https://wodolei.ru/catalog/smesiteli/dlya_vanny/deshevie/
Да и были ли они таковой? Прогрессивные и буржуазно-либеральные ученые, публицисты и политические деятели – от писателя Фарли Моуэта до историка-коммуниста Бена Суанкея – били тревогу на протяжении всех послевоенных десятилетий.
Впечатляющие данные на этот счет были опубликованы в 1980 г. в специальном докладе министерства по делам индейцев и развития Севера («Обзор условий жизни индейцев»). Они прозвучали также во время слушания вопроса о положении и правах коренных народов Канады в палате общин в июне 1982 г. Достаточно сказать, что безработица среди коренных жителей страны постоянно в два-три раза выше общенационального уровня. Это полная безработица, зарегистрированная по критериям «белого» общества, фактически же она, учитывая сезонность и низкую экономическую отдачу «занятости» в традиционных промыслах, гораздо выше и, по признанию одного из депутатов палаты общин, «в большинстве общин коренных жителей достигает 95%». Смертность среди индейских детей в возрасте до четырех лет вчетверо выше, чем в среднем по Канаде; число самоубийств среди молодежи в шесть раз выше, а в возрастной группе от 15 до 24 лет составляет четверть всех смертных случаев. Среднюю школу заканчивают лишь 20% посещавших ее индейцев (против 75% в среднем по стране). Отсутствие работы и перспектив на ее получение, скученность в жилищах, половина которых лишена коммунальных удобств, низкий образовательный уровень и т. д. ведут к положению, когда, по словам того же депутата оппозиции, «тюрьмы переполнены туземными жителями, нашедшими единственное облегчение от своего отчаяния в алкоголе и преступлении».
Все эти многочисленные факты, ставшие достоянием международной общественности (положение канадских аборигенов обсуждалось во Всемирной организации здравоохранения, международных судах и форумах по правам человека), неизбежно ведут к «потере лица» Канадой, претендующей сейчас на особую, посредническую роль в отношениях между империалистическими и развивающимися странами в качестве страны, формально будто бы никогда не участвовавшей в колониальных захватах. Между тем коренные народы страны, особенно северной ее части, все чаще представляют доказательства, позволяющие рассматривать их положение как колониальное.
В 1982 г. в международном научно-политическом журнале «Джорнал оф интернейшнл афферс» было опубликовано исследование, автор которого подчеркивает, что «с точки зрения международного права канадские индейцы имеют право на существование в качестве отчетливого политического, культурного, расового и экономического целого, подлежащего самоопределению». В статье рассматривался «международный политический статус» индейцев провинции Саскачеван с трех точек зрения – «как народа, как аборигенной группы и как этнического меньшинства». Анализируя современное положение индейцев Канады, автор приходит к выводу, что правительственная политика по отношению к ним фактически направлена на уничтожение их национальной самобытности и тем самым подпадает под общепринятое определение геноцида. Оперируя формулировками, содержащимися в официальных документах ООН, и проводя сравнение с положением «других народов развивающихся стран», автор доказывает, что даже отдельно взятые индейцы Саскачевана могут рассматриваться как потенциальный объект деколонизации и имеют право на самоопределение вплоть до создания собственной государственности. При этом подчеркивается правомочность претензий индейцев на полный контроль над ресурсами территории их проживания.
«Как может Канада участвовать в экономических санкциях против таких стран, как ЮАР, и протестовать против того, как там обращаются со своими коренными народами, – задавался вопрос летом 1982 г. в палате общин, – если здравоохранение и образование наших собственных аборигенов находятся на намного более низком уровне, чем в Южной Африке?»
Не удивительно, что некоторые буржуазные политики всерьез обеспокоены обострившимся вниманием канадской и международной общественности к последствиям правовой и социальной дискриминации коренных жителей страны и стремятся затушевать вопрос об их положении принятием конституционных деклараций. Но, как показала специальная конституционная конференция в Оттаве весной 1984 г., на этом пути они встречают противодействие со стороны провинциальных политиков, которые небезосновательно опасаются, что вслед за декларативными признаниями «прав» индейцев наступит пора конкретного их осуществления, в том числе прав на природные ресурсы, подконтрольные в Канаде местным властям провинций.
