Он купил косынку, и мы пошли к машине.
- Надень,- попросил, включая газ.
Я накинула косынку на голову, концы подвязала под подбородком. Так идет мне. Взглянул оценивающе, провел пальцем по щеке, убирая прядь волос, и нажал на скорость.
- Это по протоколу?
Не обратил внимания, а на спидометр показал взглядом.
- Семьдесят - видишь?
- Вижу...
Вот и пионерский лагерь. Сегодня праздничный костер. Маршрут моих выступлений начинался с хуторов, районов и заканчивался Таллинном. Визг детей, букеты полевых цветов, приветствия на русском и эстонском языках. Меня облепили дети, цитируют фразы из фильмов. А моего "водителя" схватили в объятия хорошенькие пионервожатые. Хлопали его по плечам, тараторили. Он возвышался над этой группкой довольный, но со всеми одинаково любезный, значит, ничей.
В лесу - раковина для выступлений артистов, лекторов и кого надо. Все подтянулись к сцене. Смотрю - в белых халатах нянечки, поварихи, официантки. В это мгновение мы с ним увидели друг друга. Мне показалось - невидимая нить между нами натянулась... А может быть, я ошиблась.
Мне от мамы достался талант рассказчицы - кого хочешь увлеку выступлением, любую аудиторию. Распалилась, вдохновилась. Аплодисментов, смеха от всей души и понимания долго ждать не пришлось. "Синяя рубашка" расположилась "на галерке": сел на землю, сложил ноги по-турецки и слушал меня с любопытством, изумлением и настороженностью, смотрел, как смотрят на циркачку, идущую по проволоке. Потом посыпались вопросы. И тут я не ударила лицом в грязь. Девушки-пионервожатые кинулись обнимать меня, когда я спрыгнула со сцены на траву. Загалдели довольные. Зацепила-таки... И сама никак не отдышусь, и они заряжены моим нервом... Дальше по плану был костер, но еще не село солнце, и мы направились ужинать.
"Синяя рубашка" села на другом конце стола, но я ее видела боковым зрением. Взяла гитару и вдохновенно спела "Сронила колечко". Попросили еще, но я чувство меры имела всегда - передала гитару другим.
- Ионас! Ионас! - зааплодировали девушки.
Он руками изобразил крест, это значит - отбой, петь не будет. Просьбы усилились. Но он поднялся и ушел. Как только его могучая фигура скрылась из виду, заговорили по-русски:
- Нонна, что это такое?! Оставайтесь ночевать. Всегда лекторы ночуют у нас...
- Мне все равно, девочки, решайте.
- Тебе на шефский, это в совхозе, недалеко от его родителей... Но ехать три часа. Утром бы и поехали...
- Ну, что ж, раз Ионас решил, поедем сегодня,- без сожаления ответила я.
Мы сели в машину и поехали.
- Значит, вас Ионасом зовут?
Он улыбнулся в ответ.
- У меня есть друг, оператор Ионас Грицус, он снимал на "Ленфильме" "Чужую родню" с моим участием. Литовец.
- Мой папа тоже литовец, а мама - эстонка. Я видел этот фильм в Доме кино в Ленинграде.
- Он потом снял "Гамлета" и получил Ленинскую премию,- добавила я.
- Да, я знаю. Я с ним знаком. И с тобой тоже...
- Как?
- Ты же была на премьере тогда... Мне та девушка понравилась, которую ты играла. А когда вы все потом вышли на сцену, я влюбился в тебя... Все актрисы помнят о своих глазках и бедрах, сначала преподносят эти достоинства, а потом уж играют. А ты не заботилась о своей внешности и не подозревала, как была хороша!
В лесочке останавливает машину, жестом приглашает выйти.
- Погуляй немного, яблок нарви.
- А можно?
- Конечно, можно. Я кое-что приготовлю для дальней дороги.
