https://wodolei.ru/catalog/kuhonnie_moyki/iz-kamnya/
Дэнни открыл глаза, и первым делом увидел свой дряблый пенис. Он обратился к нему – к доброму другу, который его предал:
– Я тебя ненавижу.
48
Джефф обратился к прикрытым векам Донны:
– Повторим?
Невнятное, сонное «Ага» – глаза Донны оставались закрытыми.
Джефф посмотрел, как расширяется и сужается ее идеальная грудная клетка, на ее груди – прямо хоть на центральный разворот «Плейбоя», на ее плоский живот.
Донна открыла глаза.
– Дай мне твой номер.
– Мой номер?
– Чтобы мы еще раз встретились.
– Я хотел сказать, прямо сейчас. Повторим, прямо сейчас?
– Сейчас? Когда мне так уютно, и все так хорошо закончилось? Не знаю. День был длинный, пора домой – к муженьку и спиногрызу. Может, в другой раз.
Донна нашла свой стакан на тумбочке, отпила глоток. Села на кровати:
– Кажется, я видела в мини-баре аспирин. Телефон у тебя?
На Джеффа подул холодный воздух из кондиционера, кожа его высохла. Он раскопал в рюкзаке телефон и передал его Донне. Нашел трусы, натянул их.
Донна скатилась с кровати и нажала кнопку повтора, прошлепала босыми ногами к мини-бару. Она спокойно расхаживала голой перед Джеффом. В отличие от некоторых женщин, не считала, что состоит исключительно из сисек и задницы.
В комнате снова запахло антисептиком.
Джефф включил телевизор. Донна хрустела «адвилом», Джефф переключал каналы – хотел что-нибудь узнать о пожаре и стрельбе у торгового центра. Одинокая заблудшая цепочка молекул лизергиновой кислоты дразнила кору головного мозга, когда он сравнивал прямую трансляцию с вертолетов и то, что творилось в нескольких сотнях ярдов от него. Джефф чувствовал, как Донна лежит у него за спиной: она болтала с кем-то по телефону – наверняка с мужем.
– Я пошла в торговый центр за покупками, а тут пожар, и полиция всех задержала, и нам задавали вопросы, и… ну, я сейчас в машине, но они пока никого не выпускают. Я знаю, милый, знаю. А что ты ему дал? Ну и хорошо, жареная курица – это очень сытно. Ой, не пускай Рэнди в дом. Я знаю, знаю, но он опять бегал по болотам, и теперь от него воняет. Ну, запри его в гараже. Нет. Не беспокойся, я завтра с этим разберусь. Ara. Ara. Я тебя тоже.
Джефф гладил ногу Донны и смотрел телевизор. Сначала он поглаживал ее ласково, нежно, но чем дольше она болтала с мужем, тем ритмичнее и бесстрастнее становились его касания. К тому времени, как она закончила разговор, он ласкал ее ногу так же нежно, как мог бы ласкать кусок деревяшки. На телеэкране нервные кадры пламени, дыма, пожарных и толпы зевак перемежались рекламой хлопьев и чизбургеров. Донна отодвинулась, и Джефф уставился в телеэкран.
– Там сказали, сколько убитых? – Можно подумать, Донна спрашивала про прогноз погоды.
Джефф не повернулся к ней, только еще сильнее вперился в экран.
– Безумие какое-то. Пока восемь.
– Не может быть. Прямо вот тут? Чудовищно.
– Ага.
Донна встала, разобрала одежду, нашла свои блядские трусики. Натянула их и улыбнулась Джеффу.
– Ты очень классный, знаешь? – Она толкнула его обратно на кровать, быстро и крепко поцеловала, а потом слезла с него и отошла.
Джефф закрыл глаза, он слушал шорохи – Донна одевалась. Завеса непонимания накрыла его. Цвета плавали перед закрытыми глазами. Ему не нравилась эта комната, не нравилось то, что показывали по телевизору, и не нравилась Донна. Сладость ее тела была просто глянцевой плоской картинкой. Не хватало только кнопок – прикрепить ее к стене. Он сам удивился, представив себе, как он ее бьет.
