Со мной
даже мужчина не сладит... Что такое... Она дрожит... Она
бледнеет... Боже мой Фанни... Фанни! Ей дурно? О, что я
сделала. Приди в себя, очнись. Если я так прижимаю тебя, то
это только от любви. Я так тебя люблю, ты моя теперь, моя
жизнь, моя душа. Ты только не понимаешь меня. Вгляни, я совсем
не злая, я очень добра, потому что люблю! Посмотри мне в глаза,
послушай как бьется мое сердце. Все это только для тебя одной.
Я хочу только твоей радости, твоего опьянения в моих об'ятиях.
Приди в себя. Очнись под моими поцелуями. О, безумие! Я
боготворю тебя, дитя!"
Фанни: "вы меня сейчас убьете... . Мой бог! Оставьте
меня! Вы ужасны!"
Гамиани: "ужасна? Ужасна! Взгляни, кто тебе внушает такой
ужас! Разве я еще не молода? Разве я не прекрасна? Мне
говорят об этом повсюду. А мое сердце? Разве встретится такое
же, способное к любви? А тот, который меня пожирает, этот
жаркий огонь италии, удваивающий силу моих чувств, дающий мне
триумф, где все терпят поражение, разве этот огонь может внушить
ужас? Скажи, что по сравнению со мной мужчина-любовник?
Две-три борьбы повергают его в прах, на четвертой он уже
беспомощно хрипит и его бедра бессильно сводят спазмы
наслаждения. А я все так-же остаюсь крепка, с дрожью желания,
остаюсь ненасытной. О! Да, я олицетворенная радость вещества,
огненного телесного счастья, сладострастия и неукротимости. Я
даю наслаждение до конца. Я любовь, которая убивает.
Фанни: "довольно, Гамиани, довольно!"
Гамиани: "нет-нет, слушай еще, Фанни!"
Прекрасно, сбросив одежду, сознавать себя молодой, красивой!
В сладостном благоухании гореть от любви и дрожать от
наслаждения, ощущать друг друга, смешаться и проникнуть телом и
душою друг в друга и насладиться в одном крике любви. Фанни,
Фанни. . Это небо!
Фанни: какие слова, какие глаза! И я вас слушаю , и я на
вас смотрю! О, пощадите меня! Я такая слабая! Вы меня
заворожили. Какую власть ты имеешь! И ты всосалась в мою душу,
ты вьелась в мои кости, ты-отрава. О, да, ты ужасна... И я
тебя люблю! Повтори разок еще слово, которое жжет.
Гамиани была бледна, неподвижна, словно небесная молния в
мгновение ока превратила ее в мрамор. Она была торжественна в
своем тихом смирении и экстазе.
Фанни: "да, я тебя люблю всеми силами своего существования,
своего тела. Я тебя хочу, я тебя жажду. Ох! Я теряю голову!
Гамиани: "что ты говоришь, моя бесконечно любимая! Что ты
говоришь! Я счастлива! Твои волосы прекрасны, а как они нежны!
Они скользят в руках тонкие и золотистые, как шелк. Твое лицо
такое чистое и белое, белее лилии. Ты-ангел страсти! Но будь
же нагой, прошу тебя. Смотри, я уже разделась. Ты
ослепительна! Постой, я целую твои ноги, твои колени, твою
грудь. Обними меня! Прижми! Сильнее! О! Какое наслаждение!
Она... Меня... Любит!"
И два тела соединились в одно. В глазах их блистал огонь,
щеки пылали румянцем. Губы дрожали, смеялись и страстно
сливались в поцелуях. Затем послышался приглушенный крик, и обе
женщины стали неподвижны.
-Я была счастлива, счастлива, -шептала Фанни, закрыв глаза.
- Я тоже, Фанни, была счастлива-ответила Гамиани, -но таким
счастьем, которого я еще не знала. Мои чувства смешались с
душой на твоих устах. Пойдем теперь в постельку и насладимся
снова.
И они рука об руку направились к алькову. Фанни бросилась на
кровать и застыла в сладострастной позе. Гамиани, касаясь
ногами ковра, привлекла ее к себе на грудь и заключила в
обьятия. В молчаливой истоме она долго смотрела на нее.
Любовные шалости начались сначала, поцелуй отвечал поцелую, руки
снова забегали по телу. Глаза Фанни загорелись диким огнем.
Взор Гамиани отвечал ей желанием и вожделением. Расцветшие,
воспламенные огнем наслаждения, они обе словно сверкали перед
моими глазами.
Наблюдая за их безумствами, я был взволнован, разгорячен,
охвачен желанием. Обуреваемый похотью, я метался, словно дикий
зверь, запертый в клетке. Я пожирал глазами голые, сплетенные
тела женщин. Взор мой помутился, я тяжело дышал, испытывая
невероятные, ни с чем не сравнимые муки. Я терял память. Мне
казалось, что мои натянутые до предела нервы порвутся. Внезапно
взгляд мой упал на пенис. Чудовищно разбухший, почерневший он
тупо вздрагивал своим рылом. Со сдавленным воплем я вонзил в
него пальцы. Руки не смогли обхватить такое бревно. Тогда я с
рычанием двинул пенис в прутья решетки. Дикая боль обожга меня,
мне показалось, словно расплавленный свинец брызнул на мой член.
