- Игорь вернулся с переговоров, увидел свой стол и побелел, - расска-
зывала Ира, разливая кофе по маленьким изящным чашечкам. - Тебе сколько
сахару?
- Два кусочка. А почему Шульгин так отреагировал?
- Да у него в столе какого только барахла не было. Презервативы, пор-
нография, немытые рюмки, документы, которые должны быть подшиты в папки,
а не валяться Бог знает где. И вот представь, он приходит и видит, что
все это аккуратненькими стопочками сложено у него на столе. Презервативы
отдельной кучкой, порножурналы - отдельно, а сверху на них - открытки
примерно такого же содержания. Рюмки отмыты до зеркального блеска и вы-
несены на кухню. Документы - отдельно, в папку сложены. Впечатление та-
кое, что человек подглядывал в замочную скважину, как ты, к примеру, за-
нимаешься любовью, а потом с невинными глазами начинает тебе советовать,
как правильно держать ноги при этом. Ты понимаешь, Настя, ему и в голову
не приходило, что то, что он делал, неприлично. Неприлично рыться в чу-
жих вещах. Неприлично навязывать свой стиль жизни людям, которые много
лет проработали вместе и выработали свои внутренние правила сосущество-
вания. Неприлично целый день носиться по офису, не закрывая рта, и ме-
шать всем работать. На него невозможно было сердиться, потому что он
выглядел при этом очень искренним. Но и терпеть это сил не было. У меня
в столе, например, не было ни одной бумажки, ни одной вещи, за которую я
могла бы краснеть, даю тебе честное слово, но все равно мне прямо дурно
сделалось, когда я увидела, как он с ним обошелся. Так что можешь себе
представить, что почувствовал Шульгин, увидев свое хозяйство, выставлен-
ное на всеобщее обозрение.
- А Светлана? У нее он тоже навел порядок?
- Еще какой! Сначала все в столе разобрал, а потом в шкафу, где сло-
жены протокольные флаги.
- Короче говоря, он вас всех достал, - резюмировала Настя, допивая
свой кофе и ставя чашку на красивое маленькое блюдце.
- Что ты хочешь сказать? Что его убил кто-то из нас?
Настя молча полезла в сумку за сигаретами и долго рылась в ней в по-
исках зажигалки.
- Послушай, - Ирина встала и отошла к противоположной стене, словно
боялась в этот момент находиться рядом с бывшей сокурсницей. - Я, конеч-
но, ни одного дня по специальности не работала, но кое-что из универси-
тетского курса помню. Ты подозреваешь меня в первую очередь, потому что
я пришла необычно рано и обнаружила его, и при этом не было никаких сви-
детелей. Так? Ты думаешь, что он нашел у меня в столе что-то такое, что
сделало его обладателем тайны, которую мне ни в коем случае нельзя было
разглашать. Да? Ну скажи, Анастасия, я права?
Настя молчала. Да, Ирочка Королева была очень способной студенткой, и
несмотря на то, что в течение двенадцати с половиной лет, прошедших пос-
ле окончания юридического факультета, она не работала в правоохрани-
тельной системе ни одного дня, хватка у нее осталась. По крайней мере,
она не превратилась в курицу, что очень часто случается с женщинами, ко-
торые забрасывают свою основную специальность ради семьи и детей.
- Почему ты молчишь? - продолжала Ирина, и голос ее звучал все более
жестко. - Ты меня подозреваешь или нет?
- Да, - вздохнула Настя, глубоко затягиваясь и резко выдыхая сигарет-
ный дым. - Я вынуждена подозревать и тебя, и Шульгина, и Науменко, и еще
три тысячи сотрудников Совинцентра и столько же тысяч гостей, проживаю-
щих в гостинице. А также десятки тысяч людей, работающих в системе Ми-
нистерства среднего машиностроения.
- Не увиливай, - зло сказала Королева. - Меня не интересуют все. Меня
интересует твое отношение лично ко мне. Мы с тобой учились в одной груп-
пе, мы вместе готовились к экзаменам и вместе ходили отмечать свои пя-
терки в "Космос" или в "Огни Москвы". Ты что, забыла это?
- Нет, я помню.
Настя стряхнула длинный столбик пепла в блюдечко, сняв с него предва-
рительно чашку с осевшими на дне остатками кофейной гущи. Разговор ста-
новился тягостным и неприятным, но избежать его было нельзя, она понима-
ла это еще тогда, когда принимала решение ехать в Совинцентр, чтобы са-
мой побеседовать с сотрудниками протокольного отдела.
Она смотрела на Ирину и удивлялась сама себе. Оказывается, она совсем
не помнила эту женщину. Или, может быть, она просто плохо ее знала? Во
всяком случае, сейчас перед ней сидел совсем не тот человек, которого
она ожидала увидеть, опираясь на воспоминания двенадцатилетней давности.
Ирина поступила на юрфак, будучи на седьмом месяце беременности. До пос-
леднего дня ходила на занятия, в роддом ее увезли прямо из лекционного
зала. Академический отпуск не брала, зимнюю сессию сдавала вместе со
всеми и, к всеобщему удивлению, получила только отличные отметки. Причем
очевидцы, присутствовавшие в аудитории, когда Ирина отвечала свой билет,
клялись, что отвечала она действительно блестяще и пятерки ей ставили
заслуженно, а не из сочувствия к кормящей матери. Все пять лет Ирине Ко-
ролевой удавалось сочетать отличную учебу с воспитанием ребенка, хотя
никто не знал, как ей это удается и чего ей это стоит. Говорили, что у
нее какой-то необыкновенный муж, который зарабатывает столько, что может
платить кухарке, домработнице и няньке, освобождая любимую супругу от
забот по хозяйству и давая ей возможность овладевать юридическими знани-
ями. Другие говорили, что все это так, только платит за все не муж, а
высокопоставленный отец. Третьи утверждали, что все намного проще: Ира
подбросила ребенка своей матери, как делают многие рано рожающие девицы,
и посвятила себя учебе, а что касается стирки, уборки, готовки и ухода
за мужем, что также требует времени и сил, то никакого мужа у нее вовсе
и нет. Как было на самом деле, Настя не знала, потому что ее это не осо-
бенно интересовало. Она никогда не спрашивала Ирину ни о муже, ни о сы-
не, они говорили в основном об изучаемых дисциплинах, об однокурсниках и
преподавателях, о книгах и фильмах. Между ними не было настоящей дружбы,
они не были близки, но всегда радовались обществу друг друга.
И вот сейчас Настя смотрела на Ирину Королеву и понимала, что совсем
не знает ее. Что должно было произойти с ней, чтобы после пяти лет ка-
торжного труда, когда приходилось разрываться между учебой и семьей,
пустить все коту под хвост и не заниматься юриспруденцией? Ради чего бы-
ли все эти жертвы? Или не было никаких жертв? Но как же их могло не
быть, если, судя по официальным документам, Ирина замужем с 1975 года, а
в 1977 году у нее родился сын. И если верить тем, же самым документам, и
муж, и родители у нее были самыми обыкновенными, ни о каких сверхдоходах
и речи идти не могло, поэтому и не было ни кухарок, ни нянек, ни горнич-
ных. Тогда выходило, что Ирина должна была обладать не только блестящими
способностями, но и усидчивостью, работоