- Скоро? - спрашивал я его, и он, продолжая кивать, размахивал руками и кланялся в том направлении, куда показывал. Добиться чего-либо было практически невозможно и, перекусив и переночевав, мы двигались дальше в направлении поклонов хозяина постоялого двора и дважды, увидав впереди крепостные стены, с радостью думали, что вот она, цель путешествия, и дважды разочаровывались, ибо сперва это оказался Тмутаракан, то есть мы основательно отклонились к Западу, а во втором случае Семендер - совершенно пустая крепость, похоже, давно покинутая. По крайней мере так сказал единственный житель крепости, седовласый полоумный старец, обитавший в крепостном подземелье и питавшийся летучими мышами. Семендер произвёл на нас очень тягостное впечатление, поэтому решено было даже не останавливаться здесь на ночлег, а поскорее уносить ноги, ибо, как сказал старик, здесь живут призраки всех хазарских каганов, начиная с Булана, что по-хазарски означает "лось". "Лосей нам еще не хватало!" - подумал я и двинул караван вперёд.
Запустением веяло от хазарских земель. Складывалось впечатление, что хазарская история уже закончилась и мы имеем дело лишь с трупом этой истории, который, если его не погребут, сам развеется по ветру и испарится. Хазарская история закончилась, но на территории хазар ещё не началась история другого народа, который совершенно необязательно должен стать их приемником. Видимо, этот народ ждал, сам того не ведая, пока исчезнут все следы хазар, чтобы ворваться, как вода, сметающая плотину, в хазарские степи.
И наконец - Итиль! Город этот более всего напоминал огромный кишлак или аул с пыльными дорогами и глинобитными хатами. Попадались порою большие здания - мечети, церкви, синагоги и школы, но всё было такое обшарпанное и запущенное, что рассматривать достопримечательности не хотелось.
Мы въехали в Итиль вечером 12 декабря 1052 года от Исы, ровно через год после неудачного отплытия от Бейрутской пристани, когда уже взошёл месяц, похожий на татарскую саблю. Звёзды блестели и в свете этой татарской луны и серебряных звёзд город, надо признаться, выглядел не так уж и плохо. Караван остановился на постоялом дворе, где я решил переночевать, а наутро отправиться на приём к кагану, чтобы передать ему поклон от покойного отца и выяснить, не забыл ли Господь, благословен Он, о еврейском государстве, которое в наше время представляет собой большую редкость.
Я вымылся, поужинал, весь вечер молился, а наутро, одевшись в лучший лапсердак и любимую чёрную фетровую шляпу, мягкие туфли из кордована и полосатые суконные штаны, усевшись на любимого песочного дромедара, отправился во дворец кагана, расспрашивая у встречных мальчишек дорогу, благо я уже настолько хорошо владел тюркским наречием, что свободно мог общаться на базаре с торговцами. По пути я, кстати, и заехал на базар, где купил два фунта рахат-лукума: не являться же ко двору с пустыми руками!
Дворец кагана находился в специально отведённой для него части города. Это был как бы город в городе девяти квадратных фарсахов площадью, в центре которого на возвышении стоял дворец. Нельзя было чётко определить его архитектурный стиль, более всего подходит слово эклектика, ибо стрельчатые арки и готические башенки соседствовали здесь с тяжёлыми барочными формами. Мраморные колонны дорического ордера приятно контрастировали с охристым песчаником, витражные окна радостно играли на солнце, а в английском парке, окружавшем дворец со всех четырёх сторон, соседствовали, не ссорясь, антилопы Гну и экзотические в этих местах обезьяны. Африканские страусы носились туда-сюда по тропинкам парка, и мне едва удалось уберечь два фунта рахат-лукума от одной из этих прожорливых тварей, попытавшейся вырвать свёрток у меня из рук, когда я спешился перед входом во дворец и отдавал поводья слуге-швейцарцу.
- Я бы хотел увидеть царя, - сказал я ему, на что он замычал и махнул рукою в направлении дверей. По-моему, он был глухонемой. Я пожал плечами, отпихнул страуса и поднялся по давно не метенным мраморным ступенькам, и рыжие засохшие листья скрипели под подошвами моих лучших туфель.
В тёмном предпокое от меня шарахнулся в темноту карлик и я потянул на себя тяжёлую потемневшую дубовую дверь. Из-за двери выпорхнула летучая мышь, напугав меня до икоты. Спустя минуту, оправившись от испуга, я заглянул внутрь. Похоже, это был тронный зал. Кашлянув предварительно, я вошёл. В сторону отползла очковая змея, и шут, сидевший подле трона и игравшийся кубиками, запустил одним из них ей вслед. Я снова кашлянул и спросил:
- Могу ли я увидеть царя?
- Царя? - удивился шут и принял стойку на руках, - А как у вас со зрением, любезный?
- Стопроцентное, - ответил я.
- Тогда, может быть, увидите, - шут снова взялся за свои кубики.
- Простите, - сказал я, потому что ничего не понимал, - где царь?
- Позвать? - поинтересовался шут.
- Ну, если можно...
Шут принял торжественную позу и заорал дурным голосом:
- Долой царя!
