ХХ. Покажи. (Берет банку и вертит ее во все стороны. АА снимает очки, кладет их в карман халата.) Нет, я тебе не верю.
АА. Кто знает иностранные языки - ты или я?
ХХ. Ты нарочно говоришь, назло мне.
АА. Ну, тогда взгляни, там есть картинка. Улыбающаяся собака на фоне восходящего солнца. Образ истинного благополучия и довольства.
ХХ. Ну и что?
АА. Как это - что? Собака так довольна потому, что наелась именно из этой банки. Ведь даже неграмотные понимают рисуночное письмо.
ХХ. Картинка как картинка. Мало ли какие бывают картинки? Вот и у нас дома была картинка: олень на поляне, довольный, и солнце тоже сзади. И что? Значит он, по-твоему, нажрался травы?
АА. Возможно.
ХХ. Нет, одна картинка еще ничего не значит. Картинки бывают для красоты, для украшения. Стало быть, эта еда и есть очень красивая. С картинкой.
АА. Пусть будет так. Этот продукт, как я догадываюсь, ты купил из-за его дешевизны. Во всем магазине выбрал самые дешевые консервы.
ХХ. Высший сорт.
АА. Для собак.
ХХ. Прима.
АА. Еще бы, собакам наверняка очень нравится.
ХХ. А я вот буду есть!
Пауза.
АА. Разве я тебе запрещаю?
ХХ. Ну что - есть мне?
АА. Почему же нет? Раз уж ты до сих пор не отравился. (Пауза.) Ну, что же ты не ешь?..
ХХ с яростью швыряет банку в угол. Печально сидит. Пауза.
ХХ. Потому что я не собака.
АА. Нет?
ХХ. Нет.
АА. Ну, как знаешь.
Пауза. ХХ встает и поднимает банку с пола.
ХХ. Ты..., ты говорил, что это может быть и для кошек?
АА. Вероятно. Домашними любимцами могут быть и кошки.
ХХ. Точно?
АА. Точно. Но какое это имеет значение...
ХХ. Если еще для кошек, я бы съел, а вот если для собак, то уж нет. Ни за что! Я что, собака, чтобы жрать всякую собачью жратву?!
АА. Вот ты сам себе и ответил.
ХХ. Нет, ты скажи мне, сам мне скажи, разве я собака? Ну, что я собака?!
АА. Нет, ты не собака. Никто из людей не собака. Во всяком случае... не должен ею быть.
ХХ. Вот видишь! Значит, раз это для кошек, то я тоже могу есть. Кошки другое дело. Кошки - это не собаки. Слушай, могу ведь, а?
АА. Можешь, по-видимому...
ХХ. Точно могу?
АА. Можешь, можешь... (Внезапно кричит.) Жри, впрочем, что хочешь! Мне-то что!
ХХ. Ну, тогда, значит, могу. (Принимается открывать банку топором.)
АА. Брось это.
ХХ. Ты же сам сказал, что мне это можно. (АА достает из-под кровати свой чемодан. Отпирает его ключом, достает банку консервов. Сует чемодан обратно под кровать, но не запирает его на ключ. Ставит банку на стол перед ХХ.) Для людей?
АА. Для людей.
ХХ. Вот это другое дело. (Принимается открывать банку. Над их головами раздается топот веселой компании, поднимающейся по лестнице. Громкие голоса мужчин, женский смех. АА подходит к одной из вертикальных труб и прикладывает к ней ухо.)
АА. Идут наверх. (Отходит от стены.) Нет ничего хуже, чем жить под лестницей. Тут по трубам все слышно. Любой тишайший отзвук, даже самый интимный. Канализационные трубы, трубы отопления, мусоропровода, вентиляции... Я здесь слышу, когда они уходят и когда приходят, когда ложатся в постель и когда встают. Слышу, когда наливают воду и когда спускают. Когда проветриваются, опорожняются и размножаются. Только не слышал еще, как умирают.
ХХ (он между тем открыл банку и начинает есть. Нравоучительно). Здоровье-то у них крепкое.
АА. Порой мне начинает казаться, что мы живем у них в животе. Как микробы. Ты взгляни на эти трубы, разве они не напоминают кишки? Разве они не выглядят, как кишки?
ХХ. Трубы как трубы.