Я пошла к яблоням. Давненько это было, наверное, три или четыре года прошло, как были мы с фильмом в Ленинграде. А он помнит... Быстро опрокинулись сумерки. Темнота закрыла лес и дорогу. Яблок нарвала, а идти к машине не решилась. Не зовет - значит, подожду. Блаженство... Хорошо пахнет, и попутчик прекрасен. Слышу сигнал, поднимаюсь с пенечка и не спеша иду.
Господи! Я обмерла. Спинка сиденья опущена назад, получилась кровать... Клетчатый комплект постельного белья, красный плед с длинным ворсом.
- Прошу!
- Я еще не хочу спать. Я еще бы посидела.
- Мало ли что "ты бы...". Располагайся! Сейчас поедем, дорогая...
- Ой, Боже!.. Какой грозный! Ноги у меня все в пыли.
- Сударыня, я полью тебе из термоса.
Большой-пребольшой термос поставил на траву, дал кусок мыла.
- Пойдем к пенечку.
Льет из термоса на мои ноги. Вода теплая. Стараюсь, мою, угождаю... Ионас бросил на пенек сиреневое махровое полотенце, я тщательно вытерла ноги и полотенце положила на пенек.
Улеглась и ощутила, что под простыней нежный пухлый матрац.
Какое горькое наслаждение испытала я, когда красавец наклонился, чтобы подоткнуть плед мне под ноги. Так же деловито отошел, помыл яблоки и поставил их возле меня в соломенной шляпе.
- Поехали, красавица?
"Самое мертвое слово - красавица",- подумала я.
- Поехали. Я еще не хочу спать.
- Не спи. Поговорим.
Я не знала, как лучше лечь: на спине не люблю, отвернуться от него н вроде бы невежливо... Легла на левый бок и, чуть усилив голос, спросила:
- Ты работаешь в обществе "Знание"?
- Нет. Я окончил Институт культуры в Москве и преподаю живопись в художественном училище.
- Значит, ты художник.
- Я тебя познакомлю с настоящим художником. Он выставляется. Мой близкий друг.
- Художник? Только чтоб не зарисовал...
Впервые он захохотал в голос.
- Если не захочешь, никто тебя рисовать не будет,- давясь от смеха, ответил он.- Чудачка! Ему позировать - это большая честь.
- Ой, ой, ой! Не надо! Я это прошла... Со мной уже было такое. Женька Расторгуев - сейчас известный художник. Привязался, проходу не давал - для защиты диплома просил меня позировать. И жена его Тамара просила. Я согласилась. Вид у него был оригинальный: рваный деревенский полушубок, подвязанный веревкой, и валенки в заплатках. Живописно, в общем. Из деревни приехал, окончил Суриковское. И все в полушубке и валенках. Тамара тоже художник, мультипликатор. Она-то и уговорила. Какая это мука для непоседливого человека! Многое из его баек об их профессии узнала. И про лессировку и грунт, и биографии всяких художников. А кстати, и про вашего одного упоминал.
- Про кого?
- Когда он о жанрах стал говорить. Графика, например. Красаускас н знаешь?
- Еще бы!
- Говорил: прибалты - это сказка. Обнаженные мускулистые торсы крупных мужчин. Топоры в руках. Ветры, навек построенные хутора... Могучие и прочные люди, и устои их непоколебимые.
- Молодец твой Женька Расторгуев!
- Несколько месяцев преследовал. Я все же не выдержала. Хватит, думаю. Убежала. У меня этот портрет дома висит.
- Хорошо получился?
- По-моему, темновато... А Женька потом объездил много стран и в Италии получил приз за картину. Может, потому, что на медной табличке было выгравировано: "Лауреат Сталинской прэмии". Вместо буквы "е" выгравировали "э". Кто ни посмотрит, спрашивает: а почему "прэмии"?
- Лаурэат Сталинской прэмии,- без интонации сказал Ионас.
- Там еще ошибка есть. Руки не мои, а Тамаркины, и ногти, и пальцы... Вообще жены художников иногда суетятся возле меня. Жена Пименова недавно подстерегла...
- Зачем?
- Чтоб я согласилась позировать ее мужу.
- Отказалась?
