У квартиры его встретили двое испанцев. Из их
взволнованной речи Алик уяснил, что они - ребята серьезные,
работают на крутого босса и, если Алик не вернет кейс, его тут
же порежут.
Неверующий Алик божился, что ничего не знает, ничего не
видел, спустился вниз, к такси, где обследовал вместе со своими
потенциальными убийцами багажник и салон, но ни малейшего следа
портфеля, к своему великолепию разыгранному огорчению, не
обнаружил.
Испанцы Алику с трудом, но поверили. То есть как? - не
убили. Помахали ножами, располосовав новенькую кожаную куртку,
и дали время на раздумье до утра. А буквально через час
раздался звонок. Звонил склеротический (прилагательное Алика)
босс бандитов, подтвердивший слова своих подчиненных - дескать,
пусть Алик выкручивается, как хочет, но чтобы завтра к утру
портфель был возвращен, иначе с ним, Бернацким, произойдет то
же, что и с его такси. Отбой.
Справившись с долгой оторопью, Алик сбежал по ступенькам
вниз, к подъезду. У арендуемого им "желтого кэба" толпилась
публика. Автомобиль являл зрелище плачевное. Как утверждали
свидетели, автоматные очереди, раздавшиеся из проезжавшего мимо
"вольво", в считанные секунды изувечили машину до
неузнаваемости.
Алик просунул палец в одну из пробоин и всерьез
призадумался...
Вспомнил попутно о сегодняшних покупках по кредиткам еще
не ведающего об этом шефа разбойников...
Через два часа, информировав хозяина такси, что пришла
пора обратиться в страховое агентство, Адольф Бернацкий с двумя
чемоданами нажитого честным трудом барахла, цветным телевизором
и магнитолой выезжал из подземного гаража, находящегося в доме,
на своем восьмицилиндровом "олдсмобиле".
Он покидал печально известный своей преступностью город
Нью-Йорк, отправляясь на западное побережье, в Сан-Франциско, к
землякам, недавно эмигрировавшим туда из Союза. Земляки имели
влиятельных родственников в тамошней общине, и уж на что на
что, а на работу таксистом Алик мог рассчитывать. Жить ли на
берегу Тихого океана или Атлантического - принципиальной
разницы для него не представляло.
Уже стемнело, когда он подъезжал к Манхэттену - каменной
сказке с подсвеченными шпилями и куполами небоскребов,
миллиардами огней, отражавшихся в Ист-Ривер, перечеркнутой
мостами, - символу Америки, созданному великолепной фантазией
зодчих со всего света.
А через час столица мира сгинула за спиной и зарябила в
глазах Алика светящаяся в ночи выпуклыми пирамидками разметка
скоростной дороги, уходящей на запад. Рядом на бархате сиденья
тускло блестел натуральной крокодиловой кожей портфельчик с
тридцатью пятью тысячами зеленых...
Как оказалось впоследствии - фальшивыми, вот почему столь
и беспокоились о портфельчике бандиты, опасаясь, что
дилетантов-распространителей быстренько выявит ФБР... Но
печальную эту истину Алик узнает уже в Сан-Франциско, когда
хозяин бара, родственник тамошних Аликиных друзей, сунув первую
же сотенную в машинку для проверки купюр, возвратит Адольфу
деньги обратно, покачав укоризненно головой...
Ему-то, впрочем, Алик денежки и запродаст: по настоящей
пятерке за ненатуральную сотню. Сплавит ему же Алик по дешевке
и приобретенное по кредиткам испанца барахло...
С разочарований начнется бытие Бернацкого на западном
побережье.
ИЗ ЖИЗНИ БОРИ КЛЕЙНА
Боря Клейн являл собой образец истинного арийского
красавца. "Белокурая бестия" - про него. Мужественное лицо,
пронзительные голубые глаза, твердый подбородок, фигура атлета,
напор и жизнелюбие.
Отжаться от пола двести раз или пробежать по размытой от
дождя пашне тридцать километров не составляло для Бори никакой
трудности. О незаурядной физической силе его говорит один из
эпизодов, когда столкнулся Боря лоб в лоб на "Жигуленке" с
"КамАЗом", управляемым нетрезвым водителем, и попытался
водитель в ужасе прозрения с места происшествия скрыться, ибо
"Жигуленок" представлял из себя жестяное месиво, а уж что
случилось с водителем - описать мог лишь протокол
судебно-медицинской экспертизы; и скрылся уже, как думалось
пьянице, когда, сдав задом с односторонней улицы, куда в
дурмане заехал с обратной стороны, он ринулся прочь, но вдруг,
километра через четыре, притормозив на светофоре, увидел в
зеркальце размашисто бегущую фигуру с рулем от "Жигулей" в
руке. И прежде чем сообразить, что это и есть живой труп, был
извлечен из "КамАЗа" наружу, серьезно рулем бит и представлен
для разбора происшествия в ГАИ.