АА. А мне все это напоминает потроха. Живем здесь, как две бактерии в утробе некоего организма. Два чужеродных тела. Паразиты или кое-что похуже. А вдруг мы - как две какие-нибудь болезнетворные бактерии? Факторы разложения в здоровом организме. Бациллы, палочки Коха, вирусы, гонококки? Я - гонококк, я - всегда считавший себя драгоценной клеточкой предельно развитого мозгового вещества. Там, у нас, когда-то... Благородным нейроном, частицей, которая подошла уже к самой границе материи, которая уже не просто материя, которая уже выходит за пределы материального... И вот теперь гонококк. В каких-то кишках. Гонококк в компании с простейшим.
ХХ (с подозрением). Ты это про меня?
АА. К тому же я не переношу подвалы! Ненавижу. И вообще - любые подземелья. Они действуют мне на нервы. На психику. Мне необходимо солнце, воздух, простор. Я - человек-голова, а голову следует нести высоко, иначе она не может нормально функционировать. Как высокоразвитое звено процесса эволюции я уже не гожусь для пещер. Я жил всегда на самом верхнем этаже, и передо мной всегда открывались широчайшие перспективы. Из окон. А здесь даже окна нет.
ХХ. Оно и лучше. От окон одни сквозняки.
АА. Кругом стены, стены, стены!
ХХ. Зато тепло, не дует.
АА. Подвальная затхлость.
ХХ. От этого еще никто не умер, а от свежего воздуха можно простыть. Мой папаша, царство небесное, жил в подвале, а прожил долго.
АА. А от чего он умер?
ХХ. От свежего воздуха. Шел пьяный домой и по дороге замерз.
АА. Значит, ты можешь спокойно все это переносить?
ХХ. А почему нет? По мне - квартира хорошая. И тепло, и дешево...
АА. Еще бы. Особенно, если учесть, что за квартиру плачу я. Кстати, вчера я опять заплатил за два месяца. За ноябрь и декабрь. А ты должен мне еще за сентябрь и октябрь. Всего за четыре месяца.
ХХ. У меня нету.
АА. Но ведь ты только что получил жалованье.
ХХ. А денег все равно нет.
Сверху доносится звонок в дверь, шумные приветствия, голоса, звук захлопнувшейся двери.
АА. Не понимаю, что у тебя происходит с деньгами. Ты должен зарабатывать по меньшей мере столько, сколько в этой стране зарабатывает в среднем любой иностранный рабочий. Ты же зарабатываешь в полтора раза больше, поскольку вдвое больше работаешь, так что, даже если тебя и обсчитывают, ты все равно должен получать существенно выше среднего. К тому же тебе полагается надбавка за выполнение работы, исключительно вредной для здоровья. И если тебе выплачивают лишь половину этой надбавки, твои заработки в любом случае должны быть выше, чем у других, то есть достаточно приличными. А ты ютишься в самой жалкой норе, какую только удалось найти, и, живя со мной, вносишь лишь половину платы за жилье, и без того минимальной. Однако ты и этого не желаешь платить, а когда я напоминаю тебе о долге, ты говоришь, что денег у тебя нет.
ХХ. Зато у тебя есть.
АА. Что, что?
ХХ. У тебя всегда есть деньги.
Пауза.
АА (холодно). Ты отдаешь себе отчет в том, что говоришь?
ХХ. А что, скажешь - нету?
АА. Ты отдаешь себе отчет, что, наконец, могу потерять терпение?
ХХ. Так если платишь, значит, у тебя есть.
АА. Ты отдаешь себе отчет, что моему терпению уже пришел конец?
ХХ (с беспокойством). Когда?
АА. Только что. (Надевает брюки.)
ХХ (перестает есть). Далеко собрался? (АА снимает халат и надевает пиджак.) Куда ты?
АА. Я переезжаю.
ХХ (с облегчением). А-а-а, уже не впервой. (Успокоившись, возвращается к еде.)
