В те два года, что последовали за продажей «Христа в Эммаусе», то есть в 1938 и 1939 годах, ВМ сосредоточился на создании двух подделок, которые собирался выдать за картины де Хооха: «Интерьер с пьющими» и «Интерьер с играющими в карты». Последняя имела много общего с «Голландским интерьером», принадлежность которого де Хооху считалась совершенно точно установленной; он выставлялся в нью-йоркском музее Метрополитен: большое окно с открытыми деревянными ставнями в левой части картины, балки на потолке, карта на дальней стене. Сходство настолько подчеркнуто, что заставляет задуматься, уж не копия ли это. Только девушка, которая у де Хооха стоит за столом, на подделке ВМ сидит на первом плане справа. Кроме того, ВМ добавил открытую дверь в правой части композиции – она служит как бы рамой для служанки, занятой работой; в глубине комнаты видно окошко. Сцена похожа на ту, что представлена на подлинном «Интерьере с играющими в карты» де Хооха, хранящемся в Бекингемском дворце. Именно эта картина послужила образцом для подделки 1938 года – «Интерьера с пьющими», – выполненной с поразительным техническим мастерством: на холст было наложено целых шесть слоев краски; на нем также изображены как подлинная карта XVII века, послужившая моделью для ВМ, так и кувшин – опять же XVII века, – которому суждено было стать фирменным знаком ВМ (оба предмета несколько лет спустя удалось обнаружить в его мастерской в Ницце).
Чтобы продать де Хооха, ВМ снова обратился к доктору Боону, сказав ему, что речь идет еще об одном экземпляре коллекции, контрабандно вывезенной из Италии и принадлежащей загадочной Мавреке. Боон связался с известным торговцем Питером де Буром (не имевшим никакого отношения к Карелу, бывшему мужу Йо Орлеманс). Тот предложил де Хооха Даниэлю Георгу ван Бойнингену, богатейшему судовладельцу из Роттердама, щедрому меценату и владельцу самой обширной во всей Голландии коллекции старых мастеров. Ван Бойнинген приобрел «Интерьер с пьющими» за 220 тысяч гульденов, узаконив таким образом – благодаря своему неоспоримому авторитету – ее принадлежность де Хооху.
Между тем в июле 1938 года, когда истек договор аренды на виллу «Примавера», ВМ и Ио покинули Рокбрюн и перебрались в Ниццу. Они, так сказать, перешли от весны к лету. ВМ купил, заплатив наличными, виллу «Эстате», большой красивый особняк в престижном квартале Арен Симье, одно время очень модном, именем своим обязанном самым впечатляющим во всей Ницце римским руинам. Над кварталом господствовала узнаваемая громада отеля «Регина»; он находился в верхней части Ниццы, в предгорьях Приморских Альп, и был застроен комфортабельными виллами с видом на море и на город. Вилла «Эстате», избранная ВМ в качестве резиденции, поражала своим великолепием: выстроенная из мрамора, она была окружена обширным участком с виноградниками, роскошными розариями и оливковыми деревьями. В доме было двенадцать спален, пять гостиных на первом этаже – очень светлых, с окнами на юг, – а также музыкальный салон и библиотека, которую ВМ превратил в студию и лабораторию. Ио могла наконец найти применение своему утонченному вкусу (и деньгам мужа) и не считалась с расходами, чтобы обставить прекрасное жилище старинной мебелью и весьма ценными украшениями. Добавим, что по стенам она развесила картины ВМ. Элегантная супружеская чета сразу снискала расположение соседей, устроив ряд памятных приемов по случаю новоселья.
Когда со всеми сложностями, связанными с переселением, было покончено, ВМ обнаружил, что истратил две трети из тех денег, что заработал на «Христе в Эммаусе». Он приобрел виллу «Эстате» за относительно умеренную сумму: она была непомерно большой, и ее было трудно содержать, поэтому агентство недвижимости, занимавшееся продажей, отчаявшись найти покупателя, решило значительно снизить цену. Йо выступила в роли архитектора и дизайнера интерьеров, правда, продемонстрировала некоторую склонность к гигантомании, хотя нельзя не признать, что результат превзошел любые ожидания. Сделав элементарные подсчеты, ВМ понял, что он еще максимум год может покрывать расходы, связанные с поддержанием королевского образа жизни, к которому они с женой уже пристрастились. Пристрастились – самое точное здесь слово, поскольку супруги ВМ (помимо того, что потребляли спиртное со все возраставшим усердием) увлеклись морфием. В любом случае за это время ВМ рассчитывал продать «Интерьер с пьющими» (что, как мы уже видели, случилось годом позже). К тому же помимо де Хооха он мечтал в ближайшее время создать нечто иное – более яркое и значительное. Прежнее навязчивое желание вернулось: настал момент снова померяться силами с Вермеером.
