где и зачем он сидит.
Заказал еще кофе, попросив набухать три порции сахара — мозгу хотелось глюкозы. Выпил, безучастно глядя на суету крошечных людей вокруг огромных туш самолетов, сложил планшет — но тут же достал его снова: идти было совершенно некуда. Главное сделано. Сделка всей его жизни состоялась, и знание этого факта оставило в Эбрахамсоне пустоту. Странно; он только что заложил основы благосостояния своего клана в новом мире, а нет даже тени удовлетворения… Сейчас по всей земле, по всему глобальному рынку члены его многочисленного клана совершают сделки — к немалому удивлению контрагентов: эти сумасшедшие, мешугенэ, берут под любые проценты, выходят в ликвидные, но плохие активы с огромными потерями, продают великолепные, надежные и доходные бумаги, чудесную, с огромным потенциалом роста недвижимость — и переворачивают саккумулированные средства в золото, золото, золото…
Оставшееся до посадки время лучше провести в ресторане, а не толкаясь в залах идиотского русского аэровокзала. Странное чувство. Сидишь, смотришь на суету: люди обедают, расплачиваются, уходят, входят новые. На летном поле сутолока — из низких серых туч вываливаются борта, плюхаются на обледенелую полосу, выруливают на разгрузку, взлетают. Огромный аэропорт стремительно прокачивает немыслимое количество людей, долларов и власти — и ни один человек не подозревает, что завтра все это остановится, замрет. Кончится. Какие-то самолеты улетят, какие-то останутся. И больше им никогда не взлететь. Пройдет какое-то время, и в них, осмелев от непривычной тишины, вскарабкаются оборванные вонючие троглодиты, бывшие русские; и пугливо пойдут по чистому салону с инопланетно белыми чехлами на креслах…
…Интересно, они будут помнить, что когда-то сами строили такие же большие непонятные штуки? — ухмыльнулся Эб, подзывая официанта:
— Еще кофе, пожалуйста. У вас всегда так людно?
— Скажете тоже, сэр; видели бы вы, что здесь творилось перед Кристмасом… А что еще будет после Индепендент Дэй. Ну, это будут уже не мои проблемы, я в июне заканчиваю… Вам принести еще что-нибудь? Нет? Приятного аппетита, сэр.
…Да. А что здесь будет твориться завтра, парень. Ты не поверишь, хе-хе… — Эб благодарно улыбнулся, подвигаясь и давая официанту поставить перед ним очередную чашечку; и мысленно повторил за официантом. — …Но это уже не мои проблемы, не мои…
Словно в подтверждение этой мысли коммуникатор мигнул и запищал. На экране появилась заставка RCRI, и Эб недовольно поморщился — что там еще надо бывшему родному ведомству от свежеиспеченного пенсионера, но на вызов ответил. Заставку с федеральным гербом сменила издерганная лошадиная физиономия Сколковски, эйчара Эйчар (HR, human resourses) — начальник отдела кадров.

Уральской спецзоны.
— Привет, Зигги Сокр. от Сигизмунд.

. Что, уже соскучились по мне?
— Привет, Эб. Извини, что приходится тебя дергать, но у нас тут проблемы. Ты уже в Европе, счастливец?
— Нет, еще в Moscow, но самолет скоро подадут. Чем могу помочь?
— Слушай, та черная девка, Мэрфи, которую на место старины Сатила продавили из Ural Division, умудрилась попасть в неприятности. Ее, пару человек из твоей управы и нескольких охранников грохнули эти fucking monkeys, местные.
— Чего-о? Их там уже лет шесть не видно — не слышно! — сделал крайне удивленный вид Эб… Нет, все же надо всегда слушать внутренний голос. Вот только гляньте — не успел я убрать оттуда задницу, как началось…
— Ну, где-то она их все-же нашла. Слушай, мы сейчас не можем послать туда замену… — сердце Эба опять екнуло; — …надо пока выкрутиться день-другой с наличными людьми. Давай, помоги родной конторе, Эб. Кто лучше всех сможет справиться с твоим курятником? Директор сказал — в кого старый хрыч ткнет пальцем, того и ставьте, только быстро. И ты тоже хорош, заместитель, называется. Не успел уехать Сатил, как и ты смазал пятки.
— Ну, Зигги, тут ты перегнул. Ты же знаешь — сердце.
— Ладно, извини, старина. Я забыл. Знаешь, как пошла эта полоса неприятностей, я удивляюсь, как еще умудряюсь помнить свое имя… Ну? Так кто?
— Сначала скажи, вы уже связывались с АНБ? Лучший выход — расшифровать Расшифровать — изменить скрытый от контролируемых статус сотрудника спецслужбы.