АА (повязывая на шею кашне, перед зеркалом). До сих пор мне было тебя жаль, но теперь ты переступил всякие границы. К обычной нечистоплотности сегодня добавилась еще неслыханная наглость. Это уж слишком. Поражаюсь, как я мог так долго выносить тебя. Как мог терпеть твои хамские манеры, твой эгоизм, твою нечистоплотность... Ты раздражаешь меня, даже когда спишь. Твой храп вызывает у меня бессонницу, отравленный тобой воздух - головную боль. Да, я жалел тебя, но теперь меня не удержит даже жалость, не осталось во мне больше жалости для тебя. Хватит с меня твоего общества. Все, сыт по горло. Ты уже вот где сидишь у меня! Ухожу.
ХХ. Ключ будет под дверью.
АА. Что, что ты сказал?
ХХ. Я говорю - ключ будет под дверью. Если поздно воротишься...
АА. Не желаю с тобой разговаривать. (Надевает пальто. Останавливается возле ХХ и обращается прямо к нему, застегивая пальто.) Ты, стало быть, уверен, что я еще вернусь? (ХХ не отвечает, он бесстрастно жует, не обращая внимания на АА. Не дождавшись ответа, АА пожимает плечами и идет к двери. Берется за ручку.)
ХХ. Ботинки.
АА. Что?
ХХ. Ботинки забыл надеть. Что - в одних носках пойдешь на улицу?
АА. Я не нуждаюсь в твоих советах. (Возвращается от двери, надевает ботинки, вновь идет к двери, берется за ручку. Пауза.) А на каком же это основании, потрудись объяснить, ты предполагаешь, что я вернусь...
ХХ. Чемодан.
АА. Что, что?
ХХ. Чемодан оставил.
АА. И что с того?
ХХ. Так ведь ясно. Если бы вправду хотел переехать, то собрался бы.
АА. Я просто восхищен твоей сообразительностью. Но ты заблуждаешься. Я не беру с собой ничего.
ХХ. Вот и я говорю. Значит, не переезжаешь.
АА. Да? А я вот ухожу, но ничего не беру. Действительно ухожу, но с собой ничего не беру. Не беру ничего, несмотря на то, что ухожу. Хоть и ухожу, но не беру. Ухожу, не беря. Теперь тебе ясно?
ХХ. А белье, постель, одежда...
АА. ...Книги, рукописи, фотографии. Можешь взять себе все.
ХХ. Так все и оставишь?
АА. Ты прекрасно знаешь, что все это тряпье и хлам не имеют для меня никакого значения. Прекрасно обойдусь и без них. Я принадлежу к тем, кто придет на смену обществу потребления, ты же пребываешь еще в стадии натурального обмена бусами и обтесанным кремнем. Что же до моих бумаг... Впрочем, не стоит об этом.
ХХ. Оставишь? Все оставишь?
АА. Ну, может, и не все. Вообще-то, я бы не отказался захватить какую-нибудь мелочь на память... Нет, не все. Возьму только одну вещь, одну-единственную, - так, ерунду, пустяк. (Делая вид, что раздумывает.) Ну-ка, что бы здесь... Ага, вот - нашел. (Подходит к правой кровати, берет куклу - пса Плуто.)
ХХ. Нет! (Бросается к АА.)
АА. Но почему? Эта невинная кукла напомнит мне о днях, проведенных с тобой. Рассеет мою тоску...
ХХ. Отдай!
АА. Ты несправедлив. Я оставляю тебе все свое имущество и хотел бы взамен получить всего лишь этот скромный сувенир, а ты...
ХХ. Дай сюда!
АА. Пойдем отсюда, мой милый песик, дядя жадный. Дядя нехороший, дядя нас не любит.
ХХ. Отдашь или нет?!
АА. Мы не останемся с дядей. Уйдем далеко, далеко... (ХХ пытается вырвать у него куклу, но АА ускользает от него и убегает за стол. Они гоняются друг за другом вокруг стола.) Гав-гав! Ты посмотри только, как дядя сердится! Гав-гав-гав! (Изображает лай собаки, беготня продолжается.) А мы не дадим нас поймать, не дадим! (В тот момент, когда ХХ оказывается слева от стола, а АА - справа, ХХ вскакивает на стол и хватает АА за горло. Но в его руках остается лишь кашне. АА отбегает в сторону, но спотыкается о стул и опрокидывается вместе с ним. ХХ бросается на него. АА вытягивает руку с куклой сзади себя над головой. ХХ старается дотянуться до куклы. АА перехватывает пса Плуто другой рукой и отбрасывает его далеко за себя. Оба срываются с места и бегут за куклой, как два регбиста за мячом. Сталкиваются над куклой. В этот момент из крана, который оставался открытым, начинает литься вода.) Вода! (АА оставляет партнера, который жадно прижимает пса Плуто к груди, подходит к раковине и закрывает кран.) Наконец-то! Вот теперь можно заварить приличный чай. (Берет со стола чайник, наливает в него из-под крана воду, заходит за ширму. ХХ не спускает с него глаз. Он по-прежнему стоит на коленях, прижав куклу к себе, в оборонительной позиции.) Чего ты до сих пор здесь торчишь... Неужели молишься? (Снимает пальто, вешает его на гвоздь.) Ну ладно, хватит. Да встань же, наконец.
