Штаны из пурпурного и лилового шелка,
украшенные ручной вышивкой по поясу, были залиты вином и заляпаны сальными
пальцами.
Даже много чего повидавший Дубок и тот несколько оторопело озирался
вокруг.
- У них, что, праздник сегодня какой?
- Вряд ли, - отозвалась Ника, с великим любопытством разглядывавшая
всю эту шумную пеструю толпу. - По-моему, здесь каждый день так.
Они остановились возле длинного двухэтажного дома, сложенного не из
камня, как большинство местных строений, а из мачтовых бревен.
Решетчатые окна были распахнуты настежь, из них на улицу неслись те
же звуки пьяного до отчаянности разгула, тяжелый топот кованых каблуков,
высокий и пронзительный дребезг мандолины и пьяный визгливый женский смех.
- "Большой Дом", - прочитала Ника вывеску над дверями. - "Джон
Литтон".
- Что? - не расслышал Дубок.
- Улица, говорю, веселая. В каждом доме либо кафе...
- Кафе? - переспросил Дубок.
- Ну, забегаловка, - кабак, словом.
- Это верно. Тверезого, как есть, ни одного на улице не вижу.
Неподалеку от широкого крыльца "Большого Дома" грузный, загоревший до
черноты матрос в роскошном атласном кафтане, лопнувшем по швам на широкой
спине, тщетно пытался подняться с мостовой.
Ноги его уже плохо держали, и он упирался руками, и сейчас очень
походил на встающую с земли корову, которая - это Ника помнила еще по
Марку Твену - вначале поднимается на задние ноги; но, как только матрос
уже собирался выпрямиться, кто-либо из прохожих, которым он загораживал
дорогу, небрежно отталкивал его, и он опять кулем валился на мостовую.
Из дверей "Большого Дома" выбрались еще два подобных джентльмена, с
трудом спустившись к стене, упираясь головами.
- Надо же! - сокрушался Дубок. - Боярышне на такой срам и смотреть
зазорно. Куда идти-то?
Боярышню окружающий разгул смущал мало: пьяных она не видела, что ли?
Однако сейчас ей нужна церковь святого Себастьяна. Ника не знала, где ее
искать, и не видала, у кого бы о ней спросить.
За время своих странствий по чужбинам Дубок успел усвоить начало
разговорного языка своих случайных хозяев: он тут же поймал за шиворот
куда-то спешащего по своим делам мальчишку с физиономией цвета "кофе с
молоком" и на смеси испанского с английским - Ника не поняла ничего, но
Дубок как-то разобрался - тут же получил нужную информацию.
Желая отблагодарить консультанта. Ника вытащила из кармана первую
попавшуюся под руку монету, - Дубок даже охнул, увидя золотую гинею,
вместо нее дал мальчишке подзатыльник, и тот умчался, довольный хотя бы
тем, что оказался полезным таким важным джентльменам.

3
Церковь святого Себастьяна отыскалась на окраине города, в тупичке
небольшой улочки. Плотная заросль неизвестных Нике кустарников -
стреловидные листья с гроздьями ярко-желтых цветов - надежно отгораживала
церковь от кабацкою шума, здесь было тихо и покойно, и сама церковь,
сложенная из серою песчаника, выглядела скромно и незаметно, видимо, была
построена еще в давние времена, до того, как Порт-Ройял стал
флибустьерской столицей в Карибском море на перекрестке водяных дорог
золотых испано-португальских каравелл.
За невысокой оградкой из того же серою песчаника был сад, что там
росло. Ника разобрать не смогла. Темная фигура садовника в длинном
подряснике с корзиной в руках бродила среди кустов.
Над церковными дверями было врезано высеченное из светлою мрамора
изображение самого святого Себастьяна, с запрокинутым к небу лицом. Две
короткие толстые арбалетные стрелы весьма натуралистично торчали в его
груди.
От прихода в ограде до церковных дверей тянулась дорожка, посыпанная
белым морским песком. Служка-уборщик в трепаном халатике смахивал метелкой
пыль с выщербленных церковных ступеней.
По запущенному внешнему виду как уборщика, так и самой церкви можно
было заключить, что жители веселою флибустьерскою города нимало не
заботились о спасении своих грешных душ и не желали тратиться на
содержание храма божьего - из золотого половодья, захлестывающего
центральные улицы, сюда, похоже, не притекало самого малого ручейка.
Служка-уборщик был стар, сед и черен лицом. Он работал усердно и с
одышкой. Внезапно он отставил метелку, выпрямился, посмотрел в сторону, на
траву возле цветов, и протянул руку:
- Вот они. Опять!
- Кто? - подошел Дубок. - Мать честная - крысы!..
- Бегут! - подтвердил уборщик. - Второй день и вторую ночь. Покидают
Порт-Ройял - гнездо пьянства и разврата, чуя несчастье. Он поднял вверх
руку и провозгласил торжественно, как пророк: - Горе, горе нечестивому
городу!