Внезапно от ужаса я чуть не лишился чувств: эмблема моей
мужской силы, раздвинув прутья решетки, устремилась вперед. Мне
показалось, при этом что-то хрюкнуло. Сцепив зубы, сдерживая
стоны, я чувствовал, как мой пенис трется шкуркой об решетку.
О, всемогущие силы! Смешавшись вместе, боль и наслаждение
бросили меня в океан такой страсти, что я еле устоял на ногах.
Я рычал, я метался, и пена с моих губ клочьями падала на пол.
Вдруг член мой затрепетал, каким-то сверхестественным усилием он
еще более увеличился в обьеме и, изогнувшись в каком-то диком,
совершенно немыслимом виде, он извергнул из себя водопад
огненной росы. Струя едва не достигла кровати, на которой
стонали и метались Фанни и Гамиани. Да! Наслаждения страшные,
они разбивают нас и бросают на землю.
Очнувшись, я почувствовал себя ослабленным. Веки мои
отяжелели, голова еле держалась на плечах. Я хотел сойти со
своего места, но меня удержали вздохи Фанни. В то время, как
муки старались оживить мою упавшую силу, сцена, происходящая на
моих глазах, повергла меня в состояние ужасающего смятения.
Позы переменились. Мои трибабы скрестились одна с другой,
стараясь смешать трением пушистую шерстку своих тайных частей.
Они сталкивались и отталкивались с такой силой, словно хотели
растерзать друг друга.
-Ай, ай - вскричала Фанни- я кончаю. Я чувствую, что я тону!
О-о-у-у-ай! Гамиани в это время крутила головой, она рычала,
кусая простынь, хватала зубами волосы, струящиеся кольцами по
телу. Пораженный, я следил за их неутомимой борьбой, завидуя
вершинам охватывающего их наслаждения.
Фанни обессиленно откинулась в сторону.
-Как я устала-прошептала она. -Меня всю ломит. Но зато,
боже мой, какое наслаждение.
-Чем напряженнее усилия, -улыбнулась Гамиани-тем тяжелее, но
и наслаждение тогда пленительнее и острее.
-О, да! Я это уже испытала. Я была в состоянии опьянения,
сладостного возбуждения. Это трение шерсткой о кожу, такое
зудящее, едкое-оно вызывало во мне шекотку, ненасытную,
неутолимую, я каталась в огне от наслаждения. Какая это
радость, какое счастье! Я только удивляюсь:как ты, Гамиани,
такая еще молодая успела столько узнать. Я ни за что не
придумала и половины наших с тобой сумасбродств. Откуда у тебя
такие познания? Ведь природа не дает нам таких уроков?
Гамиани: "так ты хочешь меня узнать? Хорошо изволь. Обвей
меня руками, скрести ноги и прижмемся друг к другу. Я расскажу
тебе мою жизнь в монастыре. Этот рассказ может снова поднять
наши головы и вдохнуль жажду новых наслаждений".
Фанни: "я слушаю тебя, Гамиани."
Гамиани: "ты не забыла о той пытке, которой подвергли меня
монахи и тетка, чтобы послужить ее похоти? Как только я поняла
всю низость ее поведения, я тотчас же завладела теми бумагами,
которые обеспечивали мое благосостояние. Я захватила свои
деньги, драгоценности и, воспользовавшись отсутствием моей
достойной родственницы, бежала в монастырь сестер искупления.
Игуменья, очевидно тронутая моей юностью и боязливостью, приняла
меня так радушно, что рассеяло мою робость и смущение. Я
рассказала ей все, что со мною произошло и просила ее помочь
покровительством. Она обняла меня, нежно прижав к сердцу, и
назвала своею дочерью. Потом рассказала о спокойной и ясной
жизни монастыря. Она разгорячила еще больше мою ненависть к
мужчинам. Свою беседу она закончила проповедническими словами,
которые прозвучали неземным глаголом божественного существа.
Чтобы сделать мой переход от света к монастырю для меня легким,
мы условились , что останусь вблизи нее и буду спать в ее покое.
Со второй же ночи мы сдружились настолько, что фамильярно
болтали решительно обо всем.
Настоятельница была неспокойна в постели. Она двигалась
жалуясь на холод, и просила меня лечь с нею, чтобы ее согреть.
Я почувствовала, что она совсем голая. Она сказала, что без
рубашки легче спать и предложила мне снять свою. Я исполнила
это, чтобы доставить ей удовольствие. "Крошечка моя, -
воскликнула она, трогая меня - какая ты горячая! До чего твоя
кожица нежна! Злодеи осилились тебя мучить. Ты конечно
страдала? Раскажи мне обо всем, что они с тобой сделали. Они
били тебя, скажи?
Я снова повторила свою историю со всеми подробностями,
которые подчеркивала, так как они ее особенно интересовали.
Удовольствие от моего рассказа было так велико и сильно, что она
испытывала такую необычайную дрожь. "Бедное дитя, бедное дитя!
