян со звоном водрузил на стол фужеры для шампанского.
– Я нашел их в шкафу для посуды, очень просто! – гордо сказал он, но на него никто не обратил внимания. – И ваша… мамзель… кажется, хочет уйти, дорогая Штефани, – добавил он.
Штефани не услышала.
Регина горько улыбнулась, переводя взгляд с одного лица на другое. По-прежнему стояла тишина. Все ждали.
– Был какой-то вернисаж, и подружка мне еще сказала: ты видела? Этот, ну Ты-знаешь-кто тоже здесь, от «Мэгэзин». И вот он ко мне подходит, такой невысокий, представляется и говорит: «Я хотел бы выпить с вами пива».
– Ну, такое завязывание знакомства не самое лучшее подтверждение блестящего ума, который ему приписывают, мы слышали примеры и пооригинальнее… – заметил Герман со злорадной улыбкой.
Регина вяло махнула рукой.
– Не важно, не важно. Все равно, что он тогда сказал. Ну вот. Классный мужик. Умный до ужаса. Говорит так, что просто… всего одна фраза – и ты пропал. С форматом. Высший сорт. И мы провели вместе ночь.
– Регина, дорогая моя… – вставила Штефани. Она изучающе посмотрела на Андре, пытаясь определить, есть ли какое-нибудь сходство.
Андре безучастно рассматривал свои ногти.
– Ну и как это было? – спросила Сибилла с любопытством и без всякого сострадания. – Этот Ты-знаешь-кто, говорят, неистов в постели, то есть был!..
Себастьян и Герман обменялись возмущенными взглядами. Нет, они, разумеется, вели такие разговоры о женщинах, но никогда в их присутствии.
Регина, казалось, ничего не заметила и продолжила откровенничать, как автомат, пущенный в ход, который должен теперь выдать весь текст до конца.
– Как может это быть с мужчиной, который переспал с четырьмя сотнями женщин, если то, что о нем говорят, правда. Он умел, словом, он знал, что нужно делать с женщиной – спереди, сзади, сверху, снизу, он лучше, чем кто-либо, и очень опытный.
– Ax-ax-ax! – не выдержал Себастьян.
Регина вздрогнула и непроизвольным движением поправила свой наряд, словно еще раз укутывая Ты-знаешь-кого в свои одежды.
– И что же было дальше? – спросила Сибилла.
– Через пару недель – все, конец, игра окончена, – отрубила Регина.
– Но почему? – Сочувствие побороло любовь Штефани к сенсациям, к тому же она чувствовала, что в этой истории есть трагизм, и хотела разобраться. В конце концов, Регина тоже женщина, как и она.
Регина нервно перекатывала крошки хлеба на столе.
– Мне не нравились его друзья, ты знаешь, Штефани, Шмилински и все остальные, старая история. Через пару недель я заметила, что беременна. – Она бросила взгляд на Андре. – И появился на свет вот этот отвратительный тип, – добавила она любовно.
– По сравнению со своим отцом он даже статен, – сухо заметил Герман.
– Связь змия с серной, оч-ч-чень интересно! – восхитился Себастьян. Теперь он смотрел на Андре совсем другими глазами.
Герман и Сибилла обменялись быстрыми взглядами.
– И ты любила его? – Штефани забыла о насмешках, теперь она хотела быть только доброй, сочувствующей подругой.
– Любовь? При чем здесь любовь? – Регина подняла руку, словно защищаясь. Участие Штефани было ей неприятно. – Никакая это была не любовь, Штефани, это было просто – вместе спать, болтать, в каких-то отелях, мы целыми днями не выходили из номера, сидели в купальных халатах, ham and eggs and love…
– …bread, butter and champagne… – пробормотала Сибилла.
– Ты его любила, – тоном триумфатора крикнула Штефани.
Герман тихо застонал.
– Чушь, Штефани, к любви это не имеет никакого отношения, абсолютно никакого. О'кей, это лучшее, что было в моей жизни, завтраки с пивом и любовник, который знает, что нужно делать с женщиной… – Голос Регины слегка дрожал, в глазах стояли злые слезы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18