Ах, дорога, ах, лето, ах, несчастье! Мы как бы уговорились, не уговариваясь. Все ясно.
Большую часть пути ехали молча, иногда говорили о незначительном. Маргарита рассказала мне о трагедии в личной жизни Ионаса. Полюбил молоденькую еврейку, родился сын. Жили счастливо. Захотелось ей в Америку - он ни в какую! Хуторские не уезжают. Страдал. Потом пришел в себя...
Вот и Таллинн...
Председатель общества "Знание" и Скайдрида в синих джинсах и желтой водолазке поджидают нас у гостиницы "Таллинн". Свободных мест в ней никогда нет и не будет. Тут же отправились во Дворец культуры.
Все пошло по накату: в актерской комнате чай, кофе, сладости, цветы. Я стала листать увесистый альбом с фотографиями гостей города, знаменитых артистов, и автографами на память. Кого там только не было!.. Сколько знакомых, родных лиц из разных республик...
Вышла на сцену. Зал битком. Актеры любят выступать на этой сцене н всегда аншлаг. Я вдохновилась... Овация. Повалили желающие получить автограф. Ионас сдерживал напор. Похвалы, цветы, рассуждения о кино... Как обычно.
Потом Ионас и Скайдрида повезли меня в гостиницу. Ионас внес в номер все мои вещи, вплоть до коробки с пленкой. Прежде она у него была постоянно в багажнике. Сердце забилось так сильно, что я услышала его.
- Я вернусь через семь минут,- сказал он и поспешил догнать свою подружку.
Значит, он придет ко мне?.. На ночь... Как это?.. Останется у меня... Ополоснулась под душем так, чтоб не капнуть на лицо,- пусть буду в легком гриме. Надела крепдешиновое платье в цветочек и лаковые туфли. Не успела закончить сборы, как в белой, как снег, рубашке и с влажными волосами встал в дверях "мой" красавец.
- Мы едем на корабль,- сообщил он.
И машина, смотрю, блестит, как мои туфли.
Приезжаем на берег. У причала стоит небольшой корабль с ярко освещенными иллюминаторами. Гремит музыка. Ионас берет меня под руку, и мы входим в уютный зал. За столиками молодежь. Некоторые сидят на коленях друг у друга. Курят, смеются...
Ионас усадил меня за двухместный столик, а сам направился к буфету. Заставил стол и сел. Разлил по фужерам грузинское вино и, не глядя на меня, сказал:
- У тебя увлажнились глаза, и ты стала еще красивее.
Я едва сдержала слезы.
- Когда я жила на Кубани,- сказала я,- на танцы к нам приходили морячки. Меня никогда не приглашали: в ходу были пухленькие с кудряшками девочки. А вот когда мы вечерами крали яблоки в чужих садах или рассказывали что-нибудь, шутили, тут уж я занимала первое место - мальчики все были мои.
- Там был и я. Просто ты меня не заметила...
Мы чокнулись, выпили прекрасного вина "Хванчкара".
Вдруг сзади к Ионасу подошла Скайдрида и прикрыла ему ладонями глаза.
- Вот вы, оказывается, где! - торжествующе сказала она.
Ионас встал, усадил ее на свой стул и пошел за другим. Принес стул для себя, присел. Они заговорили вполголоса по-эстонски. Потом поднялись и быстро пошли к выходу. Внезапно Ионас вернулся и приказал мне:
- Не шевелись! Я отвезу ее, она живет в глухом переулке. Не шевелись! Я мигом туда и обратно.
Ей хорошо - она такая маленькая, беззащитная. Таких всегда спешат полюбить, спасти, сберечь... А я как на броневике. В меня кидают букетами цветов, аплодируют, порою обожают... Пора! Пора бежать от этих красавцев, от этих прибалтов с невестами!..