Мышей - а крыс тем более - Ника по-женски терпеть не могла, поэтому
не торопилась подходить, а только издали заметила, как шевельнулась возле
церковного входа трава.
- К отцу Себастьяну? - переспросил уборщик. - Болеет святой отец, ох,
как болеет. Лежит как бревно. Видно, скоро отдаст свою светлую душу
всевышнему... Да вон брат Мишель. Он вам лучше объяснит.
Откуда появился брат Мишель, Ника не успела заметить. Шустрый монашек
выскочил, как из-под земли, и сейчас спешил к ним; черно-белая сутана
заплеталась на его проворных коротеньких ножках. У него было белое - на
удивление не загоревшее - лицо, маленький носик, губы в щелочку и
маленькие, утонувшие где-то в надбровьях глазки; руки его были согнуты
перед грудью, он на ходу шевелил коротенькими пальцами.
Ника вспомнила предостережения капитана Кихоса, сразу подобралась и
насторожилась.
Брат Мишель быстро оглядел посетителей и, безошибочно определив, кто
есть кто, минуя Дубка - хотя тот и стоял впереди - обогнул его и
направился к Нике.
Она не особенно беспокоилась, что брат Мишель так уж сразу разгадает
ее маскарад: пышные кудри парика закрывали половину лица, а длинный и
просторный камзол - все остальное. Вот только голос мог ее подвести. Еще
по дороге сюда она подняла с обочины плоскую круглую галочку и сунула ее в
рот, под язык, рассчитывая, что если галочка и не понизит тембр ее голоса,
то сделает хотя бы невнятным ее "сибирское" произношение. Она бы
предпочитала говорить только с отцом Себастьяном, но путь к нему лежал
через брата Мишеля.
- Святой отец не сможет вас принять, - заявил брат Мишель. - Святой
отец тяжело болен.
Он говорил по-английски, и Ника невольно добром помянула
захватчиков-англичан - хотя они этого и не заслуживали, - которые, заняв
Ямайку, приучили жителей к английскому языку. Заговори брат Мишель
по-испански, поручение капитана Кихоса выполнить оказалось бы потруднее.
Ника выжидающе промолчала.
- У вас неотложное дело к святому отцу? - настойчиво допытывался брат
Мишель.
Ника не настолько владела разговорным английским, чтобы позволить
себе какие-то хитрые дипломатические ходы, поэтому - употребляя картежный
термин - пошла сразу с козырного туза:
- У меня к нему письмо.
Галочка завертелась во рту, застучала о зубы, - получилось достаточно
невнятно, даже слишком. В маленьких глазках брата Мишеля блеснуло
удивление, только Ника не могла понять, что явилось тому причиной - или ее
произношение, или известие о письме. Он тут же протянул руку.
- Я могу его передать.
Письмо все еще находилось у Дубка за рубашкой, она не сообразила
загодя его взять, а делать это при брате Мишеле сочла неудобным. Да и не
нравился ей этот шустрый монашек.
- Мне приказано передать его лично.
- Кем приказано? - попробовал поинтересоваться брат Мишель.
Это был уже грубый ход. Ника только пожала плечами, дав понять брату
Мишелю, что тот допускает неуместное любопытство. И он намек, видимо,
понял. Но и желания увидеть письмо у него не убавилось. Он даже оглянулся
на церковный придел, как бы собираясь пригласить кого-то - не один же он
был в церковной обители. Но рядом с ним стоял Дубок, выпустив поверх
кафтана рукоятки пистолетов.
И брат Мишель сдался.
- Хорошо, - сказал он. - Следуйте, сударь, за мной.
Он выразительно посмотрел на рукоятку ее шпаги: "В храм божий не
принято входить с оружием!" Но она только упрямо прижала шпагу локтем к
бедру. Брат Мишель нерешительно помешкал, однако сдержанно кивнул и пошел
вперед.
Ника тихо сказала Дубку:
- Давай письмо. Побыстрее...
- Вы там постерегитесь, боярышня, - заторопился Дубок. - Знаю я этих
монахов. Бог-то у них Богом, но и петлю они горазды накидывать. Вон у него
рожа, как у кота... Возьмите у меня одну пистолю, на худой-то случай.
- Обойдусь. Стань вон там, за кустиками, чтобы не видел кто. И жди.
Брат Мишель направился не к главному входу, а открыл маленькую дверку
в боковом приделе. Вошел, нагнувшись и не оглядываясь на Нику.
"Вот где входящего удобно стукнуть по затылку", - невольно подумала
Ника и осторожно проскользнула следом.
Низкий каменный коридор скупо освещался окошком, проделанным где-то
возле потолка и забранным решеткой.
