– Ну все, кончилось, – сказала я Эрнсту и взяла его под руку. Я, естественно, имела в виду крики. Эрнст по-прежнему держал руки в карманах и смотрел невидящими глазами на косу Габриэлы.Зевс спустился по трубе вниз. Карабиньеры окружили его и загораживали от посторонних взглядов, пока он натягивал свои носки и запорошенные снегом ботинки. Подкатила пожарная машина с синей мигалкой. Габриэла перекрестилась. Она сообщила нам время, когда мы должны собраться у автобуса, и ушла вместе с Зевсом и карабиньерами. Наша туристская группа снова разделилась. Кельнер в длинном фартуке первым побежал в «Викторию».Мы с Эрнстом еще немножко постояли на улице. Из слишком длинных рукавов его нового анорака выглядывали только кончики пальцев. Потом я озябла, и мы направились к автобусу.Внезапно Эрнст спросил:– Ты чувствуешь этот запах?– Да, – сказала я и подумала, что он имеет в виду бензин. Здесь, вдали от дома, все пахло иначе.– Клубника! – крикнул он. – Пахнет клубникой! – У нас на дачном участке росла почти исключительно клубника, и мы различали годы по тому, на сколько клубничных тортов ее хватало. Кофепитие превращалось в настоящий праздник, когда мы знали, что едим последний торт. Последнюю в этом году клубнику. Перед моими глазами возник наш огород и дощечка с надписью «К Фухсбау». И тогда я сказала:– Пустые пивные стаканы. Ты чувствуешь этот запах – как будто много-много пустых пивных стаканов стоит на солнце на сервировочном столике?– Да, – сказал Эрнст, – весь поднос ими уставлен.Я уверена, что мы с ним какие-то мгновения видели одну и ту же картину: старый поднос и стаканы с красными точками на донышках. И нашу клубнику.Водитель открыл дверцу. Я предложила ему перекусить с нами. Рукава его рубашки были закатаны. Он вытер грязные руки тряпкой и буквально набросился на еду. Потому что, хотя мы с Эрнстом и питались все дни, если не считать скудных гостиничных завтраков, из собственных запасов, у нас еще всего оставалось вдоволь, даже яблок. Мы тоже сильно проголодались. И продолжали есть даже после того, как водитель вновь удобно устроился в своем кресле, чтобы успеть вздремнуть перед обратной дорогой. Снег уже растаял.Зачем я вам рассказываю об этом? Потому что люди слишком быстро все забывают. А ведь на самом деле прошло не так много времени с тех пор, когда Эрнст и я еще могли думать об одном и том же и повсюду таскали за собой черно-красную клетчатую сумку, набитую консервами. Глава 2 – Новые деньги Конни Шуберт рассказывает историю из старых времен: в город приезжает некий человек, который устраивает свои дела, находит себе девушку и потом исчезает. Наивность «на голубом глазу» не исключает способности предвидения. Гарри Нельсон приехал из Франкфурта в Альтенбург в мае 90-го, за неделю до того, как мне исполнилось девятнадцать. Он интересовался домами, но главным образом строительными участками на подъездных путях к городу. В связи с бензоколонками. Гарри был среднего роста, брюнет, некурящий. Он жил в нашей единственной гостинице, в «Венцеле», на втором этаже. Повсюду, где бы он ни появлялся, даже когда спускался позавтракать или поужинать, его видели с кожаным кейсом, запиравшимся на два замка с цифровым кодом.Я с сентября 89-го года работала официанткой в «Венцеле». Никакой лучшей работы поблизости от дома найти было нельзя. Захоти я чего получше, мне бы пришлось уехать в Лейпциг, или в Геру, или в Карл-Маркс-Штадт. Моя начальница, Эрика Паннерт, – я знала ее еще со школьных времен – как-то сказала, что раньше она была точно такой, как я, такой же стройной и хорошенькой. Я знаю, конечно, что рот у меня маловат и что когда я быстро иду, мои щеки при каждом шаге подрагивают.Мне нравился Гарри, особенно то, как он входил, кивал нам, садился, закидывал ногу на ногу и при этом слегка подтягивал брюки на коленках, как пробовал вино и разворачивал салфетку. Мне нравился запах его одеколона и то, что он уже к вечеру выглядел небритым; то, что он всегда разменивал нам денежные купюры и знал, как нас зовут, для чего ему даже не требовалось поднимать глаза на карточку с именем, которую каждая из нас носила на груди. Но больше всего мне нравился его кадык. Я смотрела на Гарри, когда он пил. Это происходило совершенно автоматически, помимо моей воли. По дороге домой я всегда пыталась как можно точнее представить себе его.«Венцель» был переполнен, и те, кто на уик-энд отправлялся домой, предпочитали заплатить за выходные, чтобы сохранить номер. Для Гарри каждый вечер заранее накрывали столик на шестерых, потому что к нему всегда приходили гости. Эрика шептала мне на ухо их имена и, называя некоторые, махала рукой, будто обожглась. «Эти своего не упустят», – говорила она.