Донна крутилась перед зеркалом.
– Милый, мне пора. Рой там волнуется.
Джефф сидел с закрытыми глазами. Донна приняла его угрюмость за опьянение.
– Только, знаешь, эта комната записана на мою кредитку. Так что ты тоже должен сейчас уйти. Да, милый?
– Почему? Ты ведь уже заплатила.
– Ну, понимаешь, а если ты тут все разгромишь? Мне придется оплачивать убытки.
– На кой мне это нужно?
Донна стояла перед ним – вялым, развалившимся на кровати.
– Посмотри на меня, милый, а?
Джефф открыл глаза – и вот, пожалуйста: Донна, собранная, точно такая же, как в баре. Вспыхнули и исчезли непристойные мысли. Больше ничего не произойдет. Он выполнил свою функцию, и теперь она идет на стоянку. Все их валентности были заполнены.
– Вдруг ты решишь выпить все из мини-бара? – Донна знала, как вести допрос. У нее была богатая практика с Роем-младшим.
– Я уже достаточно выпил.
Донна подняла с пола разломленную шоколадку и кинула ее в мусорное ведро под столом.
– Я просто говорю – чего тебе здесь делать? Телик смотреть?
– Не знаю, тут, типа, хорошо.
– Может, спустишься в бар и снимешь еще какую-нибудь невинную барышню, а?
Джефф тупо посмотрел на Донну.
– Чего?
Куда делось его чувство юмора? Чего-то она в нем не понимала, и от этого казалось, что он ее переиграл.
– Ну, в общем, надо бежать. Дашь свой телефон?
– Да ладно. Совсем ни к чему звонить.
– Но мне было так хорошо!
– Мы наверняка еще пересечемся. А может, и нет.
– Ага.
Донна подошла к Джеффу и погладила его по голове. Наклонилась, поцеловала его.
– Ты гадкий, гадкий. Я завтра ходить не смогу. – Донна увидела, как лицо Джеффа вспыхнуло, точно так же, как вспыхнуло лицо Роя, когда он в тот раз швырнул ее фен. – Ладно, я пошла. Целую.
Джефф услышал, как открылась и закрылась дверь. Он остался в одиночестве – с телевизором, окном и мини-баром. Поднялся с кровати сам, поднял с пола халат Донны, продел руки в рукава. Ткань еле уловимо пахла Донной.
В халате, все еще под кайфом, Джефф просидел десять минут. Потом побрел в ярко освещенную ванную с неумолчно жужжащей вытяжкой и коллекцией бутылочек: лосьон, шампунь, кондиционер. Бесплатная шапочка для душа. Вскрытая упаковка с мылом – пре-и посткоитальная гигиена Донны. Он услышал, как за стенкой, в коридоре, прогромыхала тележка горничной, звякнули стаканы. Потом тишина.
Джефф вернулся в комнату, и тут его обеспокоили картины на стене. Он дотронулся до одной литографии в рамочке и выяснил, что она привинчена к стене. Да неужели они кому-нибудь нужны – на память об этой меблированной клетке? Он уцепился за верхний край картины, как следует дернул и оторвал-таки от стены. Оставил криво висеть, покореженную, испорченную.
Джефф вынул из розетки провод от лампы, стоявшей на тумбочке, и понес лампу в ванную. Кинул ее в ванну. Лампа заскользила по твердому пластику, по внутренней стороне ванны. Остановилась у сливного отверстия, абажур чуть погнулся. Джефф побрел обратно в спальню.
Достал из мини-бара две карликовых бутылочки «Катти Сарк» и бутылку «Хайнекена», обосновался перед телевизором и начал листать каналы, тыкая в кнопки пульта.
