https://wodolei.ru/brands/Drazice/
.. Ух... Не так быстро... Качайся в такт, будто едешь
медленной рысью. Продли же удовольствие.
А ты, чудесная красавица, такая рослая с темными волосами, с
восхитительными формами, обхвати ногами вот здесь, сверху мою
голову! Прекрасно! Догадалась с полуслова... Раздвинь бедра
пошире, еще, так, чтобы я мог тебя видеть, а мой рот будет тебя
пожирать, язык же влезет куда захочет. Зачем ты стоишь так
прямо? Спустись же, дай поцеловать твою шейку.
- Ко мне нагнись, ко мне! - Закричала рыжеволосая, маня ее
своим заостренным языком, тонким, как венецианская дева, под-
винься, чтобы я могла лизать твои глаза и губы. Я люблю тебя...
Это мой рок.... Ну, положи свою руку сюда... Так, потихонь-
ку...
И вот каждый задвигался, зашевелился, подстрекая другого и
добиваясь собственного удовлетворения
я пожирал эту сцену, полную воодушевления, сумасбродных и
озорных поз. Вскоре крики и вздохи перемешались, огонь пробежал
по жилам. Я вздрогнул всем телом. Мои руки блуждали по чьим-то
горячим телам и находили те самые красоты милых женщин, которые
заставляли меня корчиться от сладострастия. Потом губы сменили
руки, жадно всасывая их тело, я кусал, грыз. Мне кричали, чтобы
я остановился, что это убийство, что я их покалечу, но это толь-
ко удваивало силы. Такая удивительная чрезмерность меня умори-
ла. Голова бессильно опустилась. Я лишился сил. Мои красотки
также потеряли равновесие и лишились чувств. Я обнимал их
бесчувственных, при последнем вздохе и тонул в собственных
излияниях. Это было огненное истечение, стремительное и
бесконечное.
Галиани: какую сладость вы вкусили, альоиз! Как я завидую
этому! А ты, Фанни, бесчувственная? Она спит, кажется.
Фанни: оставьте, Галиани, снимите вашу руку, она меня давит.
Я точно мертвая. Боже мой, какая ночь... Дайте спать... И ...
Бедное дитя зевнуло, повернулось на другой бок и закрылось, ма-
ленькое и ослабевшее на углу кровати... Я хотел привлечь ее к
себе, но графиня знаком остановила меня.
Галиани: нет, нет. Я понимаю ее. Что касается меня, то я
обладаю совершенно другим характером. Я чувствую страшное
раздражение. Я мучаюсь, я хочу... Ах взгляните... Я хочу
смерти. У меня в душе ад, а в душе огонь, и я не знаю, что бы
такое сделать.
Альоиз: что вы делаете, Галиани, вы встаете? Не выдержу
больше, я сгораю! Я хотела бы... Да утолите же меня наконец!!
Зубы графини сильно стучали, глаза вращались. Все в ней кон-
вульсивно содрогалось. На нее было страшно смотреть. Даже
Фанни поднялась, охваленная ужасом. Что же касается меня, то я
ожидал нервного припадка. Тщетно покрывал я поцелуями важнейшие
части ее тела, руки устали в попытках схватить неукротимую фурию
и успокоить.
Галиани: спите, я оставлю вас... С этими словами она
исчезла, выскользнув в распахнутую дверь.
Альоиз: что она хочет? Вы понимаете, Фанни?
Фанни: тише, альоиз. Вы слышите? Она убивает себя... Боже
мой, она заперла дверь. Ах, она в комнате юлии. Постойте, тут
есть стеклянная рама, через нее можно все увидеть... Придвиньте
диван и влезайте...
Нашим глазам открылось невероятное зрелище: при свете
ночника графиня с бешеными рыданиями каталась по полу из
кошачьих шкурок. Видимо кошачьи шкурки сильно возбуждали ее.
Ну, конечно, женщины-вакханки всегда пользовались этим на сату-
рналиях, с пеной на губах, вращая глазами и шевеля бедрами,
запачканными семенем и кровью.
Временами графиня вскидывала ноги высоко кверху, почти вста-
вая на голову, потом с жутким смехом валилась опять на спину. И
бедра терлись о меховую поверхность с бесподобной ловкостью.