Сам Гарри только задавал вопросы. А гости его, если пускались во всякие разговоры, иногда засиживались допоздна. Я ничего не имела против, когда приходилось задерживаться на работе. Я и сейчас думаю, что работать официанткой легче, чем каждое утро выходить из дому с кейсом, чтобы подписывать договоры.Кроме Гарри, мало кто оставался в гостинице на выходные. Я, например, помню толстяка Числу из Кельна, который поставлял на здешние рынки кассеты и пластинки и встречался в «Венцеле» с теми, кто их продавал, – молодыми парнями из нашей округи, более или менее разбиравшимися в музыке. Они тут частенько выпивали и закусывали, потому что Числа не позволял им уйти, пока не проверит всю отчетность. Эрика оказывала знаки внимания Петеру Шмуку из Коммерческого банка, тщедушному молодому человеку с большими кистями рук и беззвучным смехом, который сидел у нас до тех пор, пока ей не надоедало его слушать. Был еще некий политический деятель из блока «Альянц», к которому мы обращались «мистер Велла», и еще один, прозванный нами Ваксой. За всю неделю эти люди едва ли обменивались хоть парой слов. Только по воскресеньям, когда из окна ресторана видна была, наискось через площадь, очередь перед вокзалом, выстроившаяся в ожидании «Билдцайтунг» – многие покупали сразу по несколько экземпляров, – они отпускали шуточки по этому поводу и собирались за одним столом.В середине июня в «Фолькцайтунге» и в «Вохенблате» появились фотографии Гарри, пожимающего руку новому бургомистру. Уже в 1990-м предполагалось построить первую бензоколонку, – если я правильно помню, на средства федерального почтового ведомства.Внезапно разнесся слух, что герр Нельсон уезжает. Потом я услышала, что он будто бы приобрел квартиру и перебирается туда. Потом – что Гарри Нельсон, хоть и отъедет на неделю, после вернется к нам. Я было хотела дать ему пакет с продуктами на дорогу, но побоялась, что другие это заметят или что он сам сочтет мое поведение назойливым.Я взяла недельный отпуск и хорошенько отоспалась. Дома мои родители много говорили о новых деньгах, которые будут введены в оборот с ближайшего понедельника. Отец, вскоре после своей неудачной поездки в Ассизи вступивший в Немецкий социальный союз, мое поведение одобрил. «Японцы, – говорил он, – тоже обходятся пятидневным отпуском. Сейчас все должны работать, засучив рукава». Даже мама сказала, мол, нынче плевелы отделяются от пшеничных зерен, пришло время расхлебывать кашу, которую сами же мы и заварили. Купаясь в ванне, я вдруг представила себе, будто целую Гарри в его адамово яблоко.В понедельник, 2 июля, моя смена начиналась в полдень. В ресторане не было ни души. Должно пройти как минимум три-четыре недели, прокомментировала это обстоятельство Эрика, прежде чем наши люди соберутся с духом и станут платить за обыкновенные шницели западными марками.Около часу пришла темнокожая семейная пара – по словам Эрики, пакистанцы, торговцы коврами. Сидя за кассой, я чувствовала себя как на начальных уроках в техникуме, когда мы, ученицы, обслуживали друг друга и расплачивались игрушечными деньгами.Гарри появился ближе к вечеру. Войдя в ресторан со своим неизменным кейсом в руке, он сказал «хэл-ло!» и уселся к окну, туда, где для него был зарезервирован столик. Наконец-то я снова увидела его изящные уши, пальцы с широкими ногтями, адамово яблоко. Он был в рубашке с короткими рукавами, чесучовых брюках и сандалиях на босу ногу. Эрика объяснила, что он уже отказался от номера, но пока останется здесь. «Таким как он, – прошелестела она, – вечно подавай что-нибудь новенькое, их манят все более далекие цели.Пакистанцы, после того как перетаскали ковры из микроавтобуса в свой номер на втором этаже, заказали суп. Гарри, пока ел, листал газеты за прошлую неделю, и я подносила ему одну рюмку вина за другой.Позже к нему присоединился Числа, который собирался куда-то и заказал себе только выпивку. «Ну, за твой успех!» – сказал он. «Чтоб все как по маслу!» – отозвался Гарри. И Числа подвел итог: «За нас!» Это я запомнила, хотя меня их дела совершенно не касались. Поскольку наш бар по понедельникам не работал, они около десяти отвалили. Я видела через окно, как они шли к центру. Числа смотрел себе под ноги, одну руку положил на плечо Гарри, другой увлеченно жестикулировал. Я осталась одна с пакистанцами. Пакистанка тихо разговаривала со своим мужем, а он нажимал на кнопочки микрокалькулятора и потом передал его ей. Я сказала, что мне пора закрывать кассу. Они расплатились и ушли.Я в глубине ресторанного зала накрывала столы к завтраку. Покончив с этим, уселась за столик у двери и стала вставлять в стаканчики салфетки. Кухня уже опустела. Было тихо, если не считать радио на стойке администратора.