– А мы попросим их спуститься, – пробурчал Войтек. – Прикрывай! Помни: за твоей спиной тоже лес.
Залевский припал к стволу раскидистой сосны, оперев автомат о толстую ветвь. Казалось, лес вокруг дышит, слышно было, как шуршит хвоя, словно задевая о стеклянный купол.
Капрал присел на корточки, достал из кармана перочинный нож и начал перерезать провод; работа подвигалась медленно. «Он прервет им связь, и тогда выяснится: есть ли кто-нибудь наверху – кому-то придется спуститься и проверить, где обрыв. Подойдет сюда, а мы его – по башке, – смекнул Залевский, но его уже злила самоуверенность капрала: посоветоваться не мешает, какую он готовил ловушку. – Ну погоди же, я докажу, кто из нас проворнее».
На вышке кто-то зашевелился. Да, это немец в маскхалате. Отчетливо обозначилась его горшкообраз-ная каска. Вот он спускается по лестнице.
Капрал весь подобрался, как лесной кот для прыжка.
Грохот близкого выстрела оглушил его. Это поторопился Залевский.
Немец откинулся назад, распростер руки и рухнул вниз. Оброненный им автомат застучал по ступенькам.
– Что, наметанный глаз! – Залевский опустил оружие. – Даже пикнуть не успел…
– Кто тебе велел? Идиот! Нам живой требовался, трупов вокруг достаточно.
– Что вы набрасываетесь, – пробовал защищаться Залевский, но тот подскочил к нему, крепко схватил за грудки, яростно процедил:
– Не люблю, когда мне путают карты. Не гнал? Тогда стой и смотри, а потом благодари за науку… А теперь убирайся. Чтобы я больше тебя здесь не видел!
Залевский, склонив голову, неприязненно взглянул на капрала. Забросил ремень автомата на плечо. Вдруг он заметил, что на вышке вторично приподнимается какая-то фигура.
– Вон тебе второй, можешь пальнуть!
Войтек стремительно повернулся. На верхней платформе он увидел немца, который поднял голову, а потом просунул между досок палку с привязанным на конце носовым платком. Он размахивал ею, давая понять, что сдается.
– Ну, слазь! – рявкнул Наруг так, что эхо отозвалось в лесу. – Komm! Komm!
Немец, расхрабрившись, встал, подняв обе руки. Он размахивал палкой с белым платком.
И тут грянул выстрел. Немец, переломившись пополам, перегнулся через перила. Палка с носовым платком, кружась, упала в траву.
– Я тебя проучу, щенок! – рявкнул Наруг и бросился туда, откуда, как казалось ему, только что стрелял притаившийся Залевский. Но он ошибся: короткая очередь, посланная из чащи, полоснула над самой его головой. Он нырнул в высокий папоротник. И, как ящерица, пополз к кряжистой сосне. Теперь он осторожно осмотрелся вокруг. Тишина звенела в ушах.
И вдруг среди деревьев капрал увидел его: ствол в одном месте как бы утолщался, это, подобно трутовику, выступала немецкая каска, пестрый маскхалат сливался с тенью листьев и пятнами света.
Войтек медленно поднял ствол автомата. Но тот был бдительнее, выстрелил первым. Пули плотно увязли в стволе дерева, напоенного соками, срезав толстый пласт коры.
Капрал пустил очередь наугад. Он услышал, как враг убегает, услышал приглушенный топот ног по пружинящей дернистой почве и треск раздвигаемых сухих веток.
Наруг бросился вдогонку. Он бежал не следом, а пытался обогнать врага, отрезать ему путь. Он прислушивался к отзвукам. Немец торопливо продирался вперед. Он еще дважды выстрелил для острастки.
Оба все больше отдалялись и исчезли в зарослях среди старых сосен.
– Я тебя не выпущу, – кусал губы Наруг, лавируя среди молодых колышущихся осинок. Листья вокруг него трепетали будто в тревоге. По ним скользили солнечные блики.
