– Лучшая мысль из всего, что я сегодня услышала, – сказала Иванова, – Но как это сделать?
В комнате воцарилось молчание. Все присутствующие внезапно с необычайным интересом уставились на свои ботинки.
Наконец, Шеридан поднял глаза. Сьюзан поймала его взгляд и узнала выражение его глаз. Когда-то она сказала бы, что его глаза светятся, если принять во внимание тот факт, что когда внутри Шеридана был ворлонец, его глаза действительно светились. Но она не любила вспоминать об этом.
Но она знала этот взгляд – взгляд наполовину великолепного тактика и наполовину сумасшедшего гения. И она улыбнулась, зная, что он что-то задумал.
– А где Лита? – спросил он.
Лита Александер стояла на металлическом мостике над Зокало, рассеянно глядя вниз на жующую и занятую покупками толпу, однако на самом деле ее внимание было поглощено другим. Она наблюдала за тем, как вновь прибывшие беглые телепаты встречались со своим лидером, – человеком, имя которого она узнала только этим утром, хотя она ощущала его присутствие в течение шести дней с тех пор, как он прибыл сюда: Байроном.
Она уже слышала это имя раньше: мало что, касающееся телепатов, не попадало в информационную сеть, созданную телепатами, а среди подполья Байрон стал почти мифической личностью. Ходили слухи, что он когда-то был Пси-копом, выполнявшим задания по поимке беглых телепатов. Согласно другой истории, он был незаконнорожденным сыном одного из самых грозных Пси-полицейских, Альфреда Бестера, но Лите даже думать об этом было противно. Мысль о том, что Бестер имел связь с кем-то, стоящим в пищевой цепи выше, чем броненосец, была невыносимой на полный желудок.
Кем бы ни был Байрон, когда бы он ни пришел к открытию своей тактики ненасилия в борьбе за независимость телепатов, нельзя было отрицать, что он был харизматичен и даже привлекателен, в своем мрачном и печальном, аскетичном облике поэта восемнадцатого века. Беглые телепаты, которые начали собираться на Вавилоне 5, толпились вокруг него, как доверчивые дети, внимая каждому его слову как…
Лита встряхнула головой, отгоняя прочь привлекательность слова, которое она давно ненавидела, когда его употребляли по отношению к Пси-Корпусу, и продолжала ненавидеть всю жизнь: семья. Но это выглядело так похоже на то, что всегда обещал, но никогда не давал Корпус.
Семья.
Лита подумывала о том, не спуститься ли ей туда и не представиться: как один свободный телепат – другим. Она подумала, что было бы забавно затеять с Байроном спор, бросить ему вызов, чтобы увидеть, таков ли он, каким кажется. Но сейчас у нее не было времени на общение с такими мессианскими личностями, и ей было слишком хорошо известно, чем заканчивает большинство из них. Лучше держаться от них подальше.
Но, тем не менее…
Лита смотрела, как они обменивались приветствиями и объятиями. Она никогда не испытывала подобного, потому что выросла в Пси-Корпусе. Корпус был матерью, Корпус был отцом. Так должно было быть.
Она изучала их нелепо счастливые лица, раздумывая, или это должно быть так?
Может быть, она просто послушает то, о чем говорит Байрон, если не на этой неделе, то на следующей. Это не к спеху. Она просто придет и послушает.
В конце концов, хуже быть уже не может.
Она повернулась было, чтобы уйти, когда Зак Аллен тронул ее за локоть. В последнее время он развил в себе почти сверхъестественную способность внезапно вырастать около нее. Вот и сейчас.
– Не хочешь немного подзаработать? – спросил он с улыбкой.
– Как сказать. Зависит от того какая работа: большая или маленькая?
Он замялся, прежде чем ответить.
– Полагаю, что это зависит от того, что ты считаешь большим, – сказал он.
Лита рассмеялась, встряхнув головой.
– Ладно, я заинтересована. Это… больше, чем чемодан?
– Больше.
– Больше, чем слон?
– Больше.
– Больше, чем космический корабль?
Зак снова улыбнулся, шире, чем раньше.
– В этот раз, Лита, по странному совпадению обстоятельств, эта работа действительно размером с космический корабль.
Она решила, что ей совсем не нравится, как он улыбается.
Прежде чем войти в тринадцатый док, Шеридан постоял секунду, чтобы подготовиться. Когда на станции жил посол Ворлона Кош, здесь было место стоянки его корабля. После его смерти корабль – основанный на высокоразвитых органических технологиях ворлонцев, которые были как никто близки к тому, чтобы строить живые корабли, – был выпущен. Когда стало ясно, что его хозяин никогда не вернется, корабль, частично повинуясь автопилоту, а частично – истинному разуму, погрузился в сердце ближайшей звезды.