Папу, он же бывший морпех, умеет работать с персоналом. Ему и карты в руки.
— Ого, Эб, ты знал, кто такой Райерсон?
— Конечно, — фыркнул Эб. — Парень мрачно зыркает, когда кому-нибудь случается помянуть всуе дядю Сэма, обходит оба заведения по три раза за вечер, и разить джином от него начинает только после третьего круга — трудно не догадаться, верно? Я даже знаю, кто сидел в моем курятнике от РУМО. — Эб удовлетворенно хохотнул. — И ставлю свое выходное пособие против твоей недокуренной сигары, что военные парни из Yekaterinbourgh сделали круглые глаза и послали вас подальше. Верно?
— Все так, Эб.
— Согласись, Зигги, я был хорошим проект-менеджером. — Эбрахамсон игриво осклабился в вебкамеру.
— Ну так посоветуй правильного человека на это чертово место, Эб. Хватит уже выкаблучиваться.
— Зигги, если бы позвонил другой, я бы развел руками, но тебе скажу: не прогадаешь, если сунешь Директору вот этих двоих, набирай. Со-а-ссеп, два «эс» посередке; набрал? Ага. И еще. Таст, Ар Джи Таст, из Pipeline Watch. Но он не федеральный служащий, Зигги.
— Ага… О! А ведь эта Соассеп, представляешь, Эб? На нее лежит представление от покойной Мэрфи, Мэрфи хотела ее взять заместителем… Смотри-ка, выходит, разбиралась в персонале…
— Просто у них был роман, Зигги. Впрочем, это уже неважно, правда? Утверждай Соассеп, и не забивай голову ерундой. Эта сучка себя покажет. Я как-то наблюдал, как она справилась в баре с толпой пьяных парней из Динкорпа, так-то, Зигги. Сразу, знаешь, вспомнились пуэрториканские оторвы из Саут Бронкс, я там рос неподалеку, на сто восемьдесят девятой Вест. С во-о-от такими сиськами, да, Зигги… Но суки, доложу я, были еще те, в сумочке не нож, так пистолет…
— Ладно, спасибо, дружище. Черт, как я тебе завидую! Вечером ты уже будешь в Европе…
— Я лечу в Штаты, Зигги.
— Тогда счастливо тебе долететь…
— Че, здесь?
— Здесь. Серега, смотри и запоминай. Будешь потом на кого охотиться — пригодится.
Старый влез на торчащий из земли валун и снова оглядел дорогу.
— Все начинается с остановки колонны. Поэтому — минируем. Первый борт должен встать там, где ты наметил: твои люди не должны бегать, они должны стрелять, с первой секунды до последней. Значит, первая закладка — вот здесь. Расстояние от поворота какое должно быть?
— Какое?
— Э, это ты мне скажи. Зачем стопорить колонну именно перед поворотом, понимаешь?
— Чтоб из пулемета вдоль дороги херачить?
— Точно. Смотри, головная взорвалась, колонна встала, наши начали ее мочить с той стороны дороги — что на остальных делают?
— Спрыгивают. Тоже шмалять начинают.
— Где падают?
— Ну… Вот, сюда вот. Так и кювет, и машины прикрывают. Да, точно. Они спрыгнули, очухались, и только начинают по нам стрелять, а вдоль дороги их наш пулемет — ху-у-як! В бочину!
— Точно. Страте-е-е-ег. — насмешливо протянул Старый. — Значит, какое расстояние от поворота, за которым сидит твой пулеметчик, до закладки?
— Так… — хищно прищурился Серега. — Сто — маловато… Сто пятьдесят. Да.
— Хуй на. Два броска гранаты, не больше. И то, это только для того, чтоб те пулеметчика гранатами не достали, и чтоб своей закладкой не погасить. Пулемет в упор — это пиздец. Когда с фланга, неожиданно, да в упор начинает пулемет, это все. Воевать неохота, вообще. Под себя залезть охота. Времени мало, надо их сразу так охуярить, чтоб они даже мама сказать не успели.
Ахмет спрыгнул с каменюки и подтолкнул Серегу к следующему холмику:
— Главное, смотри… Не. Пошли, дойдем. Лучше сам увидишь. Так и пацанам лучше объяснишь.
— Чево?! - остановился Сережик. — Че ты сказал?!
— Че? — включил дурочку Ахмет. — Че я сказал?
— Ты че, хочешь сказать, это я ими командовать буду? Ты че, Старый?! Совсем… — тут Сережиково нутро взорвалось острой болью: Старый как-то незаметно подтек к нему на удар и несильно, но садистски точно ткнул кулаком Сереге под солнышко.
Парнишка подробно исполнил осененный вечной традицией танец получивших по солнечному сплетению. Когда он, наконец, встал с колен и протер губы от рыготины горсточкой рассыпчатого снега, сквозь сверкающую радугу слезящихся глаз он заметил Старого, покуривающего на торчащем из-под снега скальном выходе. Старый пошлепал ладонью по камню рядом с собой.
— Сереж, ландайка Ландай (угол, жарг.).