Каблуки туфель Ники звонко застучали по каменным плитам пола, брат
Мишель в своих кожаных плетеных сандалиях двигался бесшумно, как мышь. Он
остановился перед деревянной дверью, постучал и, не дожидаясь ответа,
толкнул дверь, вошел первым и жестом пригласил Нику.

4
Небольшая комната с высоким потолком походила на колодец. Узкое
стрельчатое окно закрывала железная узорная решетка, стекал не было, в
комнате приятно пахло апельсинами, очевидно, этот запах проникал в келью
из сада, который начинался сразу за окном.
Справа у стены стояла деревянная кровать с потемневшими от времени
резными спинками. Возле нее на табурете, обтянутом кожей, сидел юноша, на
коленях он держал толстую раскрытую книгу размером с журнал "Огонек".
Очевидно, он читал вслух перед их приходом и сейчас прижал пальцем
место, где остановился.
В кровати лежал седенький старичок, в голубой рубахе, по грудь
закрытой грубым шерстяным одеялом: руки его - худые, белые до голубизны -
были бессильно вытянуты вдоль сухонького, почти неощутимого под одеялом
тела.
- Простите, святой отец, - почтительно склонил голову брат Мишель, -
но к вам пришли.
Голова отца Себастьяна была приподнята подушками, он взглянул на Нику
пронзительными глазами. Ника не ожидала, что у немощного старика могут
быть такие по-юношески черные глаза. Взгляд его был выразителен и суров -
в неподвижном, парализованном теле все еще обитала властная волевая душа.
- Вам принесли письмо.
Брат Мишель мягко скользнул в сторону. Он явно собирался дождаться
появления письма, и Ника уже потянула было письмо из-за отворота камзола.
Отец Себастьян опередил ее.
- Брат Мишель! - позвал он.
Голос его был тих, но внятен и строг.
- Да, святой отец.
- Вы наш новый церковный эконом, прибыли сюда с рекомендации
капеллана королевы Марианны, чтобы помочь нашей обнищавшей обители,
которая осталась без средств и без слуг. Деньги, выделенные капелланом,
все пошли на уплату рабочим в винограднике. У нас кончились запасы меда,
воска и вина.
- Я знаю, святой отец.
- В то же время, викарий церкви святой Екатерины еще с прошлого года
должен нам более ста гиней.
- Сто пятьдесят, святой отец.
- Сейчас же, отправляйтесь в приход святой Екатерины и получите все,
что они могут заплатить. И торопитесь. Не сегодня - завтра викарий уезжает
на Тортугу. Если упустите его, я пошлю вас занимать деньги в Веселый Дом
Джона Литтона. Вы нерасторопны, брат Мишель, и я не доволен вами.
Ступайте. Сеньора с письмом я выслушаю без вас.
Когда Ника услышала имя королевы Марианны, то догадалась, что брат
Мишель появился в этой заброшенной обители на краю света не просто так.
Видимо, кто-то успел заглянуть в карты, которые держал в руках герцог
Оропеса, начиная опасную игру. Брат Мишель свою роль играл мастерски. Он
был так расстроен, просто уничтожен суровым выговором. Не оправдываясь,
молча, с поклоном выбрался из кельи и осторожно прикрыл за собой дверь.
Слишком осторожно и неплотно, и Ника тут же заподозрила, что он вес-таки
остановился там за дверями, чтобы подслушать разговор.
Но, видимо, отец Себастьян подумал то же самое.
- Анжелико, сын мой, - обратился он к юноше, - положи книгу и оставь
нас одних, но не совсем уходи, ты мне можешь понадобиться.
Когда юноша открыл дверь, там мелькнула черная тень, видимо, это брат
Мишель метнулся по коридору, сандалии его зашуршали по каменным плитам.
Ника опять взялась было за письмо, и отец Себастьян опять опередил ее:
- Закройте дверь на засов.
Ника послушно задвинула тяжелую кованую щеколду.
Пронзительный взгляд отца Себастьяна скользнул по ее лицу, по ее
одежде, и она поняла, что мудрый старец без труда разгадал весь ее
нехитрый маскарад. Однако он ничего не сказал, и она так и не знала, как
он к этому отнесся.
- А теперь покажите письмо.
Она достала конверт. Отец Себастьян не мог поднять руки, чтобы его
принять, и она стояла с письмом, не зная, что ей с ним делать и куда его
положить.
- Там написан адрес?
- Нет, только печать.
- Говорите тише. И что это у вас во рту?
Ника смутилась. Совсем забыла про галочку, которая, видимо, была уже
не нужна, и постаралась незаметно выплюнуть ее в ладонь, ожидая, что ее
спросят, зачем все это ей понадобилось. Но отец Себастьян не стал тратить
слова на ненужное любопытство.
- Что изображено на печати?
Ника взглянула.
- Все тот же святой Себастьян.
И уже сказав, сообразила, что ее ответ прозвучал непочтительно в
адрес святого мученика, и отец Себастьян, конечно, заметил это.
- Тот же.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23