Обидно, подумала Юлька.
Глайдер остановился метрах в трех и замер, тупо рассматривая ее своими темными стеклами. Она знала, что внутри глайдера есть что-то вроде визибла, которые стоят на космических кораблях, — правда, в тысячи раз более слабые. Но они позволяют видеть окружающее немного иначе — чуть более верно, чем просто глазами.
И может быть, они видят винтовку…
Она тоже в какой-то миг увидела все чуть иначе: как будто сфотографировала окружающее, а теперь рассматривает фотографии. Странно, вот это мне не попалось на глаза… а это что такое?..
Вон в том магазине кассир смотрит сквозь витрину на них. Ему далеко, плохо видно, потому что на стекле, во-первых, какая-то пританцовывающая обезьяна с ананасом на носу, а во-вторых — приклеен лист бумаги, но убей не понять, что там написано… Если копы начнут в меня сразу палить, он будет свидетель, но плохой свидетель. А вон там опрокинут мусорный мешок, что-то вывалилось и расползлось по тротуару… На полицейском глайдере реклама сигарет «Кэмел»; только полиции разрешено рекламировать сигареты и трубочные табаки. А пожарным можно рекламировать спиртное…
Дверца скользнула назад, и на землю тяжело спрыгнул здоровенный — не толстый, а именно здоровенный — негр. Он повел плечами: засиделся, наверное, в машине, — а может быть, просто поудобнее утряхивал на себе бронежилет и портупею.
— Констебль Дирк, полиция Лос-Анджелеса. Простите, мисси, но знаете ли вы, который час?
— Думаю, около двух, — сказала Юлька. — Только я не «мисс», а «миссис». Миссис Рита Пол Симонс, констебль. Условно совершеннолетняя и полноправная.
Она подняла руку, демонстрируя кольцо.
— А-а, — сказал тот несколько озадаченно. — Другое дело. Но вы тут с мужем?
— Нет, мистер Дирк. Мой муж сейчас в системе Сатурна.
Некоторое замешательство.
— Он… э-э… такой же условно совершеннолетний?
— Нет, — засмеялась Юлька. — Он инженер. Ему тридцать.
— Ага, понятно. А… можете не отвечать… сколько вам?
— Восемнадцать.
Она не стала добавлять: «Будет в октябре». Вместо этого сказала:
— Я из России. Там это считается так же, как здесь — двадцать один.
— Да, я знаю… — Он покивал. — У меня сейчас сын в России. Норильск. Слышали о таком?
— О, конечно!
— Там правда очень холодно?
— Зимой — очень. Но на самом деле я там не была ни разу, поэтому — только с чужих слов.
— Я беспокоюсь. Был у него в Монтане — он у меня тоже инженер, как ваш, только по всяким там шахтам-копям, — мне казалось, я потом никогда не отогреюсь. А в этом Норильске — просто не знаю.
— Там все тепло одеваются.
— Да. И много пьют водки. Я в курсе… Вы сейчас вообще-то куда направляетесь?
— К родителям мужа. Тут уже совсем рядом.
— Давайте мы вас проводим. Недавно тут стреляли, а вечером еще эти малолетние засранцы на мотоциклах… Вам куда?
— В Анахайм. Перекресток Эвклида и Линкольна.
— Ну, совсем рядом. Сейчас вырулим на девяносто первое, а там прямо…
— Я вовсе не хочу вас напрягать.
— Какое ж это напряжение…
— Да, действительно, — улыбнулась Юлька. — У вас тут такая пустота кругом. Не могу привыкнуть.
— Пустота? — не понял полицейский. — Это потому, что люди любят жить не толкаясь. А кроме того, тут ведь склоны…
— Я о другом, — сказала Юлька. — Такая чудесная ночь. Я два часа еду — ни одного пешехода. У нас в это время по улицам гуляло бы множество народу. А здесь — только на машинах, на глайдерах…
— У вас — это в России?
— Россия большая. Я хорошо знаю только Питер… Санкт-Петербург. Там сейчас заканчиваются белые ночи — это когда ночью светло почти как днем, только… — Слово «пасмурный» по-английски вдруг вылетело из головы, и пришлось подбирать объяснялку: — Когда на небе везде облака, светлые, не тучи.
— Читал! — радостно сообщил полицейский. — А в этом ненормальном Норильске вообще солнце не заходит… Понимаете, леди, здесь не место для гуляния. Подышать воздухом, побродить, побегать — вон недалеко парк. Там бары, ресторанчики… А вдоль улиц — я такого не понимаю. Дома сидеть куда комфортнее — прохладно хотя бы… Впрочем, я был в Нью-Йорке — вот там, наверное, вам бы понравилось. Эти чокнутые вообще не понимают, когда день, а когда ночь. И много ходят пешком.
— Да, наверное, — согласилась она. Пожалуй, слово «гулять» вообще не переводится на английский… — У нас в любую ночь, если не слишком холодно, на больших улицах много гуляют. И в парках гуляют. Особенно если поблизости есть кафе, понимаете? Чтобы можно было зайти, поесть мороженого, выпить сок или коктейль.
