– Как она узнала, кто я такая?
– Милая, вы, должно быть, никогда не жили в таких городках. Да будет вам известно, что в тот день, когда вас привезли сюда, в Кингсбурге уже не было человека, который бы не знал цвета ваших глаз… Сейчас я вам сделаю укол. Это должно помочь, деточка. – Сестра Грегори стояла рядом с кроватью со спокойной улыбкой на устах и огромным шприцем в руках. – Вы ничего не почувствуете.
Сестра Грегори, конечно же, обманула ее.
– Ой! – Кэтрин растирала руку, чтобы уменьшить жжение. – Что это?
– Это лекарство. От него вам станет легче. Ну как, уже лучше?
Кэтрин покорно вздохнула:
– Да. Лучше.
– Ну и хорошо. Сейчас вы уснете. Немного погодя я зайду проведать вас.
С этой минуты Кэтрин больше не нуждалась в успокоении. У нее уже закрылись веки, и она медленно погрузилась в царство сна.
– Кэтрин! – Это был голос Алекса. – Как вы себя чувствуете? С ней все в порядке?
Он стоял рядом с ее кроватью, все еще всклокоченный и небритый. Ему не мешало бы вздремнуть и передохнуть, подумала она.
– Я полагаю, что все идет хорошо. Она просто спит.
Голос с другой стороны кровати заставил ее открыть левый глаз. Она увидела второго мужчину, ростом ниже Алекса, с блестящей лысиной, очками в золотой оправе и фонендоскопом. Трубки аппарата были засунуты в уши, и, поскольку они были такого же цвета, как и шея, при беглом взгляде казалось, что у доктора из ушей растут щупальца.
– Как самочувствие, Кэти?
– Кэтрин, – поправила она, решив, что доктор не стоил того, чтобы ее разбудили.
Он хихикнул и повторил за ней:
– То есть Кэтрин.
– Это Джон, – сказал Алекс. – Доктор Джон Гиллард. Я говорил вам о нем, помните?
– Помню. Лучше скажите, когда я смогу уйти отсюда?
Доктор снова захихикал и добавил, обращаясь к Алексу:
– У нее сильная воля, Аль. Она быстро поправится, помяни мое слово.
– Я надеюсь.
Аль? Интересно. Если некоторые люди не будут мешать ей спать, она быстро поправится.
– Счастливая леди. Считай, что ей в некотором смысле повезло, Аль. Все могло быть гораздо хуже. При таком падении она вполне могла сломать себе шею. Никаких необратимых изменений нет. Неделю или две она будет испытывать некоторый дискомфорт, только и всего.
Некоторый дискомфорт?
Она подвигала головой, но сразу испытала дискомфорт.
– Кэтрин!
Это снова был Макки. Видимо, на этот раз Бог велел ему сказать ей что-нибудь приятное. – Они настаивают, чтобы вы остались здесь на ночь, но обещают отпустить завтра домой. Не спорьте, так будет лучше.
– Нет. Я посплю еще несколько минут, а потом мы уедем.
– Так вот, Кэти…
Доктор был все еще здесь. Она чуть слышно застонала.
– Я позволю вам уйти завтра, – продолжал доктор, – но только при одном условии. Вы будете лежать в постели по меньшей мере еще неделю и выполнять все мои предписания.
После таких слов стоило открыть оба глаза.
– Что?
– Аль, я выпишу ее на твое попечение. Видишь, как она жаждет попасть домой. Она быстро пойдет на поправку. Ты, разумеется, будешь помогать ей. Пищу она должна принимать в постели – вставать ни в коем случае нельзя. Я хочу, чтобы у нее полностью восстановились связки, а это означает, что с самого начала нужно выдерживать строгий режим. Полный покой. Первые дни ты будешь класть ей пакетики со льдом, а потом теплые грелки.
Кэтрин перевела взор на Алекса. Он кивком подтвердил слова Гилларда.
– Если ты не уверен, что справишься сам, рекомендую нанять няню.