- Конечно. Я ж говорю: Женька навсегда отбил охоту. Сколько можно терпеть! Ему-то хорошо - сиди себе! Рисуй!
Ионас склонил голову к рулю, посигналил в пустоту и рассмеялся от души. Я замолкла: может, хватит тарахтеть?
Долгонько ехали молча. Уж и не смотрю на спидометр - машина, кажется, летит, не касаясь земли. Ионас время от времени подается вперед, руки где-то внизу, будто руль без управления. Любоваться можно и природой, и человеком. Я радовалась, что еще целых пять дней быть с Иоанасом "взаперти".
Наконец приехали. Залаяли собаки, подбежали к машине. Ионас вышел, овчарки ластились к нему. Из калитки показались девочка, мужчина, похожий на Ионаса, очевидно, брат, и молодая женщина - наверное, жена брата. Поздоровались, познакомились. Подошли к огромным воротам - кажется, до неба. Братья отвели могучие двери по сторонам, и открылся хутор, освещенный луной. Он был похож на декорацию из сказки.
Мужчины перебросились парой фраз между собой на эстонском языке. Легко вкатили руками машину. "Ветер... Ветер, топоры, сильные спины мужчин, рубивших добротные хутора..." Так говорил Женька Расторгуев.
- Ну, что, ветерок не сшибает с ног?
- Нет. Хорошо. Ветер теплый и добрый. Красаускас, одним словом...
- Красаускас и Женька Расторгуев,- положив ладонь мне на плечо, мягко сказал Ионас.
Познакомились с пожилой хозяйкой дома. Она старалась говорить только по-русски. Тут я впервые услышала слово "сауна". Не только услышала, но и сразу очутилась в ней. Я раньше знала, что это баня. Но баня необычная.
Молодая женщина по имени Ада и девочка приветливо объяснили, как действовать, и я села сперва на нижнюю полку. Обдало жарком с запахом укропа и сосны. Само собой как-то замолкли. Первое ощущение - объятие доброй теплоты. Шевелиться не хочется. Хорошо!
- Папа, вы здесь? - спросила девочка.
- Здесь,- послышалось рядом, так близко, что, казалось, дыхание доходило.
Оказывается, мы парились все вместе, перегороженные чугунной решеткой в мелкую клеточку.
...Что за чудо - сауна! Правду говорят - будто заново на свет народился. Я стала легкой, как пушок, и радостной, как в детстве возле мамы. Ада, пошелестев целлофаном, принесла из предбанника махровые халаты и, когда мы вытерлись хорошенько, приказала запахнуть халат и накрутить на голову полотенце; поставила возле моих ног полусапожки на плоской подошве. Вошли в дом. Гостиная с камином. Дрова горят. Вокруг кресла поставлены.
- Садись,- пригласила Ада.
Огонь, поленья трещат... Утонула в пахучем халате и соглашаюсь со всем, что происходит. Братья подкатывают к огню стол, похожий на журнальный. Но большой. Как они оба красивы! Уставили стол разными яствами, и, как завершающий аккорд, мать внесла две бутылки вина; протерла их и поставила в центре стола. Ионас усадил ее в кресло и что-то буркнул по-эстонски. Выпили вина. А хлеб какой! Темный, круглый, кисло-сладкий... Голова моя стала клониться вбок - захотелось спать.
- Теперь по протоколу, как ты говоришь, надо спать,- улыбнулся Ионас.
Старший брат подводит меня к высокому шалашу. Шалаш не простой, из тюля.
- Не верится,- пролепетала я.
- Это все ребята придумывают - руки у них золотые,- пояснила Ада.
- И я с вами,- попросилась девочка.
- Конечно, конечно! - сказал Ионас и принес раскладушку.
Вошли в шалаш, уселись на кровати и - на тебе! Шалаш поехал тихим ходом и остановился в центре пруда.
- Ничего себе! Да еще по рельсам идет!..
- Не бойтесь,- успокоила девочка.- Никакой комар не укусит...
Вскоре я, накрывшись пуховым одеялом, утонула в мягкой постели.
