Татьяну начал душить хохот, это было похоже на
начало истерики. "Господи, мальчишка... Конечно, это дурацкая шутка. Детская
шалость. А я испугалась, поверила. У страха глаза велики, вот уж воистину".
Корзун подсунул мальчишке микрофон.
- Это ты стоял с плакатом? - нервно спросил он.
- Ну чего привязались... - плаксиво протянул пацан.
Оставалась минута, секундная стрелка на висящем в студии циферблате
отправилась по кругу в последний раз.
- Он, он стоял, мы видели! - послышались голоса из толпы.
- Скажи, зачем ты это сделал? - снова задал вопрос Корзун. - Зачем ты
написал этот плакат?
- Не писал я...
- Но ты его показывал?
- Ну... отпустите...
Он сделал безуспешную попытку вырваться и тут же получил подзатыльник от
одного из державших его мужчин.
- Зачем ты показывал плакат?
- Попросили...
- Кто тебя попросил?
Тридцать секунд. Двадцать девять. Двадцать восемь. Татьяне вдруг
захотелось, чтобы стрелка остановилась. В ней проснулся профессионал.
Уникальная ситуация, ведущий был прав. Уникальность состояла в том, что
человек, пойманный за руку на месте проступка, вынужден давать показания
перед огромной толпой и перед телекамерами, на всю страну. Окажет ли это
какое-то действие на механизм вранья? Станет ли он упираться и "гнать
порожняк" до конечной станции, придумывая самое невероятное объяснение своим
поступкам, подстегиваемый внезапно свалившейся на него всенародной
известностью, или, наоборот, мгновенно сломается и скажет правду?
Двадцать пять секунд.
- Кто тебя попросил поднять этот плакат? Кто тебе его дал? - повторил
вопрос Корзун.
- Баба одна. Тетка в смысле...
- Кто она такая?
- А я знаю? Отпустите... Она денег дала, сказала, покажи плакат, а то мне
неудобно, я болею, мне в толпу не пробраться.
Десять секунд.
- Дорогие телезрители, время нашего эфира подходит к концу, но мы
обязательно расскажем вам, чем закончилась эта история. Наша следующая
встреча в субботу, двадцать четвертого октября, смотрите нас в это же время.
Всего вам доброго.
Большой экран погас, на мониторах снова показалась заставка. Зрители в
студии сидели как пришитые, никто не встал. Только ассистенты подскочили к
столу на подиуме и сняли с Насти и Татьяны микрофоны.
- Это что, розыгрыш? - спросила Татьяна Малахова. - Подставка?
- Да бог с вами! - возмутился ведущий. - Кому бы в голову пришло
разыграть такую идиотскую шутку?
- Значит, парень настоящий? - уточнила Настя. - И плакат тоже?
- Клянусь вам, Анастасия Павловна, Татьяна Григорьевна, это
непредвиденная случайность. Вы же понимаете, телемост, проспект, там,
конечно, есть охрана, но за всем ведь не углядишь...
- У вас есть связь с Корзуном?
- Есть. Что ему сказать?
- Пусть найдет хоть каких-нибудь милиционеров. И пусть объяснит им
ситуацию и попросит помощи. Парня надо доставить сюда. Немедленно. Вы меня
поняли, Олег?
Голос у Татьяны стал жестким, она злилась, потому что не могла простить
себе своего внезапного одуряющего страха.
- Да, я понял, Татьяна Григорьевна, сейчас я свяжусь с ним.
Малахов отбежал в сторону, Татьяна с Настей остались наедине. На них
никто не обращал внимания, зрители потихоньку выходили из студии, бросая на
героинь передачи взгляды не то сочувственные, не то насмешливые. "Они
увидели, как я испугалась, - подумала Татьяна. - Они все поняли. Тоже мне,
женщина необычной профессии! Стыдоба. Ну и черт с ними".
- Ты как? - спросила она у Насти.
- С трудом. - Настя попыталась улыбнуться, но губы не слушались ее.
- Испугалась?
- Ну неужели! До смерти.
- Я тоже, - призналась Татьяна. - Вот мразь малолетняя! Как ты думаешь,
он врет насчет женщины?
- Не знаю... Дурной он для такой выходки. Ее ведь придумать надо. И
текст...
- А что текст?
- Ни одной ошибки. Сегодня среди подростков днем с огнем не найдешь
такого, который пишет без ошибок. И орфография в порядке, и запятые на
месте. И почерк, Таня. Это не его почерк...
Татьяна согласно кивнула. Плакат был написан от руки черным фломастером
на большом куске картона, оторванном от упаковочного ящика... Прыщавый,
сопливый пацан, дрожащий от возбуждения и восторга перед собственной
наглостью, вряд ли смог бы так аккуратно и четко вывести все буквы.
Малахов вскоре вернулся, лицо его было озабоченным.
- Я связался с Корзуном, из ближайшего отделения милиции люди уже
приехали.
- Оперативно, - усмехнулась Татьяна. - Хоть здесь повезло.