Залевский услышал стрельбу в глубине леса. Он кинулся туда. Но все опять затихло, и он сбавил шаг, выбирая более удобный путь. Тыльной стороной ладони он смахивал паутину, которая облепляла лицо.
– H?nde hoch! – обрушилось, как удар прикладом.
Он замер, медленно поднял руки. Автомат болтался на плече – прежде чем он сорвет его, немец изрешетит ему спину.
Из кустов вылез старый солдат с насмешливой миной. Остановился, почти упираясь в Залевского автоматом, и тогда тот, зажав самый конец ствола под мышкой, вырвал оружие из его рук и отскочил в сторону.
– Ну, твое счастье, что я не ранил тебя в живот, – облегченно вздохнул Залевский, разглядев знакомое лицо. – Хороши шуточки!
– Да ведь ты шел как на прогулку, за полкилометра тебя слышно. Чуть мне руку не сломал, – он потер намятую мышцу.
– Я спешил вам на помощь. Что произошло? – Залевский повел дулом в глубину леса.
– По проводу мы добрались до бункера. Там была рация. Часового пришлось прикончить, остальных выгребли, как раков из норы. Наши еще возятся там – взваливают все хозяйство на пленных… А где Войтек?
– А черт его знает. Он меня прогнал, и я ушел.
– Ты наступил ему на мозоль?
– Я шлепнул немца. А Войтек хотел взять его в плен. Но тотчас появился второй и сразу сдаваться.
– Почему же ты ушел? Войтека оставлять одного нельзя было. Откуда ты знаешь, что таится за тем кустом?
Залевский невольно поднял автомат. Лес молчал. Но им показалось, что издали доносятся голоса, звуки шагов. Да, это сержант Валясек конвоировал пленных.
– Слушай, а что за парень этот капрал? Чего он так задается?
– Наруг?
– Ну, да.
– Его все у нас любят. В лесу прошмыгнет, как лис, и мигом, как курицу, придушит немца, так что тот и охнуть не успеет. А какой разведчик! Партизан, – добавил старый солдат, словно этим все было сказано. – Два года в Армии Людовой орудовали под Скаржиском.
– Поэтому сразу и невзлюбил меня. Не нравятся ему аковцы. Он поверил, будто мы сидели на корточках, точно зайцы, «взяв оружие к ноге», – горько пошутил Залевский.
– Почему на корточках?
– Потому что у нас были в основном пистолеты, и, чтобы взять их к ноге, нам приходилось сидеть на корточках.
Поджав губы, он посмотрел в глаза собеседнику, как бы ища вызова, но тот только пожал плечами.
– Было и прошло. Чего ради искать врагов, если у нас есть один – самый заклятый враг. Слышишь, как его молотят русские? Он уперся на Одре и не думает отступать.
До них доносились как бы отголоски грозы, разразившейся где-то у горизонта. Это уже говорил фронт.
– А ты пойми Войтека: всю его родню немцы уничтожили, а деревню сожгли за то, что крестьяне помогали партизанам.
Из лесу показались солдаты, конвоировавшие пленных, которые тащили на себе рацию. Солдаты оживленно переговаривались, будто возвращались с удачной охоты. Они курили трофейные сигары.
– А где капрал? – забеспокоился Валясек.
– Он остался возле вышки, немца поджидает, – ответил Залевский.
– Тогда отправляйся туда, передай ему, чтобы возвращался прямо в деревню.
– Но ведь он хотел остаться один… Приказал мне…
– Теперь я даю тебе новый приказ. Отправляйся за капралом!
– Слушаюсь! – Залевский небрежно отдал честь и, пригнувшись, скрылся за ветвями молодого сосняка. Но, наученный недавним происшествием, он снял с плеча автомат, поставив его на боевой взвод.
Он подражал Наругу и шел вперед все увереннее. Его злило, если он случайно задевал плечом ветку. Посвистывали птицы. Было спокойно.