Действительно, как указывает много лет работающий в Канаде западногерманский исследователь Л. Мюллер-Вилле, «конфликт между колонизируемым коренным населением и колонизаторским обществом европейского происхождения наложил отпечаток на всю историю страны, и его результатом в наши дни является «парадоксальное существование» в рамках высокоразвитой индустриальной нации крупнейших проектов хозяйственного развития – и мелких, изолированных от внешнего мира групп коренного населения».
С ростом национального самосознания индейцев и эскимосов, во многом связанным с началом интенсивного хозяйственного освоения их этнических территорий в конце 60-х – начале 70-х годов с нарушением изолированности многих мелких общин, возникновением крупных политических организаций коренного населения в том числе общеканадских, таких, как созданные в 1967 г. «Братство индейцев Канады» и в 1971 г. – эскимосская «Инуит Тапирисат», проблемы территориальных и иных гражданских прав коренного населения вышли на передний план внутриканадской политики, смыкаясь притом с другой такой важной проблемой, как охрана окружающей среды. Разрушая естественную среду обитания индейцев и эскимосов и лишая их тем самым традиционного источника хотя и небольшого, но «самостоятельного» дохода, капиталистическое освоение нарушило традиционную замкнутость аборигенного общества.
Главные требования, выдвигаемые организациями коренных народов с конца 60-х годов, сводятся к следующим четырем пунктам:
1) Признание их преимущественных прав на владение и пользование землями в районах их проживания.
2) Политическое самоопределение на своей этнической территории.
3) Возможности самостоятельного культурного развития.
4) Участие в принятии хозяйственных решений на своей земле и в распределении получаемых на ней доходов.
Важно, что индейцы все чаще выступают не как члены отдельных племенных или территориальных групп, а как представители единой «индейской нации», объединенной общей исторической судьбой. В еще большей степени это относится к эскимосам, более близким друг к другу в культурном отношении и проживающим на четко определенной этнической территории. Однако существует сложный вопрос, демагогически используемый противниками удовлетворения требований индейцев: где находится «их земля», на которую они имеют «территориальные права»?
Дело в том, что понятие «индеец» в Канаде не только и даже не столько этническое, сколько, во-первых, правовое, во-вторых, социальное.
Хозяйственные и политические структуры, из которых сложилась современная Канада, в ходе своей четырехвековой территориальной экспансии изолировали от себя и друг от друга отдельные группы индейского населения. В меньшей степени это относилось ко временам французской колонизации, когда имела место и ассимиляция некоторой части индейцев (в жилах многих современных франкоканадцев течет и индейская кровь). Британская же колониальная администрация, как и позднее правительство Канады, с самого начала строила отношения с индейскими племенами как с чуждыми политическими образованиями, не ставя целью превращение индейцев в полноправных граждан расширяющейся Британской Северной Америки, позже – Канады. С каждым отдельным племенем заключался (когда подходила «очередь» его территории стать объектом экспансии капитализма «вширь») отдельный договор, и каждый раз на особых условиях, т. е. таких, какие удавалось выторговать, ему предоставлялись территориальная резервация и иногда материальная «компенсация» за отторжение земли. Действие этих договоров, заключенных с предками современных индейцев, распространяется примерно на половину из 300 тыс. так называемых «статусных индейцев» т. е. индейцев, зарегистрированных в качестве таковых и тем самым подпадающих под юрисдикцию «Индейского акта», действующего в настоящее время в редакции 1951 г.
В 1982 г. в стране насчитывалось 576 официально зарегистрированных индейских общин, владеющих 2250 резервациями общей площадью 26,4 тыс. кв. км. Управление общинами принадлежит выборному совету во главе с вождем, причем индейским женщинам право участвовать в выборах в совет общины было предоставлено лишь с 1951 г. Любопытно, что другим элементом «эмансипации» коренного населения, содержащимся в новом «Индейском акте 1951 г.», было разрешение «публично покупать и употреблять алкогольные напитки на территории резервации». На эту «уступку» индейцам правительство пошло по просьбе властей провинций, получающих от акцизных сборов с торговли напитками немалый доход.
По отношению к проживающим в резервациях «статусным индейцам», возможности которых вести собственное традиционное хозяйство (сложившееся когда-то в условиях принадлежности им во много раз больших территорий с гораздо более богатыми охотничьими угодьями) оказались подорванными, правительство проводит политику «патерналистской опеки», при которой основным источником существования для большинства индейцев являются различные государственные выплаты и пособия.