Бейсбол был в разгаре. Яркие цвета, мужики сердито пялятся друг на друга. Джефф не мог понять, что там происходит. Он изо всех сил сосредоточился на тощем чернокожем с битой. Джефф решил, что должен быть хоум-ран. Джефф подумал: «Хоум-ран». И тощий чернокожий подкрученным ударом выбил мяч за пределы поля. Белое пятнышко полетело к отпихивающим друг друга козлам на открытой трибуне, а Джефф сам себе кивнул. Отпил немного: «Поздравляю, Джефф».
Тык, тык. Закадровый голос с британским произношением, черно-белый фильм. Солдаты в драной форме проходят мимо людей в штатском. У гражданских – винтовки. Солдаты что-то несут, что-то тащат. Сваливают плоские штуки в огромную кучу. Штуки – бледные, как рыбье брюхо, – человеческие тела. Джефф нажал на мягкую резиновую кнопку, отключая свой ужас.
Мужчины, сидя за столами, оскорбляют друг друга. Консервированный смех. Неприкрытая враждебность. Еще смех. Тык. Тык.
Пожар попал в поле зрения камеры, укрепленной на вертолете. Полиция и зеваки толпятся, как муравьи. Смена кадра: вертолет показывает запись с шоссе в пятнадцати милях отсюда, длинные параллельные красно-белые линии. Джефф услышал слова: «Запись с шоссе в пятнадцати милях от торгового центра». Так далеко, что Джефф загрустил.
Джефф нажал кнопку «Меню» на пульте, выбрал «кино для взрослых» ($10.95, «Название фильма не появится на вашем чеке!»), взбил подушки и устроился поудобнее, глядя, как две обнаженные женщины трогают и лижут друг друга.
Джефф вспомнил о выпивке и вылил мини-бутылочки в «Хайнекен», пролив немного на себя и на кровать. Откинулся на подушки и, как младенец, высосал примерно полбутылки.
Вспыхнули и закружились грязные цвета его ЛСД-трипа, приутихшие было во время секса с Донной. Глядя, как корячатся крепкие тела, Джефф подумал: «Я теперь одинок, как никогда в жизни». Сам себе улыбнулся.
Джефф уронил халат, стянул с кровати покрывало и свернулся калачиком, как в материнском чреве, между чистыми белыми гостиничными простынями. Он сосал из соски виски с пивом, обнимал твердые поролоновые подушки. Полуприкрыв глаза, позволил волне химикатов, путешествующей по венам, унести его, а женщина на экране пристегнула себе массивный разноцветный дилдо. Начала вколачивать его в задницу другой, но поскольку это гостиничное порно, собственно проникновение вырезали. Женщины боролись со своими оргазмами, как будто из них выгоняли дьявола, – стонали и кричали с искаженными лицами.
Началась новая сцена – у ранчо, окруженного пышными банановыми листьями и пальмами. «Наверное, Калифорния», – подумал Джефф. Мужчина в каске стучался в дверь, а женщина в розовой махровой штуке, типа из полотенца, приглашала его войти. Затем повела его в садик, к средних размеров бассейну. Пару минут они неубедительно разговаривали. Скоро мужик, все еще в каске, и женщина, наконец голая, оказались в бассейне – лили друг на друга воду и трахались.
Джефф на мгновение увидел пенис мужика, и он показался слишком большим: искусственный, что ли? Груди женщины – слишком круглые, лобок – безволосый. Оба загорелые, у мужика – рельефная мускулатура на животе и большие грудные мышцы. Кто эти люди? Их секс не похож на то, что Джефф знал о сексе, и эти стоны… ну, Донна стонала как-то типа этого.
– Джефф?
Джефф услышал свое имя.
– Джефф, это мы.
Джефф отвлекся на пиво, пролившееся на простыню, – наблюдал, как жидкость расползается и впитывается в почти белоснежную ткань. Он поднял голову: в телевизионной раме столпились лица, все смотрели на него.
Говорила очень загорелая, обнаженная девушка с большим ртом.
– Джефф, все нормально?
– Нет. Не нормально. Я заебался.
– Мы – твои друзья. Мы тебе поможем.