. Присядь вот. Все? Нормандяк?
— Че? А… Все…
— Понял?
— Понял…
— Скажи тогда.
— Че сказать? За че ты мне ебнул? Чтоб не спорил.
— Не, Серег. Чтоб ты как сопля не спорил. Понимаешь — про соплю?
— Да вроде да.
— Ты это, давай без вроде. Вроде — это в роте. Командира, у которого хоть что-то «вроде», солдат слушать не станет. Рот у командира не для всяких штук, а для команды. Половина людей, которых ты ведешь в бой, последнее, что в жизни слышат, это твою команду. Нахуя им напоследок блеянье слушать, а? Им и так помирать, хватит с них неприятностей. Пусть они слышат нормальную команду, которую можно понять только правильно. Пусть чувствуют, что они умрут, но дело — дело лежать не останется, дело сделается. Чуешь?
— Да. Кажется, въезжаю. — Сережик смотрел куда-то сквозь чахлый березовый лес.
Перед ним сейчас поворачивалась новой стороной выбранная им доля. Ахмет смотрел, как по лицу паренька пробегают страхи, сомнения, неуверенность — как все знакомо… Однако бобик сдох, и назад пути нет. Было видно, что парнишка понимает и это, и понимает вполне отчетливо: вон как набычился, мордочка стала жесткая, прям как у взрослого мужика…
— Ладно. Пошли дальше покажешь.
— Обожди, докурю. Пока курим, я тебе одну майсю Майся (искаж. идиш).

прогоню. Ты говорил, тебе семнадцать?
— Да, можно считать, что так. Совсем чуток остался.
— Вот. Семнадцать. Помнишь, я тебе про Гражданскую и Великую Отечетвенную рассказывал?
— Ну, помню, канешно. И че?
— На Гражданской, это которая раньше, первая была, был такой пацан, почти как ты. Аркадий Гайдар. Скотиной он, конечно, был беспредельной, животным отмороженным, но дело не в этом. Дело в том, что он командовал полком. Полк — знаешь, че такое?
— Точно не знаю, но — дохуя… А сколько, Старый?
— Полторы тыщи рыл.
— Оба-на… — удивленно выдохнул Серега. — И че, как он справлялся?
— Не знаю. Знаю только, что не лажа это, точно все. Справлялся вот. А было ему на два года меньше, чем щас тебе.
— Ни-ху-я… Ох и семейка у него была, наверно…
— Нет, Сереж. Тогда по-другому как-то было. Все равно — охуеть, да?
— Да-а-а-а… Слышь, Старый. Вот не ты бы мне это прогнал — ни в жисть не поверил бы.
— Вот. И народ у него был, тот еще народ. Твои по сравнению с его парнями — сама мудрость и понимание общего хода. А у него были полностью отвязанные отморозки, с полной башкой тараканов. Я когда ставлю себя на его место, то не уверен — справился бы с такими, нет ли.
— Да ну? — недоверчиво протянул Серега, но Старый оборвал базар, хлопнув себя по коленям:
— Вот те и ну… Ладно. Айда дальше.
— Вот, смотри. Видишь, дорога поворачивает налево? Где твои должны сидеть? Погоди, по другому зайду. Вот ты едешь в машине. Впереди — раз, головная взлетела. На колонну твою наехали. Ты выскакиваешь, тебе же страшно — вдруг уже в твою машину муха летит. Куда тебе стрелять сподручно? Влево от дороги, или вправо?
— Ну… — Серега примерился волыной и так и эдак. — Влево лучше. Гораздо. Старый, я понял. Чтоб этим стрелять было неудобно. Людей сажаем во-о-он там, да?
— Да. И смотри — помнишь состав колонны? Бредли, ну, маленький такой танк — в голове, мы его берем на фугас. Потом командирский хамвик с 12.7, ну, за него можешь сразу забыть; потом?
— КамАЗ с охранением.
— Точно. Потом фура большая поедет, КамАЗ с генератором, КамАЗ с беспилотниками, и опять хамвик с пулеметом. Значит…
— Значит, за хамвиками никто не заляжет, точно? — перебил Серега. — Кого сразу не положим, будут щемиться за большую фуру. А за ней их хер достанешь, да? С этой стороны дороги, имею в виду.
— Точно. Эта фура набита всякими приборами, ее не просквозить, даже в упор.
— Да пусть щемятся. Отлежаться не выйдет у них, пулеметами достанет. Ты это к тому, когда пулеметчикам команду давать?
— Нет, хотя смысл примерно такой. При забое колонны команд только две — огонь и отход. Сначала все по указанным целям работают, а потом каждый сам стреляет, из обстановки. Видишь, Серег, тут слишком много всего надо увидеть и решить, никакой командир не успеет. От лишнего командования здесь один вред будет — в бою народ по пользе стреляет, каждому кажется, что именно в его секторе все решается, поэтому маневр огнем на колонне невозможен — у тебя народ несыгранный, и слушать тебя будут, только когда команда совпадет с тем, что им кажется правильным.
— И че, как из этого дела выкручиваются?
— Вот я тебе о чем и толкую. Командовать нужно сейчас. Чем лучше ты сейчас поймешь, как что будет, тем меньше тебе вечером придется локти грызть. Расставь людей так, чтоб сработать неправильно они просто не могли.
— С кого начать, Старый?
— С пулеметчиков. Айда на место.
— Ляжь. И волыну выставь, наведись. Вот. Ну че?
— Ну-у-у-у… Скрывает малость. Насыпь высоковата. Перелечь или пойдет?
— Переляжь, а потом сам посмотришь, пойдет-не пойдет.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40