Галиани: юлия, ко мне. Я не знаю, что со мной! Я сейчас сойду
с ума! И вот, юлия, голая, схватила графиню и связала ей руки и
ноги. Когда припадок страсти достиг апогея, судороги графини
испугали меня. Юлия ж ни мало не удивляясь, прыгала вокруг
графини, как сумашедшая. Графиня следила за ней. Это была
самка-прометей, раздираемая сотней коршунов сразу!
Галиани: мезор, мезор, возьми меня! На этот крик выбежал
откуда-то огромный дог и, бросившись на графиню, принялся лизать
языком воспаленный клитор, красный конец которого высовывался
наружу. Графиня громко стонала, все время возвышая голос.
Можно было заметить постепенность нарастания собачьего
рычания, слышать голос необузданной калимакты.
(Пламенная трибаза-калиматка, вакханка. Античный миф
сообщает, что она отдавалась животным.)
Галиани: молоко, молоко! Ох... Молоко...
Я не понимал этого восклицания. Это был голос скорби и аго-
нии. Но тут появилась юлия, вооруженная огромным гуттаперчевым
аппаратом, наполненным горячим молоком. Замысловатый аппарат
обладал большой упругостью. Могучий жеребец-производитель едва
ли мог иметь... Что-либо подобное. Я не допускал мысли о том,
что это может войти... Но к моему удивлению, после пяти-шести
толчков, сопровождавшихся режущим болевым криком, огромный аппа-
рат скрылся между ног графини. Графиня страдала, что она была
осуждена на казнь. Бледная и застывшая подобно мраморной кас-
сандре, работы кассини.
(Статуя изображает кассандру в тот момент, когда ее насилуют
солдаты аякса. Она примечательна особым выражением скор-
би.)
Движения аппарата то взад, то вперед производились юлией с
поразительной готовностью до тех самых пор, пока мензор,
находившийся в это время без дела, не кинулся на юлию,
выполнявшую мужскую роль, но представлявшую сладкую приманку для
мензора. Мензор наскочил на зад юлии с таким успехом, что юлия
внезапно остановилась, замирая.
Вероятно ее ощущения были очень сильны, так как выражение ее
лица было таким, каким ранее не было. Разгневанная промедлением
графиня стала осыпать негодную проклятиями. Придя в себя, юлия
возобновила работу с удвоеной силой... Разгоряченные толчки,
раскрывшиеся глаза и открытый рот графини дали понять юлии, что
секунды страсти наступили.
Переполненый сладострастия я не имел силы сойти с места и ут-
ратил рассудок: в глазах помутилось, голова страшно кружилась,
страшно стучало сердце и в висках.
Я испытывал дикую ярость от любовной жажды. Вид Фанни тоже
страшно изменился: ее взгляд был неподвижен, ее руки напряженно
и нервно искали меня. Полуоткрытый рот и стиснутые зубы говори-
ли об одуряющей чувственности, бившей через край.
Едва дойдя до постели, мы упали в нее, бросаясь друг на
друга, как два разгоряченных зверя. Тело к телу, во всю длину,
мы терлись кожей в вихре судорожных обьятий, охваченные волной
звериного желания. Наконец сон остановил это безумие.
После пяти часов благодатного сна я пробудился первым.
Радостные лучи солнца проникали сквозь занавеску и играли золо-
тистыми бликами на роскошных коврах и шелковых тканях. Это
чарующее, яркое пробуждение после такой жуткой ночи привело меня
в сознание.
Мне казалось, что я только что расстался с тяжелым кошмаром.
В моих обьятиях тихо колыхалась грудь цвета лилии или розы,
такая нежная, такая чистая, что казалось, достаточно будет лег-
кого прикосновения губ, чтобы она завяла...
Очаровательное создание-Фанни, полунагая в обьятиях сна, на
этом цветочном ложе, воплощала собой образ самых чудесных
мечтаний. Ее голова изящно покоилась на изгибе руки, чистый и
милый профиль ее был четок, как рисунок рафаэля. И каждая
частица ее тела источала обаяние. Это чарующее зрелище
омрачалось мыслью, что эта прелесть, познавшая только пятнадцать
весен, увяла за одну ночь. Лепестки юности сорваны и погружены
в тину разврата вакханической рукой. Она, так тихо баюкавшаяся
на ангельских крыльях, теперь навеки предана духам порока. Она
проснулась, почти смеясь, она грезила встретить обычное утро...