Обнаженные мужчины и женщины выбирались с телеэкрана, прыгали в кровать к Джеффу. Они обнимали его, утешали. В окно Джеффу было видно: языки пламени над торговым центром увеличились, заполнили теперь все небо и облизывают окна мотеля. Он чувствовал запах кокосового масла. Длинные волосы гладили его по лицу. Кто-то гладил его спину.
Порнозвезды обнимали его костлявое тело. Втирали лосьон в его упругую кожу. Целовали его глаза, ноги, руки. Теплая кожа скользила по его телу, прижималась к нему. Кто-то нежно шептал ему в ухо. Он не разбирал слов, но знал, о чем речь.
Напряжение спало, уплыло. Джефф чувствовал себя хорошо. Он понял: любовь – вот все, что нужно миру, и совершенно неважно, сгорит ли торговый центр, убьют ли каких-нибудь копов (если вдруг пожелаешь им смерти), а может, тобой воспользуются какие-нибудь домохозяйки. Все хорошо, все хорошо, когда ты любишь. Бог – это любовь. Бог – во всем.
Податливые руки и ноги, и губы потянули его наверх. Он плыл, простыня колыхалась на ветру. Окно треснуло, огонь торгового центра пробрался в комнату, и Джефф смотрел, как чернеют и вспыхивают стены. Кровать съежилась. Джефф подумал: «А хорошо, что я уже не на кровати».
Пламя подскочило, пытаясь дотронуться до левитирующего тела Джеффа. Уголок простыни потемнел, потом, взметнувшись, загорелся. Простыня сморщилась в огне. Кровать исчезла под раскаленной завесой.
Надо бы воды. Джефф перекувырнулся через стену, в ванную, и быстро-быстро нырнул, включил душ на полную мощность. Пламя боролось с водой. Джефф бултыхался в водовороте красного и голубого. В итоге победила вода. «Вода всегда побеждает, – подумал Джефф. – Почему? Почему она побеждает? Как это – победить? Когда победа придет ко мне? Мне все равно». Мне все равно. Насквозь промокший, обессиленный, он увидел прямо под собой полную ванну и лебедем спикировал вниз, в теплую жидкость.
Ванна была гораздо больше, чем ему запомнилось. Лампа куда-то делась, так что он свободно мог сделать пару кругов. Он плавал туда-сюда, и наконец так устал, что просто перевернулся на спину и лег на воду. Солнце садилось. «Где-то садится солнце, – подумал он. – Солнце всегда где-то садится. Но где-то оно еще и восходит».
49
Посреди шоссе, посреди клубка автомобильных дорог и выездов к придорожным закусочным, посреди округа, посреди штата и даже посреди континента стоял Мэл – с винтовкой в руке, готовый нажать на курок. Все проворачивалось, как гигантское стальное колесо, а Мэл был его осью.
Мэл знал, что скоро должен умереть посреди этих полицейских машин, зевак, съемочных групп, а сверху – еще и вертолетов. Он находился в измененном состоянии сознания, знакомом немногим – разве что монгольским воинам, пилотам-камикадзе и членам «Семьи Мэнсона». Его кровь загустела от радости убийства. Обратного пути не было – ни для него самого, ни для его жертв. Никто не сможет забрать это у него, сколько бы раз они его ни убили.
И всегда была надежда на то, что он останется жив. Он думал: а если он прямо сейчас бросит оружие и ляжет лицом вниз на асфальт на виду у телекамер, не утащат ли его втихую, как Качиньского или Маквея, невредимого, под защитой тех, кто сейчас его окружает? Вот было бы смешно. Но то, что вот-вот случится, будет гораздо круче.
Мэл не расслаблял палец, лежавший на спусковом крючке. Он не знал, что случится, если снайпер пустит пулю точно ему в мозг, может, он просто рухнет, закружится на месте, а может, боль взорвется в нем с такой мощью, что он не в силах будет думать ни о чем другом. Но, насколько он знал, была и другая вероятность: его скрутит судорога, он дернет спусковой крючок и вышибет мозги у патрульного, лежащего у его ног. Он знал, что даже если вероятность такого исхода не более десяти процентов, этого вполне достаточно, чтобы не выстрелила ни одна держащая его на прицеле винтовка.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23
– Я тебя ненавижу.