Потом этот док стал пристанищем для корабля Улкеша, намного более мрачного и зловещего ворлонца, который заменил Коша. Улкеш не заботился о людях так, как Кош, он даже действовал против интересов человечества во время Войны с Тенями. Это привело к заранее спланированному сражению между Улкешем и силами Шеридана, битвой, в которой чаша весов склонилась в сторону Шеридана лишь потому, что в нем оставалась частица Коша.
Корабль Улкеша был уничтожен, распался на шесть примерно одинаковых частей. Шеридан приказал собрать эти обломки и поместить их в тринадцатый док для последующего изучения. Потом он узнал, что шесть обломков превратились в пять, пять – в четыре, и скоро стало ясно, что корабль восстанавливает себя, выращивая крошечные усики, соединяя и ремонтируя поврежденные секции, медленно регенерируя уничтоженные части.
Когда закончилась война и остальные ворлонцы вместе с Тенями ушли за Предел, корабль еще не закончил восстановление. Последующее сканирование корабля показало, что он спит мертвым сном. Шеридан предположил, что коль его хозяин мертв, а другие ворлонцы ушли туда, куда он не мог последовать за ними, то теперь ему некуда идти и он просто… остановился.
Тем не менее, он приказал закрыть тринадцатый док для всего персонала станции, и сам никогда туда не входил.
На всякий случай.
Потому что он на собственном опыте выучил трудный урок: если дело касается ворлонцев, то смерть не всегда так очевидна, как можно предположить. Так что он старался избегать этот корабль.
Пора это изменить.
Шеридан открыл дверь, использовав свой личный код. Дверь скользнула в сторону, и с металлическим лязгом, эхом отдавшимся в доке, закрепилась в надежных замках. Корабль был закреплен на направляющих: молчаливый, неподвижный и безжизненный.
"Ждущий, – подумал Шеридан отрешенно, – Ждущий того, кто разбудит его".
Он прошел по настилу по направлению к кораблю, который оказался даже выше, чем он помнил. Корабль был гладкий, с одного конца напоминавший каракатицу, а на другом конце перерастающий в изящные лепестки, которые раскрывались и закрывались, чтобы сбросить избыток тепла во время гиперпространственных прыжков. Здесь не было видимого входа, хотя Шеридан видел, как часть мерцающей оболочки открывалась, когда Кош хотел войти внутрь.
Корабль был такого красноватого оттенка, которого он никогда раньше и никогда после не видел, и блестел сильнее, чем должно было быть. Взгляд Шеридана скользил по нему, как будто его глаза не могли сфокусироваться на корпусе корабля. Когда корабль находился в космосе, разбросанные по его поверхности темные пятна переливались, подобно окраске хамелеона.
Это была наверняка защита: он видел ее действие на корабле Коша, когда однажды по ошибке подошел слишком близко. Он поклялся никогда больше не повторять ее.
И это тоже пора менять.
Шеридан подошел к кораблю поближе. Пока тот никак не отреагировал на его присутствие, и не проявил никаких признаков активности. Он казался совершенно безопасным.
И это насторожило Шеридана еще сильнее.
Он осторожно протянул вперед руку, надеясь, что корабль, созданный ворлонцами, сможет распознать того, кого касались ворлонцы. Он надеялся, что их след еще достаточно силен, чтобы сканеры корабля отреагировали на него.
И очень надеялся на то, что тот не вырастит пушку-щупальце и не превратит его в горстку пепла на палубе.
Шеридан дотронулся до корабля. Пальцы ощутили неестественный холод. Космический холод. Холод смерти. Холод чего-то неимоверно древнего и более опасного, чем он был. Только он задумался, какого черта он тут делает, как кожа корабля затрепетала.
Затрепетала. Как кожа рептилии, проснувшейся от первых теплых лучей солнца.
"Он знает, что я здесь", – подумал он.
Или это сработает, или я умру так, что пять поколений моих предков в гробу перевернутся.
Кожа корабля под его пальцами слегка потеплела. Потом он скорее почувствовал, чем услышал, что в доке что-то изменилось: ощущение скрытых просыпающихся двигателей, сенсоров и сканеров, слушающих, ощущающих, рассматривающих, осязающих.
Прикасающихся к нему.
Шеридан осознал, что затаил дыхание.
Потом поверхность под его рукой, казалось, разверзлась, и его рука начала погружаться внутрь корабля.
Он выдернул руку, а поверхность продолжала уползать от него, заворачиваясь внутрь себя и очень медленно открывая отверстие.
В следующий миг полностью открылся вход в корабль, за которым виднелась лишь тьма.
Шеридан почему-то вспомнил цитату из Библии: "И когда он сорвал четвертую печать, я услышал голос четвертого зверя: "Иди и смотри". И я смотрел, и увидел коня бледного, и имя всадника, что сидел на нем, было Смерть, и Ад следовал за ним".
Шеридан направился ко входу в корабль.