Позвала официанта, расплатилась, схватила такси - и была такова. В номере, не зажигая света, уткнулась лицом в подушку и разрыдалась. Я увидела Москву, дом и алюминиевый двухлитровый бидон... "Ионас, Ионас, я никогда не забуду тебя, всегда буду любить тебя, мужчина мой..." Вдруг опомнилась, поняв, что больше видеть его нельзя,- выяснения и упреки не пристали незабываемой сказке. Зажгла свет. О ужас! Лицо красное, буграми. Верхняя губа раздулась, ноздри тоже... Подставила лицо под холодную струю. Посмотрелась в зеркало - никакого воздействия... Надо бежать отсюда. Не хватало еще ему застать меня в таком виде! Быстрее на улицу, смешаться с толпой!
Распахнула дверь и увидела немигающие глаза Ионаса, застывшего напротив, на краешке кресла...
БАСМАЧ
Абхазия. Сижу на балконе актерского Дома творчества "Пицунда" и волнуюсь. Откуда-то нахлынул дождь. Загрозил, засверкал молнией. Белые высокие волны угрожающе вздымались к потемневшему небу.
- Хорошая примета,- тихо сказала соседка по балкону.
Трахнула гроза, не веля рассуждать по поводу ее действий. Сердце колотится... А почему? По дурости. Придет ли машина, обещанная директрисой, чтоб побыстрей добраться до аэропорта? Вовремя ли будет взлет, да как дальше, что там в Москве?.. Дурной характер - все не верится в благополучный исход...
Любая услуга мне в тягость. Помню, когда еще в баню ходила, бывало, от всей души старательно терла мочалкой чью-нибудь спину, а как мне начинают тереть - вся "скукожусь": стыжусь траты на меня сил чужого человека. "Спасибо, спасибо!" - говорю и отбираю мочалку. "Давайте, еще бочок!" - "Нет, нет... пойду попарюсь..."
Когда сын был маленький, няньку нанимали, так я кидалась выполнять за нее все дела. Как это - человек на тебя работает?! "Потому у тебя и няньки не уживаются. С ними надо построже, с ними уметь надо",- учила меня одна дама.
А я не умела.
К примеру, жила у нас, нянчила сына Нина. Первым делом - дружить. Как же иначе? В выходной день она "чистила перышки" и шла на свидание с таксистом. Однажды жду ее с нетерпением: скажет ли она ему так, как мы сговорились? История банальная: забеременела Нина от своего ухажера. Мы с нею решили, что в 28 лет пора рожать. Будем растить ребенка вместе с моим сыном.
Приходит Нина заплаканная, вешает беретик и плащ.
"Подкупил" он ее весною вполне мужским и красивым поступком. Подрулил на незнакомой улице к большому кусту сирени и стал ломать ветку за веткой.
- Не надо, что ты делаешь?! - испугалась Нина.
В окне первого этажа, подперев рукой лицо, улыбалась старушка.
- Пускай ломает - это его куст.
- Правда, правда, я его сажал, и я ухаживаю.
Краткой была пора сирени. Осень пришла...
Нина протирает мокрое от слез лицо платочком. Чистенькая она была, аккуратная. Я суечусь как ненормальная, тарахчу участливо: "Ну а ты ему, а он тебе?"
На мои сто слов она одно. А я уж и сыну готова была сообщить радостную весть о появлении ребеночка. Долго не могла уснуть от сознания дружбы с Ниной и предстоящего объяснения со своим неразговорчивым мужем.
Утром вхожу на кухню, чтобы сказать, что ей делать, пока я буду на репетиции.
- Нинок, вот двадцать пять рублей. Это все до зарплаты. Сходи разменяй, мне тоже деньги нужны.
Она молча заминает луночки на беретике, соседка косится на нас, помешивая что-то в кастрюле.
- Нин, чего молчишь? Поняла, о чем прошу?
- Разменяю - так разменяю, а не разменяю - так не разменяю.
Соседка пошла в свою комнату, вернулась с кошельком.
- Я разменяю,- сказала она.
- Спасибо. Вот, Нина, тебе двадцать, а мне пять.
Она молча взяла деньги, и дверь за нею захлопнулась.
- Чего ты с нею нянчишься? - буркнула соседка.
- Магазин только что открылся. Может и не разменять,- виновато ответила я.