48
Джефф обратился к прикрытым векам Донны:
– Повторим?
Невнятное, сонное «Ага» – глаза Донны оставались закрытыми.
Джефф посмотрел, как расширяется и сужается ее идеальная грудная клетка, на ее груди – прямо хоть на центральный разворот «Плейбоя», на ее плоский живот.
Донна открыла глаза.
– Дай мне твой номер.
– Мой номер?
– Чтобы мы еще раз встретились.
– Я хотел сказать, прямо сейчас. Повторим, прямо сейчас?
– Сейчас? Когда мне так уютно, и все так хорошо закончилось? Не знаю. День был длинный, пора домой – к муженьку и спиногрызу. Может, в другой раз.
Донна нашла свой стакан на тумбочке, отпила глоток. Села на кровати:
– Кажется, я видела в мини-баре аспирин. Телефон у тебя?
На Джеффа подул холодный воздух из кондиционера, кожа его высохла. Он раскопал в рюкзаке телефон и передал его Донне. Нашел трусы, натянул их.
Донна скатилась с кровати и нажала кнопку повтора, прошлепала босыми ногами к мини-бару. Она спокойно расхаживала голой перед Джеффом. В отличие от некоторых женщин, не считала, что состоит исключительно из сисек и задницы.
В комнате снова запахло антисептиком.
Джефф включил телевизор. Донна хрустела «адвилом», Джефф переключал каналы – хотел что-нибудь узнать о пожаре и стрельбе у торгового центра. Одинокая заблудшая цепочка молекул лизергиновой кислоты дразнила кору головного мозга, когда он сравнивал прямую трансляцию с вертолетов и то, что творилось в нескольких сотнях ярдов от него. Джефф чувствовал, как Донна лежит у него за спиной: она болтала с кем-то по телефону – наверняка с мужем.
– Я пошла в торговый центр за покупками, а тут пожар, и полиция всех задержала, и нам задавали вопросы, и… ну, я сейчас в машине, но они пока никого не выпускают. Я знаю, милый, знаю. А что ты ему дал? Ну и хорошо, жареная курица – это очень сытно. Ой, не пускай Рэнди в дом. Я знаю, знаю, но он опять бегал по болотам, и теперь от него воняет. Ну, запри его в гараже. Нет. Не беспокойся, я завтра с этим разберусь. Ara. Ara. Я тебя тоже.
Джефф гладил ногу Донны и смотрел телевизор. Сначала он поглаживал ее ласково, нежно, но чем дольше она болтала с мужем, тем ритмичнее и бесстрастнее становились его касания. К тому времени, как она закончила разговор, он ласкал ее ногу так же нежно, как мог бы ласкать кусок деревяшки. На телеэкране нервные кадры пламени, дыма, пожарных и толпы зевак перемежались рекламой хлопьев и чизбургеров. Донна отодвинулась, и Джефф уставился в телеэкран.
– Там сказали, сколько убитых? – Можно подумать, Донна спрашивала про прогноз погоды.
Джефф не повернулся к ней, только еще сильнее вперился в экран.
– Безумие какое-то. Пока восемь.
– Не может быть. Прямо вот тут? Чудовищно.
– Ага.
Донна встала, разобрала одежду, нашла свои блядские трусики. Натянула их и улыбнулась Джеффу.
– Ты очень классный, знаешь? – Она толкнула его обратно на кровать, быстро и крепко поцеловала, а потом слезла с него и отошла.
Джефф закрыл глаза, он слушал шорохи – Донна одевалась. Завеса непонимания накрыла его. Цвета плавали перед закрытыми глазами. Ему не нравилась эта комната, не нравилось то, что показывали по телевизору, и не нравилась Донна. Сладость ее тела была просто глянцевой плоской картинкой. Не хватало только кнопок – прикрепить ее к стене. Он сам удивился, представив себе, как он ее бьет.