Интересно, что, выдавая такие пособия, правительство – в лице ведающего «статусными индейцами» министерства по делам индейцев и развития Севера – одновременно использует возможность на них и «заработать». Происходит это следующим образом. Принадлежащие индейским общинам деньги, пополняемые за счет сдачи в аренду или продажи земель резерваций, платы за право на разведку нефти и газа на их территории, продажи леса, разработки стройматериалов и т. п., поступают в фонд, которым распоряжается правительство («Индиан траст фанд»). Общая сумма такого фонда в 1982 г. составляла около 600 млн долл. и, как ожидается, к 1985 г. достигнет 1 млрд. долл. Правительство пускает эти деньги в оборот, выплачивая индейцам годовой процент, который постоянно на три-четыре процентных пункта ниже учетных ставок на «свободном финансовом рынке» страны. Таким образом, по оценке одного из депутатов оппозиции, правительство «обворовывает индейцев на 30 млн долл. в год».
При этом индейские общины не имеют свободного доступа ни к принадлежащим им деньгам фонда, ни даже к усеченным годовым процентным выплатам, которые поступают в тот же фонд. Без согласия министерства индеец не может ни купить, ни продать свой дом, ни начать какой-нибудь «бизнес» и т. п. Община для проведения любой операции с принадлежащей ей собственностью или активами должна обратиться за разрешением. Единственная форма, в которой «статусный индеец» может получить свою долю в принадлежащей его общине сумме, входящей в состав фонда, – это официально отказаться от своего индейского статуса. В этом случае он, с небольшой суммой в кармане, пополняет ряды «нестатусных индейцев», в число которых входят также индейские женщины, вступившие в брак с неиндейцами (интересно, что брак индейского мужчины с «белой» не влечет за собой перемены статуса какой-либо из сторон; впрочем, такие браки крайне редки).
Число «нестатусных индейцев» и близких к ним по социальному положению метисов (как правило, это дети индейских женщин, по образу жизни ничем не отличающиеся от индейцев и проживающие обычно вперемежку с последними) в высшей степени неопределенно. Согласно переписи 1981 г., общее число индейцев составляет 413,4 тыс. (т. е. «нестатусных» насчитывается не менее 100 тыс.), а метисов – 78,1 тыс. человек, но выборочные обследования ставят эти данные под сомнение. Так, общее число индейцев и метисов в Саскачеване перепись определяет в 59,2 тыс. человек, тогда как обследование 1976 г. показало наличие в провинции 43 тыс. «статусных индейцев» и 87 тыс. «нестатусных индейцев и метисов»; в 1981 г. доля жителей индейского происхождения в населении Саскачевана должна была составлять 15,3%, а не 6%, как указывает перепись. Такой разнобой происходит от различий в критериях, «кого считать индейцем», поскольку, как уже подчеркивалось, индеец в Канаде – это еще и социальная категория, к которой человек относит или не относит себя в зависимости от условий своей жизни и самой постановки вопроса. По различным оценкам, общая численность населения Канады индейского происхождения составляет от 750 тыс. до 1,5 млн человек, т. е. от 3,5 до 7%, вместо официально принятых переписью 1981 г. 2%.
Что же касается такого критерия, как родной язык, то какой-либо из индейских языков в качестве родного назвали в 1981 г. лишь 122,2 тыс. человек, да и то в быту им постоянно пользуются всего лишь 83,4 тыс. Большинство индейцев давно уже перешли на английский или французский (в Квебеке) языки; однако их интеграцию с англо-канадским или франко-канадским населением, в том числе в городах, где они обычно занимают низшую ступень социальной лестницы и поселяются в трущобных районах (так называемые скидроу Виннипега и других городов канадского Запада, бидонвили Северного Квебека), затрудняет именно их неравноправное социальное положение.
В 70-е годы отмечался повсеместный массовый уход индейцев из резерваций, где они, согласно «Индейскому акту 1951 г.», освобождены от уплаты федеральных и провинциальных налогов с доходов и собственности, имеют право на свободное пользование ресурсами и угодьями резервации, бесплатное медицинское обслуживание и обучение детей в школах, помощь в обеспечении жильем, но все это – в условиях нищенского существования, явной недостаточности и низкого качества упомянутых социальных служб.