Возле триангуляционной вышки лежал ничком мертвый немец, а чуть дальше – палка с привязанным к ней платком… Залевский поднял голову. В вышине, на фоне медленно проплывавшего облака, он увидел свесившиеся руки второго немца.
Он взобрался по лестнице, немного побаиваясь, как бы его не подстрелили, когда он повернется спиной к лесу. У немца, которого он обратил к солнцу лицом, молодого и веснушчатого, были ощерены зубы, будто он улыбался. Залевский извлек у него из кармана документы и фотографию худенькой девушки-блондинки, с надписью: «Гансу». Залевский накинул на плечо ремень телефонного аппарата. Оборванный шнур заскользил с глухим стуком вниз по бревнам.
– А ведь грозился взять пленного. – Залевский постоял над телом убитого. Ему даже немного сделалось жаль немца: такой молодой и будет гнить в земле.
Тяжелая телефонная коробка соскальзывала с плеча, била по боку.
Он перешагнул через раскинутые ноги убитого, который судорожно вцепился пальцами в траву. Муравьи сновали по его побелевшему уху и складкам на затылке. «Неплохие у него сапоги», – подумал он, с чувством облегчения углубляясь в чащу.
Солнце уже скрылось за лесом, но было еще светло. По дороге двигались грузовые машины. Они шли с большими интервалами, чтобы пыль не летела на сидящих в кузове солдат. На восток тянулась колонна Раненых. Залевский ощутил запах дезинфекции и гноящихся ран…
Капитан Поляк сидел за столом, вынесенным во двор из разбитого дома, заканчивая вместе с поручиком Качмареком допрос пленных. Исподлобья поглядывая на них, он долго слюнявил конверт, в который сунул их документы. Пленных направляли в штаб полка. Сержант Валясек с облегчением подвел Залевского.
– Только что прибыл…
– А где Войтек? – забеспокоился капитан. – Его, случайно, не ухлопали?
– Нет. Я обошел вышку вокруг. Ни слуху ни духу… Наверняка орудует по-своему.
– Человек не иголка, найдется, – неуверенно поддержал его старшина роты.
– А если его пристукнули и закопали? Откуда ты знаешь, сколько их там еще скрывается: если бы ты хорошенько прочесал, возможно, не одного бы вспугнул, – поднял руку Качмарек. – С наступлением темноты мы выступаем. Поэтому медлить нельзя. Бери людей и без капрала не возвращайся!
– Веди! – Валясек подтолкнул вперед Залевского. – Неужели человек не имеет права минутку посидеть спокойно?…
Збышек успел услышать еще, как капитан отчитывал Качмарека:
– Как ты мог отпустить Наруга? Ведь он – лучший наш разведчик, у него настоящий нюх… Он всегда готов идти на риск…
– Он сам полез, ему никто не приказывал. Откуда я мог знать, что его черт дернет преследовать врага в одиночку, свои счеты сводит с Гитлером. Уж я ему натру уши, когда вернется…
– Дай бог, чтобы живым вернулся, – развел руками капитан, потягиваясь и зевая, как наработавшийся косарь.
Повар принес два котелка с гуляшом, потом сунул руку в карман, и извлек две рюмки толстого стекла, вопросительно поглядывая на офицеров.
– Давай, дорогой, – пальцем показал капитан. – Чуть-чуть!
Из другого брючного кармана повар вытянул бутылку, обернутую в газету, и наполнил обе рюмки. Офицеры поспешно выпили и принялись за еду.
Капитан оторвал корочку от пайки и, обмакнув в соль, насыпанную в крышку от котелка, с удовольствием принялся жевать.
На дороге – рокот моторов: движутся советские танки. Солдаты завернулись от пыли в плащ-палатки.
Поляки, собравшись у обочины, с удовлетворением взирали на стальную реку, что текла им на подмогу к Одре.