Донна крутилась перед зеркалом.
– Милый, мне пора. Рой там волнуется.
Джефф сидел с закрытыми глазами. Донна приняла его угрюмость за опьянение.
– Только, знаешь, эта комната записана на мою кредитку. Так что ты тоже должен сейчас уйти. Да, милый?
– Почему? Ты ведь уже заплатила.
– Ну, понимаешь, а если ты тут все разгромишь? Мне придется оплачивать убытки.
– На кой мне это нужно?
Донна стояла перед ним – вялым, развалившимся на кровати.
– Посмотри на меня, милый, а?
Джефф открыл глаза – и вот, пожалуйста: Донна, собранная, точно такая же, как в баре. Вспыхнули и исчезли непристойные мысли. Больше ничего не произойдет. Он выполнил свою функцию, и теперь она идет на стоянку. Все их валентности были заполнены.
– Вдруг ты решишь выпить все из мини-бара? – Донна знала, как вести допрос. У нее была богатая практика с Роем-младшим.
– Я уже достаточно выпил.
Донна подняла с пола разломленную шоколадку и кинула ее в мусорное ведро под столом.
– Я просто говорю – чего тебе здесь делать? Телик смотреть?
– Не знаю, тут, типа, хорошо.
– Может, спустишься в бар и снимешь еще какую-нибудь невинную барышню, а?
Джефф тупо посмотрел на Донну.
– Чего?
Куда делось его чувство юмора? Чего-то она в нем не понимала, и от этого казалось, что он ее переиграл.
– Ну, в общем, надо бежать. Дашь свой телефон?
– Да ладно. Совсем ни к чему звонить.
– Но мне было так хорошо!
– Мы наверняка еще пересечемся. А может, и нет.
– Ага.
Донна подошла к Джеффу и погладила его по голове. Наклонилась, поцеловала его.
– Ты гадкий, гадкий. Я завтра ходить не смогу. – Донна увидела, как лицо Джеффа вспыхнуло, точно так же, как вспыхнуло лицо Роя, когда он в тот раз швырнул ее фен. – Ладно, я пошла. Целую.
Джефф услышал, как открылась и закрылась дверь. Он остался в одиночестве – с телевизором, окном и мини-баром. Поднялся с кровати сам, поднял с пола халат Донны, продел руки в рукава. Ткань еле уловимо пахла Донной.
В халате, все еще под кайфом, Джефф просидел десять минут. Потом побрел в ярко освещенную ванную с неумолчно жужжащей вытяжкой и коллекцией бутылочек: лосьон, шампунь, кондиционер. Бесплатная шапочка для душа. Вскрытая упаковка с мылом – пре-и посткоитальная гигиена Донны. Он услышал, как за стенкой, в коридоре, прогромыхала тележка горничной, звякнули стаканы. Потом тишина.
Джефф вернулся в комнату, и тут его обеспокоили картины на стене. Он дотронулся до одной литографии в рамочке и выяснил, что она привинчена к стене. Да неужели они кому-нибудь нужны – на память об этой меблированной клетке? Он уцепился за верхний край картины, как следует дернул и оторвал-таки от стены. Оставил криво висеть, покореженную, испорченную.
Джефф вынул из розетки провод от лампы, стоявшей на тумбочке, и понес лампу в ванную. Кинул ее в ванну. Лампа заскользила по твердому пластику, по внутренней стороне ванны. Остановилась у сливного отверстия, абажур чуть погнулся. Джефф побрел обратно в спальню.
Достал из мини-бара две карликовых бутылочки «Катти Сарк» и бутылку «Хайнекена», обосновался перед телевизором и начал листать каналы, тыкая в кнопки пульта.
Бейсбол был в разгаре. Яркие цвета, мужики сердито пялятся друг на друга. Джефф не мог понять, что там происходит. Он изо всех сил сосредоточился на тощем чернокожем с битой. Джефф решил, что должен быть хоум-ран. Джефф подумал: «Хоум-ран». И тощий чернокожий подкрученным ударом выбил мяч за пределы поля. Белое пятнышко полетело к отпихивающим друг друга козлам на открытой трибуне, а Джефф сам себе кивнул. Отпил немного: «Поздравляю, Джефф».