– Я прекрасно справлюсь, Джон. Но если у меня возникнут трудности, я позвоню.
– Хорошо. Я оставлю тебе рецепты и передам все остальные инструкции через Хетэр.
Алекс и Джон пожали друг другу руки. Перед уходом доктор весело подмигнул ей и направился к двери, помахивая, как павлиньим хвостом, полами своего белого халата.
– Где моя одежда? – спросила Кэтрин, пытаясь сосредоточить взгляд на лице доктора.
– Тс-с. Сейчас не время обсуждать это.
– Отдайте мне мою одежду, – сказала она, медленно и отчетливо произнося каждое слово.
Он попытался скрыть улыбку, но его усилия не увенчались успехом. Он заплатит за это. Видит Бог, заплатит! И очень скоро, как только она немного поспит. Потом она разыщет эти чертовы тряпки, а если нет – убежит голая.
Глаза ее закрылись, руки упали, прежде чем она успела сказать еще хоть одно слово.
Алекс сидел в нескольких дюймах от ее кровати. Сидел – это было громко сказано. Он скорчился в кресле, закинув голову назад и приоткрыв рот, скрестил руки на груди и выставил ноги вперед. То, что он ухитрился уснуть в таком положении, свидетельствовало о том, насколько он устал. Время от времени на губах у него появлялась блуждающая улыбка. Она с трудом приподняла тяжелые веки, посмотрела на него и содрогнулась, представив долгую бессонную ночь, которую он провел возле нее.
* * *
Голова почти прояснилась, но спина и колено по-прежнему болели. О том, чтобы самостоятельно встать с постели, не могло быть и речи. Однако доктор сказал, что сегодня ее выпишут домой. Если она сейчас разбудит Алекса, они смогут уйти и ей не нужно будет слушать дальше эту ужасную беседу из соседней кабины.
– Тыковка! Ты не спишь?
При звуках знакомого голоса она откинула подушку на колени.
– Сесил! Я уже проснулась. Как ты узнал, что я здесь?
Он стоял рядом с ее кроватью. У него был такой радостный вид, с каким встречают старого друга после долгой разлуки. Рядом с ним стояла немолодая женщина, покрупнее его, с приятным смуглым лицом, с широкими скулами, выдававшими ее индейское происхождение. В ее черных волосах равномерно поблескивала седина, глубокие морщины окружали ее глаза и рот. Должно быть, это была Эстер.
– Мне очень жаль, что мы не встречались до сих пор. Сесил всегда беспокоился о вас. А значит, вы и мой друг. Я надеюсь, вы не слишком серьезно повредили ногу?
Кэтрин опешила. Может быть, все дело в самом Нью-Мексико, его климате, воздухе или еще в чем-то? Женщина, до сей минуты никогда не видевшая ее в глаза, называет ее своим другом. Есть от чего прийти в смущение.
– Спасибо. Со мной все в порядке. Я просто немного ушиблась. Вот и все.
– Он давно спит? – спросил Сесил, кивая на Алекса.
– Нет, не очень. – Алекс поднял голову. – Эстер, я могу обидеться. Где поцелуй?
Женщина протянула руки и с широкой улыбкой, осветившей ее морщинистое лицо, бросилась к поднявшемуся с кресла Алексу.
– Дай скорее обнять тебя, непослушный мальчик. – Она крепко стиснула его в объятиях, потом чуть отодвинулась и ласково оглядела его. – Посмотри, на кого ты похож! Ты выглядишь хуже, чем она. Я уверена, что ты ничего не ел со вчерашнего дня.
Алекс рассмеялся:
– Я прекрасно себя чувствую, Эстер. И потом мне уже не семь лет. Я в состоянии позаботиться о себе.
– Расскажите это кому-нибудь еще, молодой человек. Я знаю тебя не первый день. Алекс засмеялся.
– Мне не хватает тебя! – Он снова сжал ее в объятиях.
Эстер оттолкнула его.
– Если тебе, как ты говоришь, не хватало меня, почему ты до сих пор не навестил нас?