Увы, она увидела меня, чужую постель, не ее комнату... Горе
ее было ужасно, слезы душили ее. Я стыдился самого себя. Я
прижал ее к себе, целуя ее слезинки.
Фанни слушала меня, молчаливая, удивленная с тем же недовери-
ем с каким она отдавала мне свое тело. Она передавала свою
душу, наивную и до крайности взволнованную. Наконец мы встали.
Графиня лежала непристойно раскинувшись, с помятым видом,
тело ее было покрыто нечистыми пятнами. Она напоминала пьяную,
брошенную оголенной на мостовой.
- Уйдем! - Прошептал я, - уйдем Фанни, скорее оставим этот
отвратительный дом.
Часть вторая
я был убежден, что Фанни относилась к графине с отвращением и
полным отрицанием. Я дарил ей всю свою нежность, самые страс-
тные ласки. Но ничто не могло сравниться в глазах Фанни с вос-
торгом ее подруги. Все казалось холодным по сравнению с той гу-
бительной ночью.
Вскоре я понял, что она не устоит. С замаскированных или не
вызывающих подозрений мест я наблюдал за ней. Часто я видел,
как она плакала на диване, как она извивалась в отчаянии, как
срывая с себя платье, стояла обнаженная перед зеркалом... Я не
мог ее исцелить. Однажды вечером, будучи на своем посту
наблюдателя, я услышал:
- кто там? Анжелика, это вы? Галиани... О, мадам, я была
так далеко от вас...
Галиани: без сомнения, вы избегаете меня и вынуждена была
прибегнуть к хитрости, чтобы попасть к вам...
Фанни: я не понимаю вас, но если я сохранила в тайне то, что
я знаю о вас, то все же официальный отказ в приеме вас мог дока-
зать, что ваше присутствие мне тягостно и ненавистно. Сделайте
милость, оставьте меня...
Галиани: я приняла все меры. Вы не в состоянии ничего
изменить.
Фанни: но что вы намерены делать? Снова меня изнасиловать?
Снова грязнить? О,нет! Уйдите, или я позову на помощь!
Галиани: дитя мое, успокойтесь... Бояться нечего.
Фанни: ради бога не прикасайтесь ко мне!
Галиани: вы все равно покоритесь... Я сильнее вас! Что
такое? С ней дурно! Я принимала тебя только из любви. Я хочу
только твоей радости... Твоего опьянения в моих обьятьях...
Фанни: вы меня уничтожаете. Мой бог! Оставьте меня, нако-
нец! Вы ужасна!
Галиани: ужасна? Ну, взгляни - разве я не молода? Не кра-
сива? Разве может мужчина-любовник сравниться со мной? Две-три
борьбы повергают его в прах, на четвертой он уже беспомощен. А
я... Я всегда ненасытна...
Фанни: довольно, Галиани, довольно!
Галиани: нет! Нет! Послушайте... Сбросить свою одежду,
сознавать свою красоту и молодость в сладострастном благоухании,
гореть от любви и дрожать от наслаждений... Приникнуть телом к
телу, душой к душе... О... Это райское блаженство...
Фанни: о, пощадите меня... Вы... Ты... Страшна... Ты
вьелась в мою душу. Ты ужас... И я люблю тебя...
Галиани: я счастлива. Ты божественна! Ты ангел... О, об-
нажись... Быстро, я уже разделась... Ты ослепительна. Постой
немного, чтобы я могла досыта тобой налюбоваться... Я целую
твои ноги, колени... Грудь... Губы... Обними меня. Прижми
меня сильнее... Какая сладость... И два тела соединились. На
каждый стон отзывался другой. Затем послышался приглушенный
крик и обе женщины замерли в неподвижности.
Фанни: я счастлива...
Галиани: я тоже... Насытимся этой ночью.
С этими словами она направилась к алькову. Фанни бросилась
на кровать и распростерлась в сладостной позе. Галиани,
опустившись на ковер, заключила ее в обьятиях. Любовные шалости
начались вновь. Руки снова бегали по телу. Глаза Галиани горе-
ли ожиданием. Взор Фанни выражал запутанность мыслей и чувств.
Осуждая это тяжелое безумство, я весь был до крайности взволно-
ван. Мне казалось, что мои натянутые и напряженные нервы пор-
вутся.
Между тем трибазы скрестились бедрами одна с другой,
смешавшись шерсткой своих тайных частей. Казалось, они хотят
растерзать друг друга!
Фанни: я истекаю...