Послышался топот и в тронный зал вбежал, тяжело дыша, старик в лохмотьях и зло крикнул:
- Я тебе дам "долой"! - и запустил в шута бумажным голубем. Тот легко увернулся и торжественно произнёс:
- Вас тут спрашивают.
- Меня? - искренне удивился старик, - Что им ещё надо? У меня ничего нет.
- Ваше величество, не переживайте так. Может быть он не из них, - и обратился ко мне: Вы ведь не из них, правда?
- Правда, - сказал я на всякий случай. Я стоял как идиот и вертел в руках свёрток с рахат-лукумом.
- Вот видите, - сказал шут кагану, - Он не из них.
- Вот и славненько, - обрадовался каган, потирая руки, и предложил шуту: - А не сыграть ли нам в шахматы?
- Охотно и с удовольствием! - ответил шут, достал из-под трона шахматную доску и принялся собирать фигуры, в беспорядке валявшиеся по залу. Наконец он подполз ко мне и сказал:
- Будьте добры, немного в сторону.
Я развернулся и пошёл прочь. Опять у меня из-под ног кинулся карлик. Спустившись по ступенькам, я отвязал своего любимого песочного дромедара от финиковой пальмы, причём один финик сорвался с ветки и стукнул меня прямо в лоб.
- Чёрте что! - раздражённо выругался я и отправился прочь. Ясно было, что каган спятил, или просто впал в маразм, и никому до этого нет дела. Я ехал по городу и грыз с горя рахат-лукум, рассеяно глядя по сторонам. "Какая ерунда!" - думал я - "Вот так дела!..". А затем увидел довольно аккуратное саманное строение со звездой Давида над входом. "Ага! - понял я - Сюда-то мне и надо". Я слез с песочного дромедара и вошёл в строение.
Это была синагога и я просто уселся на скамью и облегчённо перевёл дух. Появился шамес с метлой и принялся выметать пыль из углов, готовя синагогу к предстоящей службе.
- Любезный, - обратился я к нему, - Здравствуйте. Не могли бы вы мне кое-что пояснить?
Шамес выпрямился, опёрся о метлу и, близоруко сощурившись, уставился на меня.
- Эй, - негромко позвал я, - Вы меня слышите?
- Теперь даже вижу. А то в последнее время слышу разные голоса, а откуда они происходят, не знаю. Шалом.
- Что происходит? - спросил я, - Я только что из дворца и крайне изумлён. Что с царём?
- А, - махнул рукой шамес, - это уже последние пятьдесят лет.
- А как же Хазария?
- Бог с вами, какая Хазария? - снова махнул рукой служка, - Сами не знаем, в каком государстве живём.
- А кто же вами правит?
- Правит? Полное самоуправление. Каждый живёт как может. Или как знает. Общинами живём.
- А враги?
- Какие враги? - удивился он.
- Ну, из степи... - неопределённо сказал я.
- Мы пока их не видели.
- Спасибо, - поблагодарил я шамеса, помолился и отправился на постоялый двор.
В тяжких раздумьях я целыми днями пил крепкий чай на постоялом дворе и размышлял о том, что зря сюда явился, хотя, с другой стороны, если бы не увидел всего этого безобразия своими глазами, вряд ли поверил бы кому на слово. Было совершенно ясно, что делать здесь больше нечего, и я решал, двинуться ли в путь завтра или подождать ещё несколько дней, и куда направиться - на Север, Запад, Юг или Восток. Хорошо, что отец не увидел этой ерунды, думал я. Возвращаться не хотелось, почему-то казалось, что ещё рано. Кроме того, я почувствовал страсть к путешествиям. Причём, как ни странно, новые места меня мало интересовали. Мне просто нравилась дорога. Размышляя таким образом, я увидел, как дверь отворилась и на пороге возник до боли знакомый мне человек. Это был Гасан ибн-Камал аль-Фаргони собственной персоной. У меня отвисла челюсть.
- Капитан! - заорал я спустя минуту, - Вы живы! Какая радость!
Вошедший поглядел по сторонам, увидел наконец меня, и у него тоже отвисла челюсть. Я подхватился с места, он тоже сделал шаг мне на встречу и мы обнялись, как земляки.
Потом сели друг напротив друга и не могли друг на друга наглядеться. Как Лейли и Маджнун. Очень было мне приятно видеть такого приятного человека, да ещё и знакомого, в этом хазарском бедламе. Те же чувства, похоже, испытывал и Гасан ибн-Камал. Мы пили чай и до поры молчали. Казалось, что отныне всё будет хорошо. Что бы там ни происходило.