— Водку, — предположил полицейский, честно пытавшийся вникнуть в сложности русской души. Похоже было, что он решил не упускать случай поговорить с русской «оттуда», поскольку до сих пор не мог понять, каково приходится сыну среди этих людей.
— Водка — это гадость, — сморщилась Юлька.
— Безалкогольную, — поправился констебль.
— Еще хуже. Та же гадость и никакого удовольствия. Уж лучше пиво.
Они рассмеялись, и негр смущенно признался:
— Да, пиво лучше.
Правда, глаза у него при этом вдруг стали какие-то настороженные, и Юлька решила, что некоторая доля определенности не помешает.
— Пиво лучше. Но меня очень просили не нарушать ваш закон. Муж и его родители. Мне можно пить пиво и даже водку, потому что я — уоррент-офицер, хотя и уволилась из Флота. Но я знаю, что если я в жаркий день налью пива высокому сильному парню, который хочет пить, но которому исполнилось только двадцать лет, меня посадят в тюрьму. Я думаю, что это глупо, но я уважаю ваши законы.
Это была речь, которую Юлька специально написала, подражая здешним школьникам, просто помешанным на таких вот речах, как и их преподаватели, — а потом тщательно выучила наизусть, как когда-то учила заданные «темы» по иностранному языку. Результат того стоил. Полицейский вскинул руки, словно защищаясь:
— Миссис Симонс, это была вовсе не провокация. Я просто хотел с вами поговорить. Я уважаю права условно совершеннолетних. Хотя пива никому из них не налью — просто на всякий случай, — добавил он после почти неуловимой паузы и засиял широченной улыбкой. — А за исключением этого — нравится вам Калифорния?
— Нравится, — сказала Юлька.
— А что больше всего?
— Люди, — сказала она без колебаний. — И тепло. И ореховое варенье.
— Именно в такой последовательности? — засмеялся полицейский.
Тут Юлька задумалась.
Люди, разумеется, были вне конкуренции. Она даже как-то не представляла себе, что в одном месте может собраться столько вежливых, доброжелательных, веселых и контактных людей. Правда, иногда ей приходило в голову, что ни с одним из них она не смогла бы всерьез дружить… но это, пожалуй, были ее проблемы. Уж точно, что не их. И вообще — за редким исключением незнакомые люди казались более привлекательными, чем знакомые, и с этим еще предстояло что-то делать… Тепло — да. Хотя знойная зима ее нервировала, и поэтому они с Сэром Мужем на выходные уезжали в горы. Оказалось, она умеет кататься на горных лыжах, и это ее удивило. Но ореховое варенье…
— Пожалуй, второе и третье место я поменяю местами, — сказала она. — Особенно если варенье будет с мороженым. А давайте съедим мороженого, мистер Дирк? Все-таки немного жарко.
Она провела ладонью по лбу, убирая пот.
— Это неплохая мысль, — кивнул полицейский. — Одну минуту…
Он подошел к столбу, на котором висел знак парковки, и что-то нажал. Откинулась крышечка, показалась белая розетка. В нее он воткнул вынутый из кармана телефончик. Чем-то щелкнул, что-то бормотнул.
Несколько секунд стоял и слушал.
Потом спина его стала напряженнее.
Юлька почувствовала, что у нее подгибаются колени. Вот сейчас он развернется, и на лице его вместо добродушной улыбки будут камень и сталь, а пистолет сам собой окажется в руке — направленным ей в глаза…
— Не получится мороженое, — сказал он, возвращаясь. Юлька сморгнула, прогоняя страшную картинку. Впрочем, полицейский действительно больше не улыбался. — Уф-ф-ф… Да что ж это за ночь такая… Давайте так: лучше всего будет, если вы нас подождете вон в той аптеке, а? И мы вас все-таки проводим до самого дома…
Он бегом вернулся к машине, нырнул внутрь, и они, развернувшись, уехали — оказалось, что другим боком полиция пропагандирует «Мальборо», а с тылу, на бампере, прилеплена узенькая, но ядовито-яркая рекламка «Лаки Страйк» — «Сверхдлинные и сверхделикатные». У полицейских тоже случается чувство юмора.
Юлька побрела к аптеке, чувствуя, как вата, образовавшаяся в коленках, медленно распространяется по ногам, заменяя собой кости. Невесомый мотороллер стал неподъемным, но она упрямо толкала и толкала его перед собой, наваливаясь на руль, чтобы устоять, и дышала ровно и глубоко, через силу, но ровно и глубоко.
У дверей аптеки болтался новомодный колокольчик под старину. Юлька инстинктивно пригнула голову, услышав над собой металлический звяк, и посочувствовала тем, кто злись работает.
За стойкой обнаружился высокий худой и заспанный блондинчик с доверчивым, как у щенка, выражением лица. Перед ним на прилавке валялся комикс — Юлька прищурилась и с трудом сдержала усмешку: «Русские покемоны спасают Вселенную». И на обложке знакомая круглая мордашка с огромными ушами, увенчанная марцальским беретом. Ну вот, дожили.