Галиани: я этого хотела...
Фанни: как я устала... Меня всю ломит... Я только теперь
поняла, что такое наслаждение. Но откуда ты, столь молодая,
узнала так много и так искушена?
Галиани: ты хочешь узнать? Изволь. Давай обнимемся ногами,
прижмемся друг к другу и я буду рассказывать.
Фанни: я слушаю тебя.
Галиани: ты помнишь о пыткках, которым подвергала меня
тетка? Поняв всю низость деяния, захватив с собой все деньги и
драгоценности, воспользовавшись отсутствием своей почтенной
родственницы,я бежала в монастырь искупления. Игуменья приняла
меня очень хорошо. Я все рассказала ей и просила помощи и пок-
ровительства. Она обняла меня и, нежно прижав к сердцу, расска-
зала о спокойной монастырской жизни. Она вызвала во мне большую
ненависть к мужчинам. Чтобы облегчить мой переход к новой
жизни, она оставила меня у себя и предложила спать в ее покоях.
Мы подружились. Настоятельница была очень неспокойна в пос-
тели. Она ворочилась и жалуясь на холод, просила меня лечь с
ней, чтобы согреться. Я почувствовала, что она совсем обнажена.
- Без рубашки легче спать,- сказала она и предложила мне тоже
снять свою. Желая доставить ей удовлетворение, я это исполнила.
- Крошка моя, - воскликнула она, - какая ты горячая и до чего
у тебя нежная кожа! Расскажи, что они с тобой делали? Они били
тебя?
Я снова повторила ей историю со всеми подробностями.
Удовольсвие, испытанное ею от моего рассказа было настолько ве-
лико, что вызвало у нее необычную дрожь.
- Бедное дитя, - повторяла она, прижимая меня к себе.
Незаметно для себя я оказалась лежащей на ней. Ее ноги скрес-
тились у меня за спиной, руки обняли меня. Приятная, ласковая
теплота разлилась по всему моему телу. Я испытала чувство не-
знакомого покоя.
- Вы добры. Вы очень добры, - лепетала я,- как я теперь
счастлива... Я вас теперь люблю. Руки настоятельницы удиви-
тельно нежно ласкали меня. Тело ее тихо двигалось под моим
телом.
1 2 3 4 5
медленной рысью. Продли же удовольствие.
А ты, чудесная красавица, такая рослая с темными волосами, с
восхитительными формами, обхвати ногами вот здесь, сверху мою
голову! Прекрасно! Догадалась с полуслова... Раздвинь бедра
пошире, еще, так, чтобы я мог тебя видеть, а мой рот будет тебя
пожирать, язык же влезет куда захочет. Зачем ты стоишь так
прямо? Спустись же, дай поцеловать твою шейку.
- Ко мне нагнись, ко мне! - Закричала рыжеволосая, маня ее
своим заостренным языком, тонким, как венецианская дева, под-
винься, чтобы я могла лизать твои глаза и губы. Я люблю тебя...
Это мой рок.... Ну, положи свою руку сюда... Так, потихонь-
ку...
И вот каждый задвигался, зашевелился, подстрекая другого и
добиваясь собственного удовлетворения
я пожирал эту сцену, полную воодушевления, сумасбродных и
озорных поз. Вскоре крики и вздохи перемешались, огонь пробежал
по жилам. Я вздрогнул всем телом. Мои руки блуждали по чьим-то
горячим телам и находили те самые красоты милых женщин, которые
заставляли меня корчиться от сладострастия. Потом губы сменили
руки, жадно всасывая их тело, я кусал, грыз. Мне кричали, чтобы
я остановился, что это убийство, что я их покалечу, но это толь-
ко удваивало силы. Такая удивительная чрезмерность меня умори-
ла. Голова бессильно опустилась. Я лишился сил. Мои красотки
также потеряли равновесие и лишились чувств. Я обнимал их
бесчувственных, при последнем вздохе и тонул в собственных
излияниях. Это было огненное истечение, стремительное и
бесконечное.
Галиани: какую сладость вы вкусили, альоиз! Как я завидую
этому! А ты, Фанни, бесчувственная? Она спит, кажется.
Фанни: оставьте, Галиани, снимите вашу руку, она меня давит.
Я точно мертвая. Боже мой, какая ночь... Дайте спать... И ...