КРАТКАЯ БИОГРАФИЯ
ГАСАНА ИБН-КАМАЛА АЛЬ-ФАРГОНИ
ЧАСТЬ II
12 декабря 1052 года Гасан ибн-Камал аль-Фаргони отплыл на своей каравелле от Бейрутской пристани в направлении Хазарии, намереваясь по пути зайти в страны Магриба с тем, чтобы полюбоваться чудесами, а то и приобрести какое-нибудь из них для личной коллекции. Однако каравелла вернулась в порт через несколько дней в виду того, что капитан исчез во время бури - может быть его просто смыло за борт. На борту находился друг капитана, Ибрагим ибн-Хасдай из Кордовы. Ровно через год аль-Фаргони возник в совершеннейшем отдалении от точки исчезновения, в столице Хазарского каганата, городе Итиль, где он и встретился снова со своим другом Ибрагимом ибн-Хасдаем из Кордовы, добравшимся до столицы Хазарии привычным и хорошо проверенным способом: с караваном дромедаров по суше.
Нужно сказать, что Гасан ибн-Камал несколько изменился: лицо его слегка осунулось и побледнело, глаза запали и смотрели пронзительно, борода стала длиннее, волосы тоже отросли основательно и были собраны сзади в хвост. На голове он носил изрядно потрёпанную и выцветшую зелёную фетровую шляпу, а одежда, хоть и сшитая из привычных шёлковых материй, была заметно поношена и имела непривычный фасон. Подходила она скорее для верховой езды, нежели для мореплавания. Но самое главное было то, что капитан теперь значительно меньше улыбался.
- Как вы, капитан, как вы живы здоровы? - наконец спросил я.
Он улыбнулся, помолчал минутку и сказал неопределённо:
- Да вот, жив-здоров, как видите...
- А я думал, что вы погибли в море. Юсуф - тот вообще места себе не находил и не хотел верить, что вы утонули.
- Юсуф... - пробормотал Гасан ибн-Камал, - Бедный мальчик. Что с ним теперь?
- Он остался в Бейруте вас дожидаться. Он сказал, что вы прекрасный пловец. Но я-то видел, какая была буря. И сколько гашиша вы употребили. Даже Джонни Вайсмюллер не выплыл бы в такую погоду и в таком состоянии!
- Дело в том, что я и не выплывал.
- А как же вы добрались до берега? - удивился я.
- Вот это загадка и для меня. - он помолчал, - Я не выплывал, а вывалился прямо на сушу, причём в такие места, которые показались мне сказочными. До моря из этих мест было не менее трёхсот фарсахов.
- Что вы говорите!
- Да. Я всегда верил в чудеса и стремился к ним. И со мною чудо случилось. Жуткое какое-то чудо. Я, признаться, и не верил, что увижу уже кого-нибудь из своих знакомых или родных. И вот - увидел. Такая удача!.. Не верится, что я здесь, - он провёл рукою по глазам и помотал головой, сказав "фр-р-р-р-р", - Фантасмагория какая-то!
- Вы переутомлены, - понял я вслух, - И вам нужно отдохнуть.
- Вы правы. Спать. А завтра обо всём поговорим.
Я проводил пошатывающегося Гасана ибн-Камала в опочивальню, он упал на сплющенный множеством спин тюфяк и тут же заснул, а я подумал: "Какое счастье, что я не ушёл из Итиля вчера или даже сегодня утром".
Спал Гасан ибн-Камал долго и беспокойно. Ворочался во сне, бормотал что-то на непонятных языках, звал какую-то женщину, декламировал стихи, автор которых объявлял себя Королём ящериц. Какая глупость, подумал я. Потом к утру он несколько успокоился и проспал до полудня.
Когда он проснулся, его уже ждал кувшин ключевой воды, который несколько раз наполнялся, благовония и новая одежда. Когда Гасан ибн-Камал попытался возразить и из вежливости отказаться, я мягко отклонил его возражения, сказав:
- Теперь вы мой гость. Пожалуйста, не возражайте.
В шёлковом халате, тюрбане и расшитых золотом туфлях из лучшего кордована капитан выглядел почти так же, как раньше, только, пожалуй, более мужественным, что ли. Позавтракав кукурузными лепёшками с мёдом и прекрасным зелёным чаем, мы приступили к беседе и обсуждению того, что же нам делать дальше. То, что капитан рассказал мне о своих чудесных приключениях так потрясло меня, что я если и не потерял дар речи от удивления, то замолчал надолго, переваривая новую для меня пищу. Потом, наконец, спросил:
- А как вы сами объясняете эти свои перемещения во времени и пространстве?
- Я не знаю пока. Таких случаев было по крайней мере пять. И в четырёх из них всё напрямую связано было с травами. Например, я курил гашиш. Или пил крепкий чай. Однажды - абиссинский кофе. И в друг - порыв ветра - и я оказывался в совершенно незнакомом месте. Причём ни разу не попадал в одну и ту же временную и пространственную точку дважды. Я как бы вываливался из времени, в котором в тот момент находился. То есть это не было каким то путешествием сознания - я перемещался вместе с телом. Воспринимал окружающий физический мир телесно, осязал и обонял. Я подозреваю, что меня можно было бы даже убить в тех местах и временах, в которых я оказывался. Может быть, ощущение тела было иллюзорно, а сам я находился в какой-нибудь тмутараканской чайхане. Или на багдадском постоялом дворе. Не знаю. По крайней мере я видел такое, чего и не придумаешь, будучи средневековым арабом или евреем, даже очень образованным. Или там узбеком.
1 2 3 4 5 6