Когда вскоре после половины двенадцатого задребезжала решетка на входе, я сразу поняла: вернулся Гарри. Мне даже не нужно было смотреть. Он встал за стулом и как в замедленной съемке склонился над моим плечом. Я повернула голову, нечаянно задев его щеку. «Конни», – сказал он, и в тот же миг я почувствовала прикосновение его рук. Он дотронулся до карточки на моей груди и сразу начал щупать саму грудь.«Не надо», – сказала я. Гарри прижал меня к спинке стула. Он целовал мою шею, щеки, а когда я откинула голову – рот. Потом схватил меня за коленки. Я быстро вывернулась и поднялась на ноги.Он был повыше меня ростом, с пунцовым лицом, взъерошенными волосами. Перевел взгляд на мои белые матерчатые туфли. Тогда-то я и увидела хохолок на его затылке. Разглядела в Гарри что-то отчаянно-дерзкое, такое, чего прежде в нем не замечала.«Пойдем, – предложил он, – погуляем».Я испугалась, что сделаю что-нибудь не так. Взяла свою вязаную кофту, заперла дверь ресторана и отдала ключ портье. На улице Гарри обнял меня за бедра. Больше всего мне хотелось спрятаться от посторонних глаз, но через каждую пару шагов мы останавливались и целовались. Мы, значит, нашли друг друга, думала я, именно так и думала, без громких слов.На перекрестке, за которым улица поднималась вверх, а направо ответвлялась дорога к вагоностроительному заводу, он потянул меня к маленькому газончику. «Гарри», – шепнула я, надеясь его образумить. Его ладони скользнули от моих бедер вниз к ягодицам, проникли во впадину между ног и снова выглянули из-под подола юбки. «Гарри», – повторила я и поцеловала его в лоб, а он тем временем засунул обе руки под резинку моих трусиков и сбросил их вниз. Гарри держал меня крепко, одна его рука пробиралась у меня между ляжками, и вдруг я почувствовала в себе его палец, сперва один, потом несколько.Он казался счастливым. Смеялся. «Почему бы и нет, – сказал он. – Собственно, почему бы и нет? – Я смотрела на его волосы, на его затылок. Он продолжал говорить. Я не все могла разобрать, уж слишком он много смеялся. Ни язык его, ни его руки не останавливались. Потом судорога боли пробежала от моих лопаток вниз по спине. «Руки вверх, – рявкнул кто-то. – Вверх руки, кому говорю!» На какой-то момент я вообще потеряла представление о том, кто я и что это на меня надвинулось. Блузка была разодрана. А голос вновь и вновь повторял, делая ударение на каждом слоге: «Руу-ки вверх!»Хорошее настроение у Гарри, похоже, улетучилось. Он с силой прижал к земле мои запястья, и больше я ничего не видела. Только слышала его пыхтение и чувствовала, как он меня облизывает и кусает. Я старалась ровно дышать. Все мое внимание было сосредоточено на этом. Не важно, что происходит, важно, что я еще дышу. Эту мысль я запомнила.Гарри потом остался лежать на мне. Сначала я высвободила из блузки одну руку и попыталась повернуться, сбросить его с себя. Небо было черным, фонарь – как огромный одуванчик. Гарри перекатился на спину, разинул рот. Его рубашка задралась кверху. Обнажился белый треугольник живота с пупком-вершиной. Член криво свисал набок, прямо на край трусов.«Гарри, – сказала я, – не можешь же ты спать здесь». Он икнул. Мне хотелось выговориться. Все время, пока я искала свои трусы, я без умолку говорила и вела себя в точности так, как в фильмах ведут себя люди после катастрофы. Я попыталась вытянуть из-под него мою кофту, но не сумела и убежала без нее.Я тогда думала – как часто думала в последнее время по дороге домой, – что мне достаточно просто заснуть, чтобы скорее наступило завтра и я опять увидела его, моего будущего мужа, отца моих еще не родившихся детей, человека, не сравнимого ни с кем, который покажет мне мир и сумеет всё понять, который меня защитит и отмстит за меня.О том, что происходило потом, я знаю только по письмам и телефонным разговорам. Мое место официантки так и осталось незанятым, а осенью «Венцель» закрылся. Эрику взял на работу один итальянец, который в погоне за легкой наживой открыл пиццерию на Фабричной улице. В апреле 91-го года ему пришлось закрыть свое заведение. Эрика потом находила другие похожие места. Но стоило какому-нибудь кафе открыться, как оно через пару месяцев оказывалось на мели. С ней это случалось четырежды. В конце концов люди заговорили, что она приносит несчастье. Правда, говорили недолго, потому что все понимали, что творится вокруг. К тому времени Гарри Нельсон со своим чемоданчиком уже покинул наш город. Вроде бы ему еще принадлежат несколько домов, но его самого никто больше не видал. Я сперва нашла для себя работу в Любеке, потом, через два года, – на одном английском крейсере.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38