Глава 14
В июле 1939 года доктору Боону, излюбленному посреднику ВМ, было доставлено от него письмо. В нем сообщалось, что ВМ удалось сделать еще одно громкое открытие: речь шла о большой картине, изображающей Тайную вечерю – с подписью Вермеера. Письмо датировалось так: «2 июля, ночь понедельника» (забавно, что 2 июля 1939 года никак не могло быть понедельником и даже вторником, если уж на то пошло).
Мой дорогой друг. На прошлой неделе Мавреке появилась у нас с письмами своей сестры, одно из которых – огромной важности. Там написано, что кузен Мавреке, Жермен, живущий в замке на юге, хочет повидаться с ней, потому что он тяжело болен и по сути находится при смерти (ему восемьдесят шесть лет); Мавреке – одна из его наследниц. Сестра пишет также, что видела фотографию «Христа в Эммаусе» и хотела продать что-то еще из своей коллекции. Вдобавок она вспомнила, что видела у Жермена, коллекция которого имеет то же происхождение, что и ее собственная, картину на библейский сюжет, очень похожую на «Эммаус», но гораздо больших размеров и со множеством святых. Я отправился на место с Мавреке; мы провели два дня в поисках, но не нашли никаких святых – только гораздо более новые картины, – пока один из слуг не сказал нам, что на чердаке лежат несколько свернутых в рулон полотен. Там мы с Мавреке обнаружили чудесную и очень значительную картину. Это «Тайная вечеря», написанная Вермеером, но она гораздо больше и красивее той его работы, что сейчас выставлена в роттердамском музее Бойманса. Композиция волнующая, исполненная драматизма и благочестия, еще более возвышенная, чем на всех прочих более ранних картинах мастера. Речь предположительно идет о последней его работе, и она подписана. Размеры: 2,70 на 1,50 метра . Свернув холст, мы с Мавреке отправились прогуляться в горы, смеясь, как два идиота. Что делать? Мне кажется почти невозможным продать подобное полотно, хотя оно, можно сказать, в идеальном состоянии: под него не подводили новой основы, оно не повреждено, нет ни подрамника, ни рамы. Оно изображает Христа невероятно страдающим, святого Иоанна – мечтательно-грустным, Петра… – нет, совершенно невозможно описать симфонию чувств, которые выражает этот чудесный персонаж, никогда прежде никто не запечатлел его с такой убедительностью – ни Леонардо, ни Рембрандт, ни Веласкес, ни какой-либо другой мастер, бравшийся за «Тайную вечерю».
Написав письмо Боону, ВМ через несколько недель покинул Ниццу, чтобы вместе с Ио вновь посетить Голландию и, быть может, лично проследить за продажей «Тайной вечери». Они, конечно же, намеревались вернуться в Ниццу очень скоро, поэтому почти ничего не взяли с собой и даже не попытались сдать или продать виллу «Эстате», которой суждено было пустовать (там они оставили только сторожа) вплоть до того момента, когда итальянские военные после падения Франции заняли ее, чтобы использовать как штаб-квартиру. Однако война нарушила планы ван Меегерена: она застала их с женой в Голландии и к тому же продлилась дольше, чем можно было предполагать. Никто тогда еще не слышал о блицкриге, но если бы в момент отъезда из Ниццы ВМ предвидел, что Францию захватят немцы, да и сама Голландия будет оккупирована, он бы, наверное, никогда не покинул свою виллу.
По прибытии в Амстердам ВМ и Йо поселились в гостинице. Затем, в начале 1940-го, они решили дождаться конца войны в Голландии. На оставшиеся деньги они купили потрясающе красивый загородный дом в местечке Ларен. Из-за финансовых затруднений ВМ тем более не терпелось вернуться к работе, но по очевидным причинам он не смог привезти с собой огромную печь, которой пользовался в Ницце, чтобы искусственно состарить картины. Хуже того, он уничтожил ее, не желая оставлять столь недвусмысленные улики на время своего отсутствия, хотя и полагал, что оно в любом случае надолго не затянется. Как бы там ни было, он быстро соорудил новую печь и проверил ее эффективность, работая над маленькой «Головой Христа», нужной ему к тому же, чтобы испробовать материалы и новое техническое оборудование. Получившаяся картина – несложная по структуре, поскольку ВМ ограничился наложением лишь трех слоев краски – выглядела очень добротно.