Она заказала «Мак-Кинли» с кленовым сиропом и орешками и «Маргариту» (пришлось предъявлять кью-карточку) — и присела у окна. Парень обслуживал старательно, но бестолково, весь заказ он выполнил только с четвертой попытки — четвертый заход понадобился, чтобы прицепить на соломинку положенный лохматый бантик. Наконец он угомонился, вернулся за стойку и уткнулся в свою книжку.
Юлька очень медленно потягивала коктейль, одновременно возя ложечкой в тающем мороженом. Она прокрутила про себя весь разговор с полицейским. Проколов не было! Рита Симоне оказалась, как всегда, на высоте — скромно-обаятельная, доброжелательная, немного наивная (по это пройдет). Она даже ухитрилась не поддаться короткому соблазну пуститься в объяснения: как страстно, очень сильно, беззаветно, маниакально и снова страстно она любит гольф — почему и таскает всегда с собой (и на всякий случай — по ночам) комплект клюшек…
Теперь надо все же дождаться любознательного констебля, рассказать ему что-нибудь симпатичное — пусть не переживает так за своего сына — и с эскортом вернуться домой. Жаль, что не с триумфом, но… мы еще повоюем.
Она быстро убрала две порции и заказала третью.
Однако время… Она посмотрела на часы: без четверти три. Банально хочется спать. А кавалерии все нет и нет… Наконец пришлось просить мальчика сказать констеблю Дирку, ежели он появится, что она не дождалась его и уехала домой, и мальчик сказал, что обязательно передаст.
Юлька шагнула из кондиционированной прохлады аптеки под низкие кроны в плотный жаркий воздух. Снова копилась гроза. Завтра будет просто нечем дышать. Ветви деревьев и фонари превратились в своды длинных туннелей, пробитых в толще черного стекла и уходящих в дурную бесконечность. Беспощадно орали цикады.
Она завела мотороллер — и в этот момент из того промежутка между домами, из которого она вышла вечность назад, появились двое. И это были не полицейские. И у них не было собаки, но тем не менее они уверенно пересекли улицу там же, где переходила она, и остановились перед полуподвальчиком автопрачечной. Один остался стоять, оглядываясь по сторонам, а второй неуловимо быстро скользнул — нет, пролился вниз…
Юлька не видела у них оружия, но не сомневалась, что оно было. Или что оно им просто без надобности…
Когда она садилась в седло, то задела клюшками за стойку, поддерживающую большую маркизу над входом в аптеку. Раздался отчетливый звон металла.
В неожиданной для себя панике она крутнула ручку газа и, чуть не оторвав переднее колесо от асфальта, рванула наискосок через сплошную разметку…
Только на шоссе, обгоняемая десятками автомобилей, облитая их аритмичным быстрым светом, она немного пришла в себя.
Юлька миновала поворот к дому и проехала еще с километр, потом притормозила напротив ярко освещенного, но закрытого на ночь супермаркета, нашла контейнер «Армии спасения» и сунула в окошечко ту одежду, в которой лежала в засаде, и кроссовки. Завтра это будет еще раз выстирано, выглажено, стерилизовано, освобождено от запахов — и отправлено куда-нибудь на север. Здесь плотные темные вещи не нужны даже самым бедным…
Винтовку в тайник она решила положить завтра. Это будет проще и безопаснее. И еще — очень хочется спать. Смертельно. Патологически…
Если бы она ехала на машине, она сейчас непременно слетела бы с дороги.
А так — спасибо ветерку в лицо — она удержалась и сумела затормозить. Затормозить… остановиться… протереть глаза…
Мотороллер упал, и земля качалась под ногами, как небольшой плот.
Да что же такое, почти в отчаянии подумала Юлька и с размаху хлестнула себя по щеке. Потом еще раз.
Боли от удара не было — она словно лупила по подушке. Будто дали наркоз. Ей дали наркоз. Кто-то поднес ко рту маску, а она и не заметила…
Когда она ощутила себя снова, ветер дул в лицо, а в руки через руль пробивалась вибрация мотора. Она куда-то гнала, выжимая из крошечной машинки все ее мышиные силы.
Так… поворот опять проехала…
Когда она поняла это, то испытала вдруг странное облегчение. Всей душой ей хотелось домой, домой, и прижаться к Барбаре, которая просит звать ее Варей, и захныкать, и услышать ее басовитое: «Доченька… « Но она удалялась от дома и была горда собой, чудовищно горда, что смогла, сумела…
Что-то творилось у нее в голове, но это были словно бы сны: вот только что все было, а уже ничего не помню… а теперь другое — и тоже мимо…
Юлька свернула направо в долгий тошнотный восходящий вираж дорожной развязки и поняла, что съезжает с шоссе и делает в конечном итоге поворот налево, но куда? Автопилот знал, только не заботился сообщить. Может быть, у него сломалась рация.
Она проехала километра два или три по прямой, хотя и узкой дороге, а потом свернула вообще на какую-то тропинку, ведущую влево-вперед-вниз, совсем темную и не по-американски выщербленную.

Это ознакомительный отрывок книги. Данная книга защищена авторским правом. Для получения полной версии книги обратитесь к нашему партнеру - распространителю легального контента "ЛитРес":


1 2 3 4 5 6 7