Бедное дитя зевнуло, повернулось на другой бок и закрылось, ма-
ленькое и ослабевшее на углу кровати... Я хотел привлечь ее к
себе, но графиня знаком остановила меня.
Галиани: нет, нет. Я понимаю ее. Что касается меня, то я
обладаю совершенно другим характером. Я чувствую страшное
раздражение. Я мучаюсь, я хочу... Ах взгляните... Я хочу
смерти. У меня в душе ад, а в душе огонь, и я не знаю, что бы
такое сделать.
Альоиз: что вы делаете, Галиани, вы встаете? Не выдержу
больше, я сгораю! Я хотела бы... Да утолите же меня наконец!!
Зубы графини сильно стучали, глаза вращались. Все в ней кон-
вульсивно содрогалось. На нее было страшно смотреть. Даже
Фанни поднялась, охваленная ужасом. Что же касается меня, то я
ожидал нервного припадка. Тщетно покрывал я поцелуями важнейшие
части ее тела, руки устали в попытках схватить неукротимую фурию
и успокоить.
Галиани: спите, я оставлю вас... С этими словами она
исчезла, выскользнув в распахнутую дверь.
Альоиз: что она хочет? Вы понимаете, Фанни?
Фанни: тише, альоиз. Вы слышите? Она убивает себя... Боже
мой, она заперла дверь. Ах, она в комнате юлии. Постойте, тут
есть стеклянная рама, через нее можно все увидеть... Придвиньте
диван и влезайте...
Нашим глазам открылось невероятное зрелище: при свете
ночника графиня с бешеными рыданиями каталась по полу из
кошачьих шкурок. Видимо кошачьи шкурки сильно возбуждали ее.
Ну, конечно, женщины-вакханки всегда пользовались этим на сату-
рналиях, с пеной на губах, вращая глазами и шевеля бедрами,
запачканными семенем и кровью.
Временами графиня вскидывала ноги высоко кверху, почти вста-
вая на голову, потом с жутким смехом валилась опять на спину. И
бедра терлись о меховую поверхность с бесподобной ловкостью.
Галиани: юлия, ко мне. Я не знаю, что со мной! Я сейчас сойду
с ума! И вот, юлия, голая, схватила графиню и связала ей руки и
ноги. Когда припадок страсти достиг апогея, судороги графини
испугали меня. Юлия ж ни мало не удивляясь, прыгала вокруг
графини, как сумашедшая. Графиня следила за ней. Это была
самка-прометей, раздираемая сотней коршунов сразу!
Галиани: мезор, мезор, возьми меня! На этот крик выбежал
откуда-то огромный дог и, бросившись на графиню, принялся лизать
языком воспаленный клитор, красный конец которого высовывался
наружу. Графиня громко стонала, все время возвышая голос.
Можно было заметить постепенность нарастания собачьего
рычания, слышать голос необузданной калимакты.
(Пламенная трибаза-калиматка, вакханка. Античный миф
сообщает, что она отдавалась животным.)
Галиани: молоко, молоко! Ох... Молоко...
Я не понимал этого восклицания. Это был голос скорби и аго-
нии. Но тут появилась юлия, вооруженная огромным гуттаперчевым
аппаратом, наполненным горячим молоком. Замысловатый аппарат
обладал большой упругостью. Могучий жеребец-производитель едва
ли мог иметь... Что-либо подобное. Я не допускал мысли о том,
что это может войти... Но к моему удивлению, после пяти-шести
толчков, сопровождавшихся режущим болевым криком, огромный аппа-
рат скрылся между ног графини. Графиня страдала, что она была
осуждена на казнь. Бледная и застывшая подобно мраморной кас-
сандре, работы кассини.
(Статуя изображает кассандру в тот момент, когда ее насилуют
солдаты аякса. Она примечательна особым выражением скор-
би.)
Движения аппарата то взад, то вперед производились юлией с
поразительной готовностью до тех самых пор, пока мензор,
находившийся в это время без дела, не кинулся на юлию,
выполнявшую мужскую роль, но представлявшую сладкую приманку для
мензора. Мензор наскочил на зад юлии с таким успехом, что юлия
внезапно остановилась, замирая.
Вероятно ее ощущения были очень сильны, так как выражение ее
лица было таким, каким ранее не было. Разгневанная промедлением
графиня стала осыпать негодную проклятиями. Придя в себя, юлия
возобновила работу с удвоеной силой... Разгоряченные толчки,
раскрывшиеся глаза и открытый рот графини дали понять юлии, что
секунды страсти наступили.