Тык, тык. Закадровый голос с британским произношением, черно-белый фильм. Солдаты в драной форме проходят мимо людей в штатском. У гражданских – винтовки. Солдаты что-то несут, что-то тащат. Сваливают плоские штуки в огромную кучу. Штуки – бледные, как рыбье брюхо, – человеческие тела. Джефф нажал на мягкую резиновую кнопку, отключая свой ужас.
Мужчины, сидя за столами, оскорбляют друг друга. Консервированный смех. Неприкрытая враждебность. Еще смех. Тык. Тык.
Пожар попал в поле зрения камеры, укрепленной на вертолете. Полиция и зеваки толпятся, как муравьи. Смена кадра: вертолет показывает запись с шоссе в пятнадцати милях отсюда, длинные параллельные красно-белые линии. Джефф услышал слова: «Запись с шоссе в пятнадцати милях от торгового центра». Так далеко, что Джефф загрустил.
Джефф нажал кнопку «Меню» на пульте, выбрал «кино для взрослых» ($10.95, «Название фильма не появится на вашем чеке!»), взбил подушки и устроился поудобнее, глядя, как две обнаженные женщины трогают и лижут друг друга.
Джефф вспомнил о выпивке и вылил мини-бутылочки в «Хайнекен», пролив немного на себя и на кровать. Откинулся на подушки и, как младенец, высосал примерно полбутылки.
Вспыхнули и закружились грязные цвета его ЛСД-трипа, приутихшие было во время секса с Донной. Глядя, как корячатся крепкие тела, Джефф подумал: «Я теперь одинок, как никогда в жизни». Сам себе улыбнулся.
Джефф уронил халат, стянул с кровати покрывало и свернулся калачиком, как в материнском чреве, между чистыми белыми гостиничными простынями. Он сосал из соски виски с пивом, обнимал твердые поролоновые подушки. Полуприкрыв глаза, позволил волне химикатов, путешествующей по венам, унести его, а женщина на экране пристегнула себе массивный разноцветный дилдо. Начала вколачивать его в задницу другой, но поскольку это гостиничное порно, собственно проникновение вырезали. Женщины боролись со своими оргазмами, как будто из них выгоняли дьявола, – стонали и кричали с искаженными лицами.
Началась новая сцена – у ранчо, окруженного пышными банановыми листьями и пальмами. «Наверное, Калифорния», – подумал Джефф. Мужчина в каске стучался в дверь, а женщина в розовой махровой штуке, типа из полотенца, приглашала его войти. Затем повела его в садик, к средних размеров бассейну. Пару минут они неубедительно разговаривали. Скоро мужик, все еще в каске, и женщина, наконец голая, оказались в бассейне – лили друг на друга воду и трахались.
Джефф на мгновение увидел пенис мужика, и он показался слишком большим: искусственный, что ли? Груди женщины – слишком круглые, лобок – безволосый. Оба загорелые, у мужика – рельефная мускулатура на животе и большие грудные мышцы. Кто эти люди? Их секс не похож на то, что Джефф знал о сексе, и эти стоны… ну, Донна стонала как-то типа этого.
– Джефф?
Джефф услышал свое имя.
– Джефф, это мы.
Джефф отвлекся на пиво, пролившееся на простыню, – наблюдал, как жидкость расползается и впитывается в почти белоснежную ткань. Он поднял голову: в телевизионной раме столпились лица, все смотрели на него.
Говорила очень загорелая, обнаженная девушка с большим ртом.
– Джефф, все нормально?
– Нет. Не нормально. Я заебался.
– Мы – твои друзья. Мы тебе поможем.
Обнаженные мужчины и женщины выбирались с телеэкрана, прыгали в кровать к Джеффу. Они обнимали его, утешали. В окно Джеффу было видно: языки пламени над торговым центром увеличились, заполнили теперь все небо и облизывают окна мотеля. Он чувствовал запах кокосового масла. Длинные волосы гладили его по лицу. Кто-то гладил его спину.