- Они, оказывается, передачу смотрели в дежурке, - пояснил ведущий, -
поэтому, как только заварушка началась, сразу помчались на место. Мальчишку
привезут сюда, я сослался на вас, Татьяна Григорьевна, сказал, что вы
просили.
- А они что, сопротивлялись?
- Они хотели его к себе в отделение доставить.
- Это они правильно хотели, по закону так и должно быть. Мальчишку в
отделение, а мы с Анастасией Павловной - к ним в гости. А не наоборот.
- Да-да, они тоже так говорили, но я сказал, что если мальчишка будет
отпираться, то здесь, в "Останкино", мы сможем показать запись, на пленке
видно, что это именно он держал плакат.
- А что, действительно видно? - удивилась Настя. - Я, честно говоря, лица
не видела, видела только руки и кусок картона.
- Да я тоже не видел, - рассмеялся Малахов, - но сказать-то можно.
- Вы сообразительный, - скупо похвалила его Татьяна. - У вас есть
помещение, где мы с Анастасией Павловной сможем подождать, пока привезут
пацана, а потом побеседовать с ним?
- Найдем, - пообещал Малахов. - Пойдемте со мной.
Через пятнадцать минут они нашли такое помещение. Татьяна уселась в
кресло и вытянула ноги, Настя примостилась у стола и пододвинула к себе
пепельницу. Пальцы, державшие сигарету, подрагивали, и, глядя на них,
Татьяна снова вспомнила свой страх.
- Никогда не думала, что меня так легко вывести из равновесия, -
задумчиво сказала она. - Раньше я такой не была. Старею, наверное.
- Да нет, - мягко возразила Настя, - просто ты стала более уязвимой.
Раньше у тебя не было ребенка, и ты могла позволить себе роскошь не бояться
никого и ничего. А теперь ты должна бояться и за него, и за себя, потому что
ребенок не должен расти без матери.
- Если ты права, то мне надо уходить с работы. Не предполагала я, что
материнство сделает меня профессионально непригодной, - с горькой усмешкой
проговорила Татьяна.
- Не говори глупости, Таня. Ты прекрасный следователь, ты только вспомни,
каких акул ты в угол загоняла, у тебя голова светлая, мозги четко работают,
ты упорная, дотошная, ты...
- Я слабая. Я больше не гожусь для этой работы. Хорошо, что я поняла это
сегодня, пока еще ничего страшного не случилось. Всегда лучше уйти вовремя.
- Ну и что?! - почти закричала Настя. - Ну и что такого случилось
сегодня? Тебя напугали, ты испугалась. Точно так же напугали меня, и я тоже
испугалась. Страх - это нормальная человеческая реакция, люди с нормальной
психикой обязательно должны испытывать страх в определенных случаях. Что ты
себе напридумывала?
Татьяна помолчала. Она вдруг вспомнила, что после эфира не включила
лежавший в сумке мобильный телефон, который сегодня в виде исключения дал ей
муж. Ирка, наверное, смотрела передачу и теперь трясется от страха, за нее
переживает. Да и Стасов, вероятно, тоже. Она о них даже не вспомнила, до
такой степени страх все мозги отшиб. Вот о чем она пытается сказать Насте.
Вот что главное. Она достала телефон, включила его, старательно всматриваясь
в маленькие кнопки, чтобы правильно набрать код.
- Страх - это нормально, тут ты права, - тихо сказала она Насте. - Но ты
с ним справилась практически мгновенно. А я - нет. Вот в этом все дело. Если
страх мобилизует человека, то все в порядке. Если от страха нарушается
мышление, если от него наступает паралич мозгов - такому человеку нечего
делать на следственной работе.
Настя погасила сигарету, подошла к подруге, присела перед ней на корточки
и погладила пальцами мягкие пухлые ручки Татьяны с безупречным маникюром.
- Таня, а ты не преувеличиваешь? Прошло всего полчаса, а ты уже
рассуждаешь вполне здраво. Ты же справилась с этим. Разве нет?
Татьяна крепко сжала Настины пальцы в знак благодарности за участие.
- Полчаса - это много, Настюша, это катастрофически много. Следователь не
имеет права на полчаса страха. Полминуты - этот тот максимум, который я
могла бы себе позволить. И то много. Секунд пять-десять, не больше. Да что я
тебе объясняю, ты сама прекрасно понимаешь. Не будем больше об этом. Сейчас
мальчишку привезут, давай подумаем, что с ним делать.
- По морде бить, - рассмеялась Настя. - Большего он пока не заслужил,
а...
Она не успела договорить, как дверь распахнулась. Первым вошел Дмитрий
Корзун, следом за ним появился оперативник из Центрального округа Сергей
Зарубин. Всего три месяца назад они с Настей вместе работали по убийству
крутой бизнеследи.
- Здрасьте, - радостно заявил Зарубин. - Не прошло и года, Настя Пална.