Душа человека неисповедима: "подруга" моя заявила об уходе, отработав положенные две недели. Нечего советовать, нечего быть умнее всех! Поделом мне. Мое внимание и ласка казались Нине унижением.
К слову сказать, какие типажи являлись вереницей по объявлению! Одна приходит - поднятая бровь, лет сорок пять на вид. В шапке-ушанке, морском бушлате. Садится на табуретку, шлепает ладонью по клеенке на столе.
- Так. Я сектантка. Выходной - понедельник. В воскресенье - четвертинка, премия за хорошую работу.
Соглашаюсь: заступайте. Через неделю со слезами признаюсь, что она не подходит. Привычная к отказам, она торжественно собирает пожитки и перед дверью бросает:
- Не держи деньги на виду! - Уходит.
Следующая - деревенская, ничего вроде. Но сын стал ночью вскакивать и кричать: "Не стреляй! Не стреляй!" Оказывается, у нее в кармане фартука был детский пистолет с пистонами. Если сын не хотел есть, она медленно наводила на него пистолет.
- Будешь есть?
- Буду, буду! - Он склонял голову к тарелке и съедал все до конца.
Удивительно - там, где строго, богато, домработницы живут вечно, лишаются личной жизни, полностью принадлежат хозяевам. Где бедно, где с ними, как с подругами, они не приживаются, хоть и оплата та же самая. Уж по найму, так по найму: ты хозяин, а я тебе угождаю за определенную плату. Свойскую да простенькую хозяйку домашние работницы не уважают.
Стали приезжать с Кубани сестры. А их аж три! Приезжали по очереди: то одна, то другая. Тут уж мы управлялись - и песенки пели, и готовились к поступлению в институт.
Прошли годы. Сидим как-то в гостях у режиссера, обсуждаем будущую картину, мою роль. Вдруг входит моя постаревшая Нина с румяными пирожками на блюде и улыбается.
- Нина?
- Ниночка наша,- поясняет жена режиссера.- Уж лет пятнадцать у нас.
...Опять трахнуло в небе, мазнула молния, вновь посыпался на деревья дождь.
- Это к счастливому пути,- ворчит соседка.
Словно бы я виновата - все мое пребывание здесь было ясное небо, теплое море, и вдруг за пятнадцать минут белый свет опрокинулся. Наколдовала я будто. Глядь - высветился белый цветок магнолии, крепко запахло морем, цветами, травой. Слышу - внизу пунктиром сигналит автомобиль.
- Асхан - машу рукой.
Асхан - водитель машины дома отдыха. Ворота сами расходятся, машина въезжает, он хлопает дверцей и пальцем показывает на циферблат часов: дескать, точно, как в аптеке на весах. Скрылся в здании, через минуту стук в дверь.
Спускаемся. Внизу отдыхающие вышли проститься со мной. Обменялись любезностями, я захлопнула дверцу машины, мы помчались.
Повезло: накрыло дождем - и тут же солнце. Это подарок Бога - все горит и сияет искрами бывшего дождя. Ветер крутится по салону машины. Для того и родился человек, чтоб видеть эту красоту, слушать Асханчика, как он простодушно рассказывает о своей молодой жизни.
Чувствую: что-то не договаривает.
- Можно, закурю?
- Ах, ах, нельзя!
Он смеется, сует сигарету в рот. Закурил, постучал ладонью по сигналу - курица с дороги вон.
В тех краях уже витала угроза нарушения гармонии жизни. Человек так устроен, что не замечает плохого, не верит в него. Опрокинутые киоски и сожженные доски объявлений привычны по этой дороге - было и прошло, больше не будет. Все это воспринималось как элементы движения жизни: гроза, ссоры и тишина навек.
Видя, что я еще напряжена, Асхан успокаивает:
- Зря волновались. Я ведь не опоздал? Не опоздал. Заправился? Заправился.