Порнозвезды обнимали его костлявое тело. Втирали лосьон в его упругую кожу. Целовали его глаза, ноги, руки. Теплая кожа скользила по его телу, прижималась к нему. Кто-то нежно шептал ему в ухо. Он не разбирал слов, но знал, о чем речь.
Напряжение спало, уплыло. Джефф чувствовал себя хорошо. Он понял: любовь – вот все, что нужно миру, и совершенно неважно, сгорит ли торговый центр, убьют ли каких-нибудь копов (если вдруг пожелаешь им смерти), а может, тобой воспользуются какие-нибудь домохозяйки. Все хорошо, все хорошо, когда ты любишь. Бог – это любовь. Бог – во всем.
Податливые руки и ноги, и губы потянули его наверх. Он плыл, простыня колыхалась на ветру. Окно треснуло, огонь торгового центра пробрался в комнату, и Джефф смотрел, как чернеют и вспыхивают стены. Кровать съежилась. Джефф подумал: «А хорошо, что я уже не на кровати».
Пламя подскочило, пытаясь дотронуться до левитирующего тела Джеффа. Уголок простыни потемнел, потом, взметнувшись, загорелся. Простыня сморщилась в огне. Кровать исчезла под раскаленной завесой.
Надо бы воды. Джефф перекувырнулся через стену, в ванную, и быстро-быстро нырнул, включил душ на полную мощность. Пламя боролось с водой. Джефф бултыхался в водовороте красного и голубого. В итоге победила вода. «Вода всегда побеждает, – подумал Джефф. – Почему? Почему она побеждает? Как это – победить? Когда победа придет ко мне? Мне все равно». Мне все равно. Насквозь промокший, обессиленный, он увидел прямо под собой полную ванну и лебедем спикировал вниз, в теплую жидкость.
Ванна была гораздо больше, чем ему запомнилось. Лампа куда-то делась, так что он свободно мог сделать пару кругов. Он плавал туда-сюда, и наконец так устал, что просто перевернулся на спину и лег на воду. Солнце садилось. «Где-то садится солнце, – подумал он. – Солнце всегда где-то садится. Но где-то оно еще и восходит».
49
Посреди шоссе, посреди клубка автомобильных дорог и выездов к придорожным закусочным, посреди округа, посреди штата и даже посреди континента стоял Мэл – с винтовкой в руке, готовый нажать на курок. Все проворачивалось, как гигантское стальное колесо, а Мэл был его осью.
Мэл знал, что скоро должен умереть посреди этих полицейских машин, зевак, съемочных групп, а сверху – еще и вертолетов. Он находился в измененном состоянии сознания, знакомом немногим – разве что монгольским воинам, пилотам-камикадзе и членам «Семьи Мэнсона». Его кровь загустела от радости убийства. Обратного пути не было – ни для него самого, ни для его жертв. Никто не сможет забрать это у него, сколько бы раз они его ни убили.
И всегда была надежда на то, что он останется жив. Он думал: а если он прямо сейчас бросит оружие и ляжет лицом вниз на асфальт на виду у телекамер, не утащат ли его втихую, как Качиньского или Маквея, невредимого, под защитой тех, кто сейчас его окружает? Вот было бы смешно. Но то, что вот-вот случится, будет гораздо круче.
Мэл не расслаблял палец, лежавший на спусковом крючке. Он не знал, что случится, если снайпер пустит пулю точно ему в мозг, может, он просто рухнет, закружится на месте, а может, боль взорвется в нем с такой мощью, что он не в силах будет думать ни о чем другом. Но, насколько он знал, была и другая вероятность: его скрутит судорога, он дернет спусковой крючок и вышибет мозги у патрульного, лежащего у его ног. Он знал, что даже если вероятность такого исхода не более десяти процентов, этого вполне достаточно, чтобы не выстрелила ни одна держащая его на прицеле винтовка.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23