– Это она виновата, – кивнул он в сторону Кэтрин.
Но Кэтрин не слышала его слов, она была слишком занята. Ее глаза смотрели мимо него, на дверь. Там с ослепительной улыбкой, обнажавшей белые, сверкающие, как у акулы, зубы, стояла Никки Милс.
– Кэти! – вскричала Никки. – Я так переживала за вас. Вы не представляете себе, как я огорчилась, когда услышала о вашей беде. Как же это случилось?
Кэтрин не стала выдавливать из себя улыбку.
– Я чувствую себя прекрасно, Ник. Просто сейчас я устала.
– Алекс Макки, что ты сделал с этой девушкой?
Все головы повернулись к двери.
Кэтрин узнала дребезжащий голос миссис Филлипс из бакалейной лавки и с отчаяния уронила подбородок на грудь.
– Когда я услышала, что она покалечилась, я бросила все дела. В этом городе еще никто не поправился без моего домашнего печенья. Никакое лекарство не помогает лучше, чем оно. Помнишь, как ты болел свинкой, Алекс? Ты съел тогда целый мешок, и у тебя щеки были как у бурундука.
Она чувствовала, что ей становилось все хуже – усиливалась головная боль и начинало стучать в висках, но никто как будто не замечал ее хмурого вида. Эстер и миссис Филлипс продолжали болтать о домашнем печенье. Мужчины обсуждали какие-то дела, связанные с домом, в то время как Никки не переставая терлась об Алекса, как кошка о радиатор.
Услышав звук отдернутой занавески, Кэтрин вздрогнула. Похоже, миссис Филлипс собиралась подключить к ним еще и Лэрлайн вместе с ее подругой. О Боже, сейчас они будут все вместе обсуждать работу женских органов и кишечника! Почему она не умерла сразу же после этого проклятого падения? Но это было еще не все. Через некоторое время появился Бадди из «Фантасмагорий Вилли». Тогда Кэтрин не выдержала: положила подушку на лицо, отодвинулась как можно дальше и прошептала: «Уходите».
Прошло минут пять или, может быть, двадцать, пока она почувствовала, что кто-то потянул за подушку. Она хотела вернуть подушку на прежнее место, но тщетно. Когда она открыла глаза, то увидела, что все гости исчезли. Все, кроме Алекса.
– Не сердитесь. Я не мог запретить им прийти сюда.
Она слабо улыбнулась:
– Откуда они все узнали? Неужели телевидение сообщило об этом несчастном случае в шестичасовом выпуске новостей?
Алекс поправил пальцем прядь волос у нее на лбу.
– Вы плохо представляете себе жизнь маленьких городов, Кэтрин. Она не похожа на жизнь Нью-Йорка, Лос-Анджелеса или Сан-Франциско. Здесь вы никогда не останетесь в одиночестве. Вы будете у всех на виду. Всем будут известны ваши заботы, и всем будет до вас дело.
– А если человек не хочет, чтобы о нем беспокоились?
– Это не принято. Таких людей здесь не уважают.
Он продолжал водить пальцем по ее лбу возле челки.
У нее не было желания разговаривать дальше, ей хотелось только ощущать его прикосновение. Она мечтала о том, чтобы он ласкал ее – если не целую вечность, то хотя бы до тех пор, пока она уснет.
И так оно и было.
Глава 8
– Не надо держать меня. Я прекрасно могу идти сама!
Алекс и не подумал ее слушаться. Она ныла не переставая, с тех пор как они собрались покинуть больницу. Не женщина, а сущее наказание! Алекс остановился посередине гостиной.
– Почему вы постоянно спорите со мной? Поймите, этим вы только создаете ненужные трудности. Вы не можете сами идти. Я отнесу вас в постель. Неужели не ясно?
– Я прекрасно обойдусь без вашей помощи.
– С ума можно сойти от ваших капризов, – устало сказал он, посмотрев вверх, на ступеньки. – Мне казалось, что вы должны оценить эту маленькую услугу. А вы вместо благодарности ворчите.