1 2 3 4 5 6 7
Впечатляющие данные на этот счет были опубликованы в 1980 г. в специальном докладе министерства по делам индейцев и развития Севера («Обзор условий жизни индейцев»). Они прозвучали также во время слушания вопроса о положении и правах коренных народов Канады в палате общин в июне 1982 г. Достаточно сказать, что безработица среди коренных жителей страны постоянно в два-три раза выше общенационального уровня. Это полная безработица, зарегистрированная по критериям «белого» общества, фактически же она, учитывая сезонность и низкую экономическую отдачу «занятости» в традиционных промыслах, гораздо выше и, по признанию одного из депутатов палаты общин, «в большинстве общин коренных жителей достигает 95%». Смертность среди индейских детей в возрасте до четырех лет вчетверо выше, чем в среднем по Канаде; число самоубийств среди молодежи в шесть раз выше, а в возрастной группе от 15 до 24 лет составляет четверть всех смертных случаев. Среднюю школу заканчивают лишь 20% посещавших ее индейцев (против 75% в среднем по стране). Отсутствие работы и перспектив на ее получение, скученность в жилищах, половина которых лишена коммунальных удобств, низкий образовательный уровень и т. д. ведут к положению, когда, по словам того же депутата оппозиции, «тюрьмы переполнены туземными жителями, нашедшими единственное облегчение от своего отчаяния в алкоголе и преступлении».
Все эти многочисленные факты, ставшие достоянием международной общественности (положение канадских аборигенов обсуждалось во Всемирной организации здравоохранения, международных судах и форумах по правам человека), неизбежно ведут к «потере лица» Канадой, претендующей сейчас на особую, посредническую роль в отношениях между империалистическими и развивающимися странами в качестве страны, формально будто бы никогда не участвовавшей в колониальных захватах. Между тем коренные народы страны, особенно северной ее части, все чаще представляют доказательства, позволяющие рассматривать их положение как колониальное.
В 1982 г. в международном научно-политическом журнале «Джорнал оф интернейшнл афферс» было опубликовано исследование, автор которого подчеркивает, что «с точки зрения международного права канадские индейцы имеют право на существование в качестве отчетливого политического, культурного, расового и экономического целого, подлежащего самоопределению». В статье рассматривался «международный политический статус» индейцев провинции Саскачеван с трех точек зрения – «как народа, как аборигенной группы и как этнического меньшинства». Анализируя современное положение индейцев Канады, автор приходит к выводу, что правительственная политика по отношению к ним фактически направлена на уничтожение их национальной самобытности и тем самым подпадает под общепринятое определение геноцида. Оперируя формулировками, содержащимися в официальных документах ООН, и проводя сравнение с положением «других народов развивающихся стран», автор доказывает, что даже отдельно взятые индейцы Саскачевана могут рассматриваться как потенциальный объект деколонизации и имеют право на самоопределение вплоть до создания собственной государственности. При этом подчеркивается правомочность претензий индейцев на полный контроль над ресурсами территории их проживания.
«Как может Канада участвовать в экономических санкциях против таких стран, как ЮАР, и протестовать против того, как там обращаются со своими коренными народами, – задавался вопрос летом 1982 г. в палате общин, – если здравоохранение и образование наших собственных аборигенов находятся на намного более низком уровне, чем в Южной Африке?»
Не удивительно, что некоторые буржуазные политики всерьез обеспокоены обострившимся вниманием канадской и международной общественности к последствиям правовой и социальной дискриминации коренных жителей страны и стремятся затушевать вопрос об их положении принятием конституционных деклараций. Но, как показала специальная конституционная конференция в Оттаве весной 1984 г., на этом пути они встречают противодействие со стороны провинциальных политиков, которые небезосновательно опасаются, что вслед за декларативными признаниями «прав» индейцев наступит пора конкретного их осуществления, в том числе прав на природные ресурсы, подконтрольные в Канаде местным властям провинций.
Действительно, как указывает много лет работающий в Канаде западногерманский исследователь Л. Мюллер-Вилле, «конфликт между колонизируемым коренным населением и колонизаторским обществом европейского происхождения наложил отпечаток на всю историю страны, и его результатом в наши дни является «парадоксальное существование» в рамках высокоразвитой индустриальной нации крупнейших проектов хозяйственного развития – и мелких, изолированных от внешнего мира групп коренного населения».