Помимо фантастической силы, присутствовал в Боре
логический, присущий немцам ум, но ум живой, гибкий, социально
отточенный, - видимо, оттого стал Боря в свое время кандидатом
математических наук, однако от стези преподавателя-доцента в
вузе отказался и, презрев зарплату в несколько сотенных,
подался в круги иные, близкие к теневой экономике, валютчикам и
спекулянтам автомобилями.
Комбинации на этих поприщах Борей выдумывались изящные,
прибывали деньги, появилась дача в подмосковной Малаховке,
"ауди", на которой, помимо бизнеса, ездил он в леса, где бегал
в снегах, а затем, разгоряченный, голышком купался в сугробах -
водилось за ним такое пристрастие, как у других, например, к
регулярным возлияниям.
Так бы и жил Боря не тужил, если бы к персоне его не стали
активно присматриваться милицейские власти да и запутался он в
великом множестве женщин, слепо его обожавших.
Четырех жен с девятью детьми содержал Борис. А кроме того,
познакомившись как-то с заезжей американкой-аспиранткой, завел
с ней нешуточный роман, получив впоследствии известие из
Америки, что там, в заокеанской дали, рождена его иностранной
подружкой дочь и зарубежная его семья ждет не дождется отца.
Вот и возникла у Бори мысль: а не свалить ли? От опасности
воздаяния за свершенные валютно-спекулятивные мероприятия, от
притязаний на него многочисленных супружниц, да и вообще... Не
нравилось Боре в стране трудящихся. С каждым годом
представлялась она ему все отчетливее и отчетливее в образе
некоего динозавра - огромного, с маленькой головкой и
прожорливой зубастой пастью; динозавра, пожирающего самого
себя: свою плоть, мозг, топчущего все вокруг... Взять хотя бы
экологию. Снега, в которых он бегал, становились подозрительны
в смысле чистоты, равно как и леса, где они лежали. А уж о
городах и говорить не приходилось. Радиация, смог, грязь все
нарастающей волной давили на здоровый организм Бори;
законодательство кололо, как выскочившая из матраца пружина,
напирал и личный фактор: прознав друг о друге, закружили
карусель со скандалами и угрозами обремененные здоровыми
Бориными отпрысками супружницы, и пришлось Борису на всякий
случай выкупить себе вызов на постоянное жительство из
государства Израиль, благо фамилия его арийская сходила в этой
стране за иудейскую.
Разрешение на выезд в условиях начинающейся демократизации
было получено холостяком Борей быстро, но с отъездом он не
спешил, зарабатывая валюту и изыскивая способы ее переправки за
пределы оставляемой родины.
Однако накал страстей, бушевавший среди супружниц, достиг
пика, и одна из них, по имени Галя, проведав о планах отца ее
незаконнорожденного дитяти и, осознав, что обещание жениться -
подлая ложь, решилась на крайнее, добровольно рассказав
заинтересованным органам правопорядка кое-что из жизни Бориса
Клейна.
Ах, логика женщины: не мне, значит, никому... Даже если
пострадаю сама.
Да, шла Галина на риск, ибо не только была посвящена в
таинства Бориных махинаций, но и сама принимала в них активное
участие: работая в ГАИ, выписывала разные документики на
нечестные машины с перебитыми номерами кузовов и двигателей.
Однако ангел-хранитель, курировавший Борю, был бдителен,
да и Борис не плошал.
Памятным вечером, возвращаясь после спортивной пробежки из
лесопарка и неся в авоське спортивные трусы, майку и кило
купленных по пути к дому помидоров, узрел Боря у своего
подъезда желтую милицейскую машину и две черные "Волги" и
замедлил шаг, тревожно прищурившись.
После позвонил по своему адресу из телефона-автомата.
- Алло? - ответил голос супружницы номер пять, и сказал
Боря в ответ со вздохом:
- Понял.
"Алло", а не обычное "да", означало нахождение в квартире
неизвестных лиц известной милицейской масти.
То, что виною всему Галина, Боря понял мгновенно, он умел
выкристаллизовывать истину из сумятицы обстоятельств, а истина
была хреновой: светило Боре с учетом следственных и судебных
игр, двенадцать лет.
Отставив в угол кабинки телефона авоську со
спортпринадлежностями и овощами и, косясь в сторону желтой и
черных машин, Боря осмотрел бумажник. Тысяча триста рублей,
техпаспорт "ауди", водительское удостоверение и - виза на
выезд, ее он постоянно носил у сердца.
Далее прикинул Боря: завтра - воскресенье. Замечательный
денек, когда отдыхают практически все граждане, включая
сотрудников милиции и даже КГБ...
Рой смутных мыслей поднялся в голове Бори, всплыло
американское лицо далекой будущей жены, вышки с часовыми,
виденные им не раз, хотя и издали...