– Привет, союзники!
– Здравствуйте, молодцы!
– Сколько до Берлина?
– На полном ходу – часа три.
– Подождите нас!
– Мы тоже собираемся туда с визитом!
– Мы им припомним Варшаву! – добавил Залевский.
Они сбились толпой, потому что веселая девушка с двумя косичками, желтым флажком преградила им путь.
– Пропусти, Маруся, – наседал Валясек.
– Я не Маруся, я Тамара, – быстро повернулась она к нему. – Подождите минуточку…
– Таня, будь любезна, – попросил он.
– Нельзя. Чего смотрите, бабы не видели?…
Они прошли совсем близко от нее, стараясь, словно невзначай, слегка коснуться ее. Им всем нравилась эта темноволосая девушка с чуть раскосыми, живыми глазами.
– К регулировщицам лучше не лезь, – поучал Залевского старый служака, – бесполезно. А уж если отбреет, солдат заткнется, во какой язычок!
– А эта симпатичная, мне бы только время, я бы ее приручил, стала бы как шелковая.
На дороге – пыль столбом и голубоватый дым выхлопов. Когда солдаты перебежали на другую сторону Шоссе, по нему снова потянулись армейские обозы. Теперь они шагали повеселевшие. Вдруг из лесу им навстречу вышел Наруг, конвоируя немца, с ног до головы заляпанного грязью.
– Войтек!
– Слава богу, ты жив, а мы уже беспокоились…
– Капитан о тебе спрашивал, – сказал Валясек и похлопал его по плечу, словно проверяя, не привидение ли перед ним, но тотчас с отвращением стал вытирать измазанную грязью руку о траву. – Чем ты занимался? Вымазался, как свинья!
– Пришлось вытягивать его из болота. В камыши нырнул. Утку из себя изображал, скотина. Держи руки на затылке! – рявкнул он на немца, который отирал измазанную физиономию тыльной стороной ладони. – Проклятый гитлеровец, своего же ухлопал за то, что тот хотел сдаться! А потом дал деру в болото, думал, я его не выловлю.
Залевскому стало не по себе: он понял, что несправедливо обвинял приятеля. Но ему стыдно было признать свою неправоту и протянуть Войтеку руку в знак примирения. И он решил при первом удобном случае как-нибудь загладить размолвку, пора положить конец взаимной неприязни.
Наруга торжественно повели к походной кухне.
– Ну ты и преобразился, – подтрунивал над ним повар. – Будто дня три в гробу пролежал.
– Тьфу! Сплюнь три раза! – воскликнул Бачох. – Не то беду накличешь!
– Надо бы искупать немца! – подал кто-то мысль. – На веревку его – и в колодец!
– А веревку – на шею! – добавил другой.
Немец, видя, что его тесно обступила толпа людей, чьи лица не выражали доброжелательности, принялся торопливо шарить по карманам. Он достал какой-то документ и, оттопыривая толстые губы, показывал фотографию.
– Ich habe Frau und zwei Kinder… so klein, – говорил он, опустив руку.
– Чего он хочет? – скривился Острейко.
– Говорит, что у него жена и двое маленьких детей.
– А у того, которого он прикончил, остались старики – отец и мать, – выкрикнул Войтек. – Переведите ему, пусть знает.
Войтек схватил немца за ворот, но пальцы скользнули по забрызганному грязью маскировочному халату, и он с отвращением оттолкнул от себя пленного.
– Уберите мерзавца, а то я его пришибу!
Он отвернулся и опять подошел к полевой кухне. Залевский поплелся за ним, как зачарованный. Ведь капрал не обязан был конвоировать немца до самой деревни. У него было достаточно поводов, чтобы прикончить врага там, в камышах, либо по дороге, в лесу, и никто не упрекнул бы его. Попросту этого требовала справедливость. Однако капрал доставил пленного сюда, к поручику Качмареку, чтобы тот допросил его.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12