С ростом национального самосознания индейцев и эскимосов, во многом связанным с началом интенсивного хозяйственного освоения их этнических территорий в конце 60-х – начале 70-х годов с нарушением изолированности многих мелких общин, возникновением крупных политических организаций коренного населения в том числе общеканадских, таких, как созданные в 1967 г. «Братство индейцев Канады» и в 1971 г. – эскимосская «Инуит Тапирисат», проблемы территориальных и иных гражданских прав коренного населения вышли на передний план внутриканадской политики, смыкаясь притом с другой такой важной проблемой, как охрана окружающей среды. Разрушая естественную среду обитания индейцев и эскимосов и лишая их тем самым традиционного источника хотя и небольшого, но «самостоятельного» дохода, капиталистическое освоение нарушило традиционную замкнутость аборигенного общества.
Главные требования, выдвигаемые организациями коренных народов с конца 60-х годов, сводятся к следующим четырем пунктам:
1) Признание их преимущественных прав на владение и пользование землями в районах их проживания.
2) Политическое самоопределение на своей этнической территории.
3) Возможности самостоятельного культурного развития.
4) Участие в принятии хозяйственных решений на своей земле и в распределении получаемых на ней доходов.
Важно, что индейцы все чаще выступают не как члены отдельных племенных или территориальных групп, а как представители единой «индейской нации», объединенной общей исторической судьбой. В еще большей степени это относится к эскимосам, более близким друг к другу в культурном отношении и проживающим на четко определенной этнической территории. Однако существует сложный вопрос, демагогически используемый противниками удовлетворения требований индейцев: где находится «их земля», на которую они имеют «территориальные права»?
Дело в том, что понятие «индеец» в Канаде не только и даже не столько этническое, сколько, во-первых, правовое, во-вторых, социальное.
Хозяйственные и политические структуры, из которых сложилась современная Канада, в ходе своей четырехвековой территориальной экспансии изолировали от себя и друг от друга отдельные группы индейского населения. В меньшей степени это относилось ко временам французской колонизации, когда имела место и ассимиляция некоторой части индейцев (в жилах многих современных франкоканадцев течет и индейская кровь). Британская же колониальная администрация, как и позднее правительство Канады, с самого начала строила отношения с индейскими племенами как с чуждыми политическими образованиями, не ставя целью превращение индейцев в полноправных граждан расширяющейся Британской Северной Америки, позже – Канады. С каждым отдельным племенем заключался (когда подходила «очередь» его территории стать объектом экспансии капитализма «вширь») отдельный договор, и каждый раз на особых условиях, т. е. таких, какие удавалось выторговать, ему предоставлялись территориальная резервация и иногда материальная «компенсация» за отторжение земли. Действие этих договоров, заключенных с предками современных индейцев, распространяется примерно на половину из 300 тыс. так называемых «статусных индейцев» т. е. индейцев, зарегистрированных в качестве таковых и тем самым подпадающих под юрисдикцию «Индейского акта», действующего в настоящее время в редакции 1951 г.
В 1982 г. в стране насчитывалось 576 официально зарегистрированных индейских общин, владеющих 2250 резервациями общей площадью 26,4 тыс. кв. км. Управление общинами принадлежит выборному совету во главе с вождем, причем индейским женщинам право участвовать в выборах в совет общины было предоставлено лишь с 1951 г. Любопытно, что другим элементом «эмансипации» коренного населения, содержащимся в новом «Индейском акте 1951 г.», было разрешение «публично покупать и употреблять алкогольные напитки на территории резервации». На эту «уступку» индейцам правительство пошло по просьбе властей провинций, получающих от акцизных сборов с торговли напитками немалый доход.
По отношению к проживающим в резервациях «статусным индейцам», возможности которых вести собственное традиционное хозяйство (сложившееся когда-то в условиях принадлежности им во много раз больших территорий с гораздо более богатыми охотничьими угодьями) оказались подорванными, правительство проводит политику «патерналистской опеки», при которой основным источником существования для большинства индейцев являются различные государственные выплаты и пособия.