- Дурные мы, советские люди, Асхан. Все плохого ждем. Справку какую-нибудь подаешь в окошко, чтоб печать поставили, и то сердце в пятках: ждешь - швырнут обратно, что-то не так, еще раз приходи. Я, когда курортную карту оформляла, сижу, маюсь у кабинета врача. Рядом пожилой тощий человек. Губы сухие, кадык на шее то вверх, то вниз - пить хочет. А ему, видно, рентген желудка назначили - сутки не ел. Неоднократно выходила сестра, он звал ее, но она и внимания не обращала. Наконец подошла к нему, взяла направление. Держа вверх тормашками, оглядела и звонко посоветовала прийти завтра. "Как "завтра"?" - перепугался мужчина. "Вы что - неграмотный?" "Ах ты, бикса чертова!" - вскочила я. "Не хулиганьте, товарищ Мордюкова!" "А ну-ка, веди его на рентген! Человек сутки не ел, не пил!" Я взяла его под локоть, а он ни с места. Окаменел весь. Сестра скрылась за дверью рентгеновского кабинета. Вышел врач, почесал затылок. "Вы Сенчаков?" "Я".- Мужчина встал. "Заходите".
Асхан от души расхохотался.
- Ну, дали вы ей, Нонна Викторовна! Гадюка она!
- Да, я терплю, терплю, а потом как включусь... И родилась такой, и не меняюсь с годами.
- Не меняйтесь. Вас люди такой и любят.
- Ты молодой. Тебе море по колено. Слушай. Пригласило нас американское правительство с фильмом "Комиссар"...
Асханчик вежливо слушает.
- Обслуга - люкс! Сам помощник Рейгана принимал. Идем, значит, мы вечером на показ фильма. Вернее, едем, правда, до машины несколько метров, а на улице дождь.
- Дождь? Не везет вам. И там дождь?
- Не говори! Вижу, переводчик подошел к портье, дежурному по ключам, значит. "Зонтик просит",- подумала я. Поговорили они, и переводчик вернулся ко мне. "Не дали?" "Что?" "Зонтик?" "Да вот он, на столике у
выхода лежит!" - засмеялся он. Смотрю - зеленый, в тон моему платью, даже расцветку специально подобрали. Вот это да! А мы живем н только и готовимся от ворот поворот получить.
- И вы тоже?
- Конечно.
- Вы же казачка, правильно? Казаки - это будь здоров! А по национальности кто?
- Русская.
Асхан смеется.
- Разве на Кубани бывают русские? У вас там сбор блатных и шайка нищих. Русская! Посмотрите на себя в зеркало! Отдыхающие с севера н розовые, белые, глаза голубые... А вы?
- Это правда, на Кубани и осетины, и чеченцы, и айсоры. Моя близкая подруга Райка Микропуло - турчанка. Кавказ весь такой. Ты чеченец?
- И чеченец, и абхазец, а по матери - айсор. Вон сколько таскаю!
- Какой ты хорошенький!
- Что я, девчонка, что ли? Я джигит! "Хорошенькая" у меня девушка. Знаете, как ее зовут? Ма-жи-на - улавливаете?
- Мажина?
- Догадайтесь, какой национальности? Грузинка. Чистокровная!
Он засиял.
- Красть придется.
- Почему?
- Отец ее ни в какую! Мать ничего, а он... Подсовываю ему нарды н счастья до неба! А я не люблю нарды. Нудно. Играю из подхалимажа.
- И Мажина рада?
- Ну, что вы! Она станет над нами, брови сдвинет и наблюдает, как учительница в школе.
- Любишь, значит?
- А как же? Жениться собрался. Беда, по-грузински разговаривать никак не научусь. Опять же отец ее требует, а мать помалкивает. Ну, Мажина как заведет: грузины - самая главная нация.
- А ты соглашайся. Они и вправду красивые, гордые, с древней культурой.
- Я соглашаюсь, но ей мало. Расплачется и твердит: грузины - из всех людей люди. Дядю ее айсор зарезал в драке. Националистка страшная. А в меня втрескалась. Требует - кради меня скорей, кради!
Смеемся.
- Я говорю: подожди, слушай, куда красть?
1 2 3 4 5 6 7 8