Сложно и путано мыслил Боря в сей момент, однако - верно.
И, подхватив авоську, неспешно двинулся по улице прочь от дома
обетованного с зареванной супружницей под номером пять, покуда
не остановил такси.
- Шеф, "Шереметьево-два".
Истинно говорю вам: так было. То ли Борю любили женщины,
то ли опять-таки подсобил Aнгел-хранитель, так или иначе, но
всего за пятьдесят советских смешных рублей и букет роз
уговорил красавец Боря некрасивую кассиршу продать ему билет
"Москва - Вена", и был билет продан.
Продремав ночь в зале ожидания, предстал Борис перед
таможенниками. В спортивном костюме, с авоськой.
- А имущество? - спросили строго.
- Это и есть имущество, - прозвучал кроткий ответ.
Мальчик-пограничник в стеклянной будке принял равнодушно
визу и уткнулся в компьютер, проверяя подлинность документа.
Боря, испытывал слабость в тренированных ногах,
вглядывался в лицо солдатика, постигая с несвойственным ему
страхом, что ложится на это румяное лицо тень какой-то ненужной
озабоченности.
Солдатик поднял на Борю холодные глаза и потянулся рукой
куда-то в сторону, нажимая, видимо, на хитрую кнопочку, и тут
же к будке подлетели еще два солдатика и капитан погранвойск,
оттеснили Бориса от турникета, и, сладко улыбаясь, капитан
поведал, что, дескать, произошло кое-какое недоразумение, а
потому - пройдемте...
"Вот и начинаются мои двенадцать лет", - подумал Боря, но
капитану сказал иное. Сказал, что на руках у него валютный
билет, предупредил офицера об ответственности, о возможности
разжалования и прочих бедах, но не смутился капитан, а,
заулыбавшись еще милее, ответил, что за билет погранвойска
заплатят, а за действия - ответят.
Через две минуты Борис уже находился на личном досмотре, а
через час - в камере. Затворил дверь камеры тот же самый
капитан, причем на лице его улыбка уже не светилась, улыбался
он там, в праздничной суете аэропорта, а здесь, в своей стихии,
вел себя естественно.
Каждая минута из последующих двух часов стоила Борису
седого волоса. Думы одна мрачнее другой сталкивались в его
голове, не высекая ни малейшей искры надежды.
А через два часа в камеру вошел полковник погранвойск и
еще один тип в летной форме, но ясно, что не пилот.
- Ваша виза, - заявил полковник, - аннулирована.
- Почему? - возмутился Боря простодушно.
- Вот об этом мы вас как раз и хотели спросить, - заметил
тип в летной униформе. - Ваша виза аннулирована... ОВИРом.
- А вы, наверное, командир корабля? - спросил Боря. - Что,
рейс задерживается?
- Рейс улетел, - сказал тип в летном раздраженно. - Так
может, вы соблаговолите объяснить, почему...
- Я?! - возмутился Борис повторно. - Объяснить? Я из-за
вас потерял все... Билет, новую родину... и должен еще
объяснять вам почему? Не угодно ли вам объяснить это мне?
Боря театрально гневался, сам же соображая: расчет на
воскресный день оказался верен, комитетчики попросту не сумели
созвониться с нужными людьми из милиции.
- Езжайте в ОВИР по месту жительства, - произнес
полковник, возвращая Борису авоську. - И разберитесь там... Мы
ни при чем.
"Благодарю за совет", - едва не сорвалось у Бори с
сарказмом, но - удержался.
- А виза? - строго спросил он. - Не вижу визы.
- Зачем вам недействительная виза? - в свою очередь
осведомился полковник.
- Это для вас она такова, - ответил Боря. - Для меня же
виза - основной документ. Там фото с печатью, прочие атрибуты
моей неповторимой личности. Вот выйду сейчас я на улицу, а ко
мне - милиционер... - Он козырнул собеседникам. - Ваши
документики, гражданин! Что, я ему буду рассказывать об
аннулированной визе, а он будет меня слушать, тем более и
слов-то таких не знает?.. Визу - вернуть! - закончил
категорически.
Люди в разных форменных одеждах очень одинаково
переглянулись. Во взглядах их читалась мысль: все равно
документу грош цена...
И через пятнадцать минут, извлекши остаток денег из-за
общественного аэрофлотовского унитаза, Боря бежал к стоянке
такси, вынашивая на ходу спасительную, хотя и рискованную
крайне идею.
Впрочем, о риске он теперь не думал. Игра пошла
беспощадная, будь что будет! Так решил он, мчась на такси в
центр Москвы, к одной из своих случайных знакомых дам,
профессиональной машинистке, разглядывая возвращенный ему
документик.

Это ознакомительный отрывок книги. Данная книга защищена авторским правом. Для получения полной версии книги обратитесь к нашему партнеру - распространителю легального контента "ЛитРес":


1 2 3 4