Интересно, что, выдавая такие пособия, правительство – в лице ведающего «статусными индейцами» министерства по делам индейцев и развития Севера – одновременно использует возможность на них и «заработать». Происходит это следующим образом. Принадлежащие индейским общинам деньги, пополняемые за счет сдачи в аренду или продажи земель резерваций, платы за право на разведку нефти и газа на их территории, продажи леса, разработки стройматериалов и т. п., поступают в фонд, которым распоряжается правительство («Индиан траст фанд»). Общая сумма такого фонда в 1982 г. составляла около 600 млн долл. и, как ожидается, к 1985 г. достигнет 1 млрд. долл. Правительство пускает эти деньги в оборот, выплачивая индейцам годовой процент, который постоянно на три-четыре процентных пункта ниже учетных ставок на «свободном финансовом рынке» страны. Таким образом, по оценке одного из депутатов оппозиции, правительство «обворовывает индейцев на 30 млн долл. в год».
При этом индейские общины не имеют свободного доступа ни к принадлежащим им деньгам фонда, ни даже к усеченным годовым процентным выплатам, которые поступают в тот же фонд. Без согласия министерства индеец не может ни купить, ни продать свой дом, ни начать какой-нибудь «бизнес» и т. п. Община для проведения любой операции с принадлежащей ей собственностью или активами должна обратиться за разрешением. Единственная форма, в которой «статусный индеец» может получить свою долю в принадлежащей его общине сумме, входящей в состав фонда, – это официально отказаться от своего индейского статуса. В этом случае он, с небольшой суммой в кармане, пополняет ряды «нестатусных индейцев», в число которых входят также индейские женщины, вступившие в брак с неиндейцами (интересно, что брак индейского мужчины с «белой» не влечет за собой перемены статуса какой-либо из сторон; впрочем, такие браки крайне редки).
Число «нестатусных индейцев» и близких к ним по социальному положению метисов (как правило, это дети индейских женщин, по образу жизни ничем не отличающиеся от индейцев и проживающие обычно вперемежку с последними) в высшей степени неопределенно. Согласно переписи 1981 г., общее число индейцев составляет 413,4 тыс. (т. е. «нестатусных» насчитывается не менее 100 тыс.), а метисов – 78,1 тыс. человек, но выборочные обследования ставят эти данные под сомнение. Так, общее число индейцев и метисов в Саскачеване перепись определяет в 59,2 тыс. человек, тогда как обследование 1976 г. показало наличие в провинции 43 тыс. «статусных индейцев» и 87 тыс. «нестатусных индейцев и метисов»; в 1981 г. доля жителей индейского происхождения в населении Саскачевана должна была составлять 15,3%, а не 6%, как указывает перепись. Такой разнобой происходит от различий в критериях, «кого считать индейцем», поскольку, как уже подчеркивалось, индеец в Канаде – это еще и социальная категория, к которой человек относит или не относит себя в зависимости от условий своей жизни и самой постановки вопроса. По различным оценкам, общая численность населения Канады индейского происхождения составляет от 750 тыс. до 1,5 млн человек, т. е. от 3,5 до 7%, вместо официально принятых переписью 1981 г. 2%.
Что же касается такого критерия, как родной язык, то какой-либо из индейских языков в качестве родного назвали в 1981 г. лишь 122,2 тыс. человек, да и то в быту им постоянно пользуются всего лишь 83,4 тыс. Большинство индейцев давно уже перешли на английский или французский (в Квебеке) языки; однако их интеграцию с англо-канадским или франко-канадским населением, в том числе в городах, где они обычно занимают низшую ступень социальной лестницы и поселяются в трущобных районах (так называемые скидроу Виннипега и других городов канадского Запада, бидонвили Северного Квебека), затрудняет именно их неравноправное социальное положение.
В 70-е годы отмечался повсеместный массовый уход индейцев из резерваций, где они, согласно «Индейскому акту 1951 г.», освобождены от уплаты федеральных и провинциальных налогов с доходов и собственности, имеют право на свободное пользование ресурсами и угодьями резервации, бесплатное медицинское обслуживание и обучение детей в школах, помощь в обеспечении жильем, но все это – в условиях нищенского существования, явной недостаточности и низкого качества упомянутых социальных служб.
1 2 3 4 5 6 7