Господи, опять сказал не то, что следует! Но было поздно.
– Ах, я должна быть благодарна?! Я ни о чем не просила вас. Слышите, ни о чем! Если вы сейчас отпустите меня, я пойду…
– Вы никуда не пойдете, кроме постели, – твердо сказал Алекс.
У нее сразу вспыхнули глаза, и она стала необыкновенно красива. О этот неповторимый зеленый огонь! Держать ее на руках и убаюкивать, как ребенка, было для него подлинным наслаждением.
Он дошел до конца лестницы и повернул к своей комнате.
– Не понимаю, зачем нужно было нести меня сюда. Почему вы не оставили меня внизу, в моей спальне?
Он поддел локтем ручку двери и открыл ее ногой.
– Если вы сию же секунду не перестанете ворчать, – медленно прошептал он, – я… я… не знаю, что с вами сделаю. Удушу голыми руками. – После этих слов он осторожно опустил ее на постель.
Голова Кэтрин утонула в куче подушек, и тело тоже отыскало себе удобное местечко. В этой просторной кровати она выглядела как-то сиротливо. При виде безобразного лилово-черного синяка на ее левом бедре у Алекса сжалось сердце, и он, чтобы приободрить ее, заставил себя улыбнуться.
– Вот молодец. Послушная девочка. Отдыхайте, а я пойду вниз и приготовлю чай.
– Подождите.
Он, не поворачиваясь, остановился.
– Послушайте, что я вам скажу. Вскипятите воду. Опустите в нее пакетик с чаем. Дайте постоять три минуты. Выньте пакетик. Положите одну чайную ложку меда.
Кэтрин слышала, как он смеялся, спускаясь по лестнице.
Она уронила голову на руки и застонала. Боже, до чего же она несносна! И при этом даже не пытается обуздать себя. Ну что ей делать? Вести себя с ним так же мило, как показывают по телевидению? В действительности таких отношений не бывает, во всяком случае, у нее самой не было подобного опыта. Единственное, чему она научилась в своей жизни, – это жесткости. Она не подходит Алексу. Они несовместимы. Им обоим будет лучше, если они расстанутся.
Она не заметила, как ее начало знобить. Пришлось натянуть на себя огромное стеганое одеяло.
Алекс поставил тарелку с кашей на столик возле кровати.
– Если вы еще раз назовете меня послушной девочкой, получите по носу.
– Ах так! Ну подождите, я вам отомщу. Кто намекает мне все утро об одном одолжении? – Он перешел на высокие ноты, искусно имитируя ее голос: – «О, Макки, я два дня не мыла голову! Я была бы вам так признательна…»
Она с удивлением взглянула на него, потом ее глаза снова загорелись гневом. Не могла находиться в постоянной зависимости от него и от этого непрерывно испытывала муки.
– Спасибо, что вовремя сказали. Я не собираюсь прибегать к вашей помощи. И я не намерена следовать советам вашего доктора.
Алекс откровенно изучал ее. Он блуждал по ней взглядом так, словно сбился с пути, а она была дорожной картой. Она тщетно боролась с румянцем, заливавшим ей щеки, и, чертыхаясь в душе, отводила глаза. Он все время волновал ее. От него невозможно было скрыть ни единого движения. Он следил, как она ест и пьет. А утром она поймала его на том, что он сидел на краю кровати и смотрел на нее, пока она еще спала.
– Если когда-нибудь будут присуждать Нобелевские премии за упрямство, – заметил он, – то вы будете первым кандидатом. Ладно, сейчас я займусь посудой, а потом помогу вам помыться.
Он забрал у нее тарелку и пошел к двери.
Она видела, что Алекс винит себя за ее травму. Все попытки разубедить его в этом терпели неудачу. Стоило ей завести на эту тему разговор, как он обрывал ее. Он говорил, что ему доставляет удовольствие ухаживать за ней, но она убеждена, что это не так – он делает это из-за угрызений совести.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18