Завершив этот важнейший эксперимент, ВМ вновь принялся за работу над «Тайной вечерей», которая согласно его планам должна была стать самой амбициозной подделкой – еще и потому, что предполагала решение очень непростой проблемы: изобразить целых тринадцать фигур вокруг стола. Он задумал строго геометрическую композицию: четыре апостола будут стоять – двое слева и двое справа от стола, еще двое будут сидеть – по обе стороны от Христа, двое – перед столом и двое оставшихся – напротив Христа. Но картина все равно выглядела перенаселенной персонажами. Кроме того, с чисто технической точки зрения ВМ продемонстрировал полное презрение к экспертам и в то же время – развившуюся у него абсолютную уверенность в себе, а также заметный отход от своих былых перфекционистских стандартов. Он не стал удалять обширные участки краски с первоначальной картины. Зато, формируя структуру полотна, ВМ был скрупулезен и аккуратен, как всегда: на два первоначальных слоя краски он наложил еще три и затем добавил четвертый – серый, состоявший из белил, гипса и масла. Поверх него – еще один, черноватый, и наконец – белесый, после чего покрыл поверхность тушью.
Теперь «Тайную вечерю» уже можно было выставлять на продажу вместе с «Головой Христа» и «Интерьером с играющими в карты» де Хооха. Каким бы невероятным и удивительным это ни казалось, три подделки нашли своих хозяев за шесть месяцев, пройдя через руки того же самого посредника и того же самого продавца; к тому же две из них были приобретены одним покупателем. Посредником ВМ, однако, был уже не доктор Боон, покинувший Европу, чтобы спастись от наступавших нацистов: его место занял агент по недвижимости Стрейбис. Уроженец Апельдорна, городка в окрестностях Девентера, он с детства знал ВМ и выказал сильное желание сотрудничать с ним, когда ВМ предложил ему это и заверил, что речь пойдет об огромных суммах. ВМ сказал Стрейбису, что купил некоторое количество картин у представителя старинного голландского рода из Гааги, члены которого находились в очень стесненном финансовом положении. Осмотрев картины, ВМ якобы увидел, что среди них есть несколько определенно ценных, и при перепродаже они принесут гораздо больше денег, чем ему надо за них заплатить. Как ВМ объяснил Стрейбису, сам он не хочет открыто участвовать в процессе продажи, и привел агенту по недвижимости те же аргументы, которыми потчевал доктора Боона. Короче говоря, картины могли стоить несколько миллионов гульденов. Если бы Стрейбис согласился заняться продажей, не называя имени ВМ, тот мог бы обещать ему шесть процентов от прибыли.
До сей поры агент по недвижимости Стрейбис честно занимался своим делом и вел жизнь добропорядочного буржуа. Он никогда не интересовался живописью, ничего не знал об искусстве и уж сам-то никогда бы не повесил у себя на стену картины вроде тех, что ВМ предлагал ему продать, выступив в роли посредника. Однако перспективы были столь заманчивы, что он с трудом верил своим ушам. Первой картиной, которую ВМ показал ему, была «Голова Христа». Он посоветовал Стрейбису просить за нее у антиквара Хогендейка (уже участвовавшего в продаже «Христа в Эммаусе») полмиллиона гульденов. Сумма показалась Стрейбису столь абсурдной и несообразной, что он едва нашел в себе смелость сделать Хогендейку это, на его взгляд, нелепое и даже оскорбительное предложение. Но Хогендейк, к непомерному удивлению агента по недвижимости, клюнул: едва увидев «Голову Христа», он тут же вспомнил «Христа в Эммаусе» (что соответствовало плану ВМ) и, кроме того, принял ее за этюд к еще неизвестному (во всяком случае, не обнаруженному) шедевру. Когда Хогендейк поинтересовался у Стрейбиса, откуда у него картина, тот осмотрительно ответил, что владелец желает сохранить анонимность, поскольку ему не хочется, чтобы всем стало известно, как он избавляется от семейного наследия. Хогендейк поспешил предложить картину ван Бойнингену (уже купившему «Интерьер с пьющими» де Хооха). Тот выложил 475 тысяч гульденов, Хогендейк заработал 75 тысяч, Стрейбис, по всей вероятности, взял себе шестую часть оставшейся суммы, и, наконец, ВМ получил со сделки примерно 330 тысяч гульденов.
Около месяца спустя Стрейбис вновь навестил Хогендейка и рассказал ему, что владелец той же самой коллекции поручил ему продать большую картину Вермеера – «Голова Христа» была лишь подготовительным наброском к ней. Совпадение могло, конечно, вызвать подозрения, но у Хогендейка – который вообще-то и сам надеялся, что именно такая картина возникнет из небытия, – едва он взглянул на «Тайную вечерю», родилось ощущение, что он имеет дело с настоящим шедевром. Он немедленно снова связался с ван Бойнингеном, под большим секретом показал ему картину и назвал цену в 2 миллиона гульденов. Судовладелец был человеком чрезвычайно состоятельным, но вот так сразу выложить столь внушительную сумму – это и для него было делом нешуточным. Однако, когда Хогендейк будто невзначай намекнул на то, что шедевр может попасть в руки нацистов, переговоры пошли активнее;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24