- Привет, Сережик, - Настя чмокнула его в щеку, для чего ей пришлось
немного нагнуть голову, так как оперативник был ниже ее ростом на добрых
полголовы. - Никак ты мне мальчика привез?
- А то. Вообще-то зря я его пер к тебе через пол-Москвы, и толку с него
как с козла молока.
- Что так?
- Да ревел он всю дорогу, сопли на кулак наматывал и слезами подвязывал.
Слабенький и глупенький. Думал сто баксов влет слупить, обрадовался, а как в
"клоповник" его засунули, наручником ко мне пристегнули, чтоб не сбег
ненароком, да повезли незнамо куда, так он и поплыл. От страха имени своего
вспомнить не может, не то что бабу, которая ему якобы плакат дала и деньги.
Его еще часа два надо в чувство я приводить.
- Приведем. Знакомься, Сережа, это Татьяна Григорьевна Образцова, старший
следователь.
Татьяна слушала их разговор, не вставая с кресла. И не оттого, что была
невежливой или высокомерной. Она честно хотела встать. И не смогла. Ноги
отчего-то не слушались, и голова кружилась. Да, она права, надо уходить,
пока не поздно. Она больше не годится для этой работы...
- Таня, это Сергей Зарубин, хороший опер, если тебя интересуют мои
рекомендации.
Она сделала над собой почти нечеловеческое усилие, одним рывком подняла
себя с кресла, постаралась не пошатнуться от сильного головокружения и
протянула руку Зарубину.
- Очень рада. Давайте начнем. Заводите этого мерзавца.
Что бы она ни решила, но все дела всегда нужно доводить до конца. Она
сама велела привезти парня сюда. Она не должна терять лицо. И в конце
концов, она пока еще следователь. Пока еще...


Глава 2
КАМЕНСКАЯ

- Итак, прорыв в телезвезды успехом не увенчался, - мрачно констатировал
Чистяков, открывая ей дверь. - Вы выяснили, что это за фокусы?
- И да, и нет, - вздохнула Настя. - Если дашь поесть, расскажу.
Но рассказывать она начала, не дожидаясь ужина. Ей необходим был трезвый
взгляд на ситуацию, взгляд, не замутненный внезапным испугом и последовавшей
за ним яростью и ненавистью к сопляку, захотевшему за три минуты заработать
сто долларов.
Сопляк с литературным именем Ваня Жуков поведал историю, в которую
верилось с трудом, но никаких других правдоподобных объяснений в голову не
приходило. Он гулял по Новому Арбату, а проще говоря - шлялся от нечего
делать, убивал время. Суббота, в школе занятий нет, а уроки можно и завтра
сделать. Как ни странно, уроки Ваня Жуков старался делать исправно и в школе
числился отнюдь не отстающим, так, во всяким случае, утверждали его
родители. Так вот, гулял он, гулял, мороженое съел, потом позволил себе
бутылочку пивка с гамбургером на свежем воздухе под октябрьским холодным
солнышком, а тут к нему тетка подходит неопределенного вида и возраста. И
предлагает заработать сто баксов за нечего делать. Во-о-он там толпа,
видишь? Это телевидение. Нужно взять вот эту вот картоночку, протиснуться в
толпу поближе к камерам и поднять ее над головой, чтобы всем по телевизору
было видно. Больше ничего не требуется.
Представляете, что такое для пятнадцатилетнего пацаненка сто долларов? По
нынешнему курсу это месячная Настина зарплата. Полторы тысячи, ежели в
рублях считать. Она, подполковник милиции с высшим образованием и стажем
работы шестнадцать лет, старший опер, столько получает за месяц службы,
связанной, между прочим, с риском для жизни. А тут за пять минут - и
никакого риска. Конечно, Ваня согласился, а вы найдите в Москве, да и во
всей России, мальчишку, который не согласится. Слова страшные на картонке
написаны? Так это ж только слова, это ж не взрывчатку на вокзале
подкладывать. Мало ли кто кому что скажет или напишет. А сто долларов - вот
они, в теткиных пальцах, на ветру шевелятся, их можно потрогать, их можно
сделать своими и положить в свой собственный карман.
- А почему ты сказала, что тетка была неопределенного вида и возраста? -
спросил внимательно слушавший ее Алексей.
Потому, что Ванятка наш маленький еще, чтобы правильно определять
возраст, женщины. Судя по тому, как он описывал ее одежду, дама не из
благополучных, грязненькая и рваненькая. С зубами, опять же, не все в
порядке, многие отсутствуют. А коль так, то она скорее всего бродяжка или
пьянчужка. Такая и в двадцать восемь может выглядеть на пятьдесят, -
объяснила Настя.
- Откуда же у нее сто долларов? - изумился Леша.
- От верблюда. Либо Ванька, паразит, все наврал, либо это не ее деньги,
она только передаточное звено. За этим плакатиком стоит кто-то третий. И вот
это меня больше всего пугает. Лучше бы оказалось, что Жуков врет. Понимаешь,
Леша, у него в кармане действительно лежало сто долларов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9