- Платок надень,- подала мне Ада теплую шаль.
"Неужели это я?" - подумалось. Сон улетучился, вспомнила свою житуху в Москве, и стало так жаль себя. Эх, казанская сирота! Что ж я так мотыляюсь, никому не нужная? Хоть и знала, что нет виновных, но душу жгла обида на мужа. Всех нянчить, за всех душой болеть, а стакан чаю еще никто не поднес. Никто и никогда...
Утром проснулась счастливая. Вкусно позавтракали. Хозяева ко мне со всей душою - я это чувствую сразу.
- Когда поедем?
- Скоро. Тут недалеко. Будешь "шефака давить"! - засмеялся Ионас.
Вижу, и девочка, и мать собираются ехать с нами. Выяснилось, что он нас завезет на кладбище, а сам поедет в совхоз, чтоб проверить, все ли готово к моей встрече.
- Подышишь воздухом. Тут хорошо. Я приеду часа через полтора.
Вскоре мы оказались у кладбища. Плиты лежат на земле. Небольшие, почти одинаковые по размеру. Тут все равны. Разве что семейственность соблюдается.
- Ну вот и карашо, вот мы к вам и пришли... Вот мой папа лежит, вот брат, здесь сестра... А вот мое место... Ну и карашо, все карашо. Давайте молочка прохладного попьем,- сказала мать.
Она опустилась на землю. Разлила молоко и приготовила хлеб.
- Все карашо. Садитесь на траву, земля теплая.
Попили молока, посидели, потом она встала и начала убирать могилы. Протерла надгробия влажной тряпкой. Высветлились все фамилии.
- Вот и карашо... все карашо... Вот тут мое место...- Вытерла потное лицо и предложила: - Ноня, наливай молока и себе, и нам. Попьем еще.
Послышался шум машины. Полчаса всего прошло... Ионас идет к нам.
- Я вернулся с полпути. Собирайтесь, поедем вместе.
Душа моя почувствовала: приревновал меня к природе, к чему-то происходящему без него. Это предчувствие любви и есть счастье... Уселись в машину. Тронулись.
- Ионас! - чуть не крикнула я.- Кони!
- Да. Здесь совхоз коневодческий. Уже подъезжаем. Наши две лошади пасутся тоже здесь. Летом.
- А седла? Седла есть?
- Все есть,- улыбнулся Ионас.- Хочешь покататься?
- Еще как!
- Не упадешь?
- Прошу не оскорблять! Во-первых, на лошадях не катаются, а ездят, во-вторых, у меня диплом об окончании школы верховой езды при ЦСКА.
Давным-давно прошли кинопробы к фильму "Комиссар". Я получила тогда диплом по верховой езде.
- Вот не знал. Сейчас разберемся.
Сердце забилось. У меня манера - немедленно добиваться желаемого.
Вижу: Ионаса облепили люди. Ни слова по-русски, но ясно, что планируется что-то. Потом Ионас подходит к какой-то женщине, та удаляется, и через некоторое время всякие ремешки и железки кучей падают к ногам Ионаса. Это все нужно, чтобы запрячь верховую лошадь. Ионас посмотрел на меня, и я подошла. Подвели коня. "Смирный",- сообщил Ионас. Я взяла седло и накинула на круп коня. Мы вместе с дяденькой затянули все подпруги, чересседельник. Я защелкнула уздечку и направилась в сарай. Там меня поджидала молодая женщина с синими брюками. Сапоги великоваты. Это надо обязательно учесть - скорректировать ступни ног в стременах. Поводок, правда, один. А я училась с двумя: второй для мизинцев. Это не беда. Справлюсь. Хорошо, что команды для оседланных лошадей повсюду одинаковые. Подошла к своему незнакомцу со стороны морды, ласково приговаривая, дала хлеба, сахару. Он нежно снял еду губами с моей ладони.
- Подстрахуй, Ионас! Подведем его вон к тому заборчику. Круп высокий.
1 2 3 4 5 6 7 8