- Повторяла она, прижимая меня со всех сил. Незаметным образом
я оказалась лежащей на ней. Ее ноги скрестились у меня за
спиной, ее руки меня обнимали. Приятная и ласкающая теплота
разлились у меня по телу. Я испытывала чувства незнакомого
благополучия, сладости, которое сообщалось всему телу. Какой -
то эликсир любви, струился во мне как сладкое молоко. "Вы очень
добры, я счастлива с вами и никогда не захочу с вами растаться".
Мой рот сливался с ее губами, а я снова отрывалась, чтобы
произнести:- "о да, я люблю вас ужасно. Я не знаю, но я
чувствую..."
Руки настоятельницы нежно меня ласкали. Тело ее тихо
двигалось под моим телом. Ее мох, твердый и густой, смешивался
с моим и щекотно покалывал. От ее сильного поцелуя, которым она
меня наградила, я внезапно остановилась.
"Мой бог, - воскликнула я - оставьте меня, ох..."
Никогда, никогда более сладостная и обильная роса не была
последствием любовных состояний. Мое экзотическое состояние
прошло, но я еще не была сражена и устремилась с новым
энтузиазмом на мою искустную соратницу. Я пожирала ее ласками,
затем взяла ее руку и приложила к тому самому месту, которое она
так сильно сумела раздразнить. Настоятельница, видя меня в
таком забвении, пришла в такое состояние, что ринулась на меня
как вакханка. Мы состязались в горячности и боролись в
поцелуях, спорили в нежности укусов.
Что за дивная поспешность, какая чудная гибкость была в
членах этой женщины! Ее тело изумительно изгибалось, страстно
вытягивалось, не давая мне опомниться. Я не успевала за нею. Я
едва имела мгновение, чтобы вернуть ей один поцелуй, как она
огнистым дождем, как искрами осыпала меня сотнями поцелуев,
начиная от головы и кончая ногами. Мне казалось что они меня
жгут и впиваются в меня в тысячах мест. Эта живость
сладострастных прикосновений привела меня в неописуемое
сладострасти! О Фанни, зачем ты не была свидетельницей наших
схваток, наших битв. Если бы ты видела нас тогда обеих
раз'яренных, задыхающихся, ты поняла бы тогда, что значит
властное влечение чувств двух влюбленных женщин!
Одно мгновение и голова моя охвачена бедрами моей соратницы.
Я быстро угадала ее желание. Вдохновленная страстью, я
бросилась греть самые нежные части у нее между ног. Но я плохо
отвечала на зов ее желаний. Она быстро выскользнула из под
меня, проворно раздвинула мои ноги и тотчас же напала на меня
ртом. Проворный и острый язык колол и жалил, вонзаясь и быстро
выскакивая, как стилет. Я возбудилась как бешеная, отталкивала
ее голову или тащила ее за волосы. Тогда она хитро
приостанавливалась и начинала снова свою тихую нежную ласку.
Она впрыскивала в меня слюну и тихо лизала там же, кусала мою
шкуру и тело с такой сладкой нежностью, что одно только
воспоминание об этом заставляет меня замирать от удовольствия.
О, какое наслаждение я испытывала! , Какая сладость меня
волновала! Какая безбрежность страстей мною владела! Я
забывалась беспрерывно... Я иступленно билась и скидывала ее
телом, но быстрый, жаливший язык все же меня настигал и пронзал
неотвратно. Две тонкие твердые губы охватили мой клитор, щипали
его, сжимали, тихонько вытягивая из меня душу. Нет, Фанни, так
чувствовать и наслаждаться невозможно более одного раза в жизни!
Какое это было напряжение нервов, какой стук и рокотанье в
жилах, какое пылание всего тела, всей крови. Я горела, таяла и
все чувствовала дыхание ненасытных губ, упивающихся всей
глубиной моего существа. Я тебя уверяю, что была иссушена, хотя
через край наполнилась кровью и влагой. Но как я все-таки
блаженствовала! Фанни, я не могла более этого выносить. Когда
я говорю об этом наслаждении, мне опять хочется испытывать
нежное щекотание. , Все пожирающее и ненасытное. Утоли меня!
Ах, утоли же живее... Сильнее... Хорошо... Ах, как хорошо! Я
умираю...
Фанни была злее волчицы. "Будет, будет- повторяла Гамиани-
ты меня изнуряешь. Я считала тебя менее искустной и не думала,
что ты такая страстная. Я это вижу по тому, как ты
развернулась. Огонь пропитал тебя насквозь".
Фанни: "иначе и не может быть. Надо быть бескровной,
безжизненной, чтобы не воспламениться вблизи тебя. Ну что же
было с тобой потом?
Гамиани: "я согласилась принять посвящение в тайны
монастырских сатурналий. Большинством голосов я была принята и
через два дня уже представлена. По правилам устава я пришла
обнаженной, произнесла слова требуемой присяги и в конце обряда
смело посвятила себя преклонению огромному деревянному приалу
(пенису), стоящему в зале специально для этого обряда.
1 2 3 4 5 6 7