Переполненый сладострастия я не имел силы сойти с места и ут-
ратил рассудок: в глазах помутилось, голова страшно кружилась,
страшно стучало сердце и в висках.
Я испытывал дикую ярость от любовной жажды. Вид Фанни тоже
страшно изменился: ее взгляд был неподвижен, ее руки напряженно
и нервно искали меня. Полуоткрытый рот и стиснутые зубы говори-
ли об одуряющей чувственности, бившей через край.
Едва дойдя до постели, мы упали в нее, бросаясь друг на
друга, как два разгоряченных зверя. Тело к телу, во всю длину,
мы терлись кожей в вихре судорожных обьятий, охваченные волной
звериного желания. Наконец сон остановил это безумие.
После пяти часов благодатного сна я пробудился первым.
Радостные лучи солнца проникали сквозь занавеску и играли золо-
тистыми бликами на роскошных коврах и шелковых тканях. Это
чарующее, яркое пробуждение после такой жуткой ночи привело меня
в сознание.
Мне казалось, что я только что расстался с тяжелым кошмаром.
В моих обьятиях тихо колыхалась грудь цвета лилии или розы,
такая нежная, такая чистая, что казалось, достаточно будет лег-
кого прикосновения губ, чтобы она завяла...
Очаровательное создание-Фанни, полунагая в обьятиях сна, на
этом цветочном ложе, воплощала собой образ самых чудесных
мечтаний. Ее голова изящно покоилась на изгибе руки, чистый и
милый профиль ее был четок, как рисунок рафаэля. И каждая
частица ее тела источала обаяние. Это чарующее зрелище
омрачалось мыслью, что эта прелесть, познавшая только пятнадцать
весен, увяла за одну ночь. Лепестки юности сорваны и погружены
в тину разврата вакханической рукой. Она, так тихо баюкавшаяся
на ангельских крыльях, теперь навеки предана духам порока. Она
проснулась, почти смеясь, она грезила встретить обычное утро...
Увы, она увидела меня, чужую постель, не ее комнату... Горе
ее было ужасно, слезы душили ее. Я стыдился самого себя. Я
прижал ее к себе, целуя ее слезинки.
Фанни слушала меня, молчаливая, удивленная с тем же недовери-
ем с каким она отдавала мне свое тело. Она передавала свою
душу, наивную и до крайности взволнованную. Наконец мы встали.
Графиня лежала непристойно раскинувшись, с помятым видом,
тело ее было покрыто нечистыми пятнами. Она напоминала пьяную,
брошенную оголенной на мостовой.
- Уйдем! - Прошептал я, - уйдем Фанни, скорее оставим этот
отвратительный дом.
Часть вторая
я был убежден, что Фанни относилась к графине с отвращением и
полным отрицанием. Я дарил ей всю свою нежность, самые страс-
тные ласки. Но ничто не могло сравниться в глазах Фанни с вос-
торгом ее подруги. Все казалось холодным по сравнению с той гу-
бительной ночью.
Вскоре я понял, что она не устоит. С замаскированных или не
вызывающих подозрений мест я наблюдал за ней. Часто я видел,
как она плакала на диване, как она извивалась в отчаянии, как
срывая с себя платье, стояла обнаженная перед зеркалом... Я не
мог ее исцелить. Однажды вечером, будучи на своем посту
наблюдателя, я услышал:
- кто там? Анжелика, это вы? Галиани... О, мадам, я была
так далеко от вас...
Галиани: без сомнения, вы избегаете меня и вынуждена была
прибегнуть к хитрости, чтобы попасть к вам...
Фанни: я не понимаю вас, но если я сохранила в тайне то, что
я знаю о вас, то все же официальный отказ в приеме вас мог дока-
зать, что ваше присутствие мне тягостно и ненавистно. Сделайте
милость, оставьте меня...
Галиани: я приняла все меры. Вы не в состоянии ничего
изменить.
Фанни: но что вы намерены делать? Снова меня изнасиловать?
Снова грязнить? О,нет! Уйдите, или я позову на помощь!
Галиани: дитя мое, успокойтесь... Бояться нечего.
Фанни: ради бога не прикасайтесь ко мне!
Галиани: вы все равно покоритесь... Я сильнее вас! Что
такое? С ней дурно! Я принимала тебя только из любви. Я хочу
только твоей радости... Твоего опьянения в моих обьятьях...