"Иди и смотри", – казалось, шепнул корабль ему.
Шеридан шагнул внутрь.
Локли расхаживала перед огромным окном – центральной частью наблюдательного купола, обычно именуемого экипажем командной рубкой. Прошло около часа с тех пор, как Шеридан вошел в тринадцатый док. "Я знаю, что должна была послать еще кого-нибудь сделать это, – отрешенно думала она, – Единственная проблема в том, чтобы найти кого-то еще, кого касались ворлонцы, но, черт побери, никого из них нет под рукой, когда ты в них действительно нуждаешься".
Взволнованный лейтенант Корвин окликнул ее со своего поста.
– По четвертому каналу для вас получено сообщение от президента Шеридана. Только звук.
Она подошла к главной панели и включила четвертый канал.
– Господин президент? С вами все в порядке?
Некоторое время был слышен только шум, статические помехи, которых она раньше не слышала. Волны появлялись и исчезали, периодически выходя за пределы слышимого диапазона, частоты прыгали от одного уровня к другому, что резало уши. Наконец, она услышала голос Шеридана.
– Со мной все в порядке, – сказал он. Хотя он находился всего несколькими палубами ниже рубки, его голос звучал, как будто он находился за миллион миль отсюда. – Я… внутри.
– На что это похоже? – спросила она.
Последовала долгая пауза.
– У меня нет слов.
– Вы считаете, что сможете им управлять?
– Не уверен, – и снова пауза, на сей раз более долгая, чем предыдущая.
Ей показалось, что она слышит звуки вокруг него, которые то повышались, то понижались в определенном ритме, будто корабль…
Нет, это не смешно, – подумала она, – Он не поет ему.
Потом снова раздался его голос.
– Полагаю, – сказал он, – Думаю… Я думаю, что ему хотелось бы заняться чем-нибудь интересным.
Она посмотрела на Корвина.
Корвин посмотрел на нее.
– Кораблю… хочется заняться чем-нибудь интересным?
– Не спрашивайте, – сказал Шеридан, – Все на своих местах?
– Лита на борту "Титана" вместе с Ивановой. Они ждут вас.
– Тогда начнем, – сказал Шеридан, – Открыть тринадцатый док, подготовиться к вылету.
– Будет сделано, – сказала она, и в последних вспышках помех, перед тем как связь прервалась, она подумала, что слышит звук. Ей показалось, что корабль размышляет. О времени.
Она встряхнула головой. Ты здесь меньше месяца, и уже нуждаешься в отпуске.
– Открыть тринадцатый док, освободить кораблю дорогу, – приказала она Корвину.
– Он выходит.
На мостике "Титана" Иванова наблюдала на экране за тем, как ворлонский корабль покинул центральный док Вавилона 5, и медленно и грациозно направился к ним. Она всегда испытывала благоговейный страх перед способностью этого корабля быть красивым и ужасным одновременно. Иванова посмотрела на свою команду и улыбнулась, заметив их оцепенелые лица. Ворлонцы для этих людей были скорее мифом, чем реальностью, и увидеть что-то подобное, летящее по направлению к ним, было для них все равно, что попасть в волшебную сказку.
"Помню, что я ощущала, когда впервые увидела один из этих кораблей, – подумала Сьюзан, – И, что самое забавное, именно это я ощущаю сейчас".
– Открыть док, закрыть все шлюзы, – сказала она, – подготовиться к принятию корабля.
Она сообщила команде, что это секретное задание, что из соображений безопасности они возьмут этот корабль на борт. Он останется у них до тех пор, пока Космофлот не потребует вернуть его. Если повезет, командование никогда не узнает про это.
– Ворота дока открыты, капитан, – сказал коммандер Беренсен, не отрывая глаз от дисплея.
– Посадка разрешена.
"Почему работа всегда так мерзко заканчивается?" – размышляла Лита. Она стояла перед терминалом компьютера в седьмом ангаре, парясь в тяжелом скафандре, который должен был защитить ее при разгерметизации, которая могла возникнуть, если что-то пойдет не так.
"Хотя если что-то действительно пойдет не так, все здесь взорвется, или я буду выкинута в космос, или стены обрушатся вокруг меня подобно колоде карт, так что вряд ли от этого скафандра будет много проку".
Когда над ней вспыхнул красный сигнал тревоги, Лита резко посмотрела вверх, а потом бросила взгляд на огромные створки ворот шлюза, которые начали скользить в разные стороны, пропуская ворлонский корабль, паривший в космосе между станцией и "Титаном", как будто на невидимых магнитах.
Он медленно вошел в док, завис над палубой там, где в металлический пол была врезана панель доступа, внутри которой находились обнаженные кабели и разъемы системы контроля, а путаница проводов вела прямо в главную компьютерную систему "Титана". В результате получился интерфейс размером с корабль.
1 2 3