ХХ. Что, остаешься?
АА. Только из-за чая. Где еще можно напиться приличного чая, как не у себя дома. Эх, дом, дом...
ХХ поднимается с колен и прячет пса Плуто под свою подушку, на правой кровати. Садится на кровать. АА берет с пола кашне и вешает на спинку левого стула, поднимает опрокинутый стул.
ХХ. Я отдам, у меня скоро будут.
АА. Ах, ты все еще о своем долге?
ХХ. Ей-богу.
АА. Пустяк, и говорить не стоит.
ХХ. В том месяце.
АА. Не горит.
ХХ. Ну, может, через неделю.
АА. Да не переживай так, прошу тебя.
ХХ. Или послезавтра.
АА. Ого!
ХХ. Хочешь, отдам послезавтра?.. Или завтра... Ну, хочешь, завтра?
АА. Поверь, это не имеет ни малейшего значения. Между друзьями...
ХХ. Я сейчас не могу, слово даю.
АА. Э-э-х! Как приятно возвратиться на собственное пепелище... (Собирается снять пиджак. ХХ услужливо подбегает к нему и помогает.) Весьма тебе обязан.
ХХ. Повесить?
АА. Нет, не стоит. Можно оставить на стуле. (Удобно устраивается на правом стуле. ХХ вешает пиджак на спинку, за его спиной.) Но вот зато, знаешь, если бы ты был так добр... Меня раздражает этот свет. Давно уже, да я все не решался сказать. Ведь если тебя не раздражает... Но, честно говоря, эта голая лампочка ужасна. Извини, что я так неуважительно отзываюсь о твоем обожаемом интерьере. Ты не смог бы соорудить нечто вроде абажура? Из бумаги или чего-нибудь другого... Я-то никогда не был особенно рукодельным...
ХХ. Сделаем.
АА. Ну и прекрасно, ты воистину неоценим. Там, возле моей кровати лежат журналы, можешь ими воспользоваться. Или ты предпочитаешь газеты?
ХХ берет один из журналов, лежащих возле левой кровати.
ХХ. Ножницы хорошо бы.
АА. Там, на полке. (ХХ берет с полки над раковиной ножницы, влезает на стол. Разворачивает журнал и примеряет его к лампочке. АА наблюдает за ним, прикрыв глаза ладонью.) Тебя свет не раздражает?
ХХ. Что?
АА. Я спрашиваю, можешь ли ты смотреть на лампочку, не испытывая неприятного ощущения, будто ты слепнешь?
ХХ. На лампочку?
АА. Ну да, на этот свет... Не режет?
ХХ. Нет.
АА. Глаза не слезятся?
ХХ. Нет.
АА. Веки не щиплет? Не видишь перед глазами таких... черных, летающих пятен?
Пауза.
ХХ. Нет.
АА (влезает на стол. Подобно окулисту, оттягивает веко ХХ). Другой. (Заглядывает в другой глаз.) Поразительно. (АА слезает со стола. ХХ продолжает возиться с лампочкой. АА ходит по комнате.) А впрочем, тут нет ничего странного. Известно, что отклонения от нормы могут быть весьма значительными. Как в сторону чрезмерной чувствительности, так и в сторону почти полной индифферентности. Так же, как и скорость передачи рефлексов. От нервных окончаний к мозговым центрам. Все зависит от данного конкретного индивидуума. (Внезапно останавливается.) Тебя когда-нибудь допрашивали?
ХХ. Как это...
АА (резко, жестко). В полиции.
ХХ. За что?
1 2 3 4 5 6 7 8