Фанни: вы меня уничтожаете. Мой бог! Оставьте меня, нако-
нец! Вы ужасна!
Галиани: ужасна? Ну, взгляни - разве я не молода? Не кра-
сива? Разве может мужчина-любовник сравниться со мной? Две-три
борьбы повергают его в прах, на четвертой он уже беспомощен. А
я... Я всегда ненасытна...
Фанни: довольно, Галиани, довольно!
Галиани: нет! Нет! Послушайте... Сбросить свою одежду,
сознавать свою красоту и молодость в сладострастном благоухании,
гореть от любви и дрожать от наслаждений... Приникнуть телом к
телу, душой к душе... О... Это райское блаженство...
Фанни: о, пощадите меня... Вы... Ты... Страшна... Ты
вьелась в мою душу. Ты ужас... И я люблю тебя...
Галиани: я счастлива. Ты божественна! Ты ангел... О, об-
нажись... Быстро, я уже разделась... Ты ослепительна. Постой
немного, чтобы я могла досыта тобой налюбоваться... Я целую
твои ноги, колени... Грудь... Губы... Обними меня. Прижми
меня сильнее... Какая сладость... И два тела соединились. На
каждый стон отзывался другой. Затем послышался приглушенный
крик и обе женщины замерли в неподвижности.
Фанни: я счастлива...
Галиани: я тоже... Насытимся этой ночью.
С этими словами она направилась к алькову. Фанни бросилась
на кровать и распростерлась в сладостной позе. Галиани,
опустившись на ковер, заключила ее в обьятиях. Любовные шалости
начались вновь. Руки снова бегали по телу. Глаза Галиани горе-
ли ожиданием. Взор Фанни выражал запутанность мыслей и чувств.
Осуждая это тяжелое безумство, я весь был до крайности взволно-
ван. Мне казалось, что мои натянутые и напряженные нервы пор-
вутся.
Между тем трибазы скрестились бедрами одна с другой,
смешавшись шерсткой своих тайных частей. Казалось, они хотят
растерзать друг друга!
Фанни: я истекаю...
Галиани: я этого хотела...
Фанни: как я устала... Меня всю ломит... Я только теперь
поняла, что такое наслаждение. Но откуда ты, столь молодая,
узнала так много и так искушена?
Галиани: ты хочешь узнать? Изволь. Давай обнимемся ногами,
прижмемся друг к другу и я буду рассказывать.
Фанни: я слушаю тебя.
Галиани: ты помнишь о пыткках, которым подвергала меня
тетка? Поняв всю низость деяния, захватив с собой все деньги и
драгоценности, воспользовавшись отсутствием своей почтенной
родственницы,я бежала в монастырь искупления. Игуменья приняла
меня очень хорошо. Я все рассказала ей и просила помощи и пок-
ровительства. Она обняла меня и, нежно прижав к сердцу, расска-
зала о спокойной монастырской жизни. Она вызвала во мне большую
ненависть к мужчинам. Чтобы облегчить мой переход к новой
жизни, она оставила меня у себя и предложила спать в ее покоях.
Мы подружились. Настоятельница была очень неспокойна в пос-
тели. Она ворочилась и жалуясь на холод, просила меня лечь с
ней, чтобы согреться. Я почувствовала, что она совсем обнажена.
- Без рубашки легче спать,- сказала она и предложила мне тоже
снять свою. Желая доставить ей удовлетворение, я это исполнила.
- Крошка моя, - воскликнула она, - какая ты горячая и до чего
у тебя нежная кожа! Расскажи, что они с тобой делали? Они били
тебя?
Я снова повторила ей историю со всеми подробностями.
Удовольсвие, испытанное ею от моего рассказа было настолько ве-
лико, что вызвало у нее необычную дрожь.
- Бедное дитя, - повторяла она, прижимая меня к себе.
Незаметно для себя я оказалась лежащей на ней. Ее ноги скрес-
тились у меня за спиной, руки обняли меня. Приятная, ласковая
теплота разлилась по всему моему телу. Я испытала чувство не-
знакомого покоя.
- Вы добры. Вы очень добры, - лепетала я,- как я теперь
счастлива... Я вас теперь люблю. Руки настоятельницы удиви-
тельно нежно ласкали меня. Тело ее тихо двигалось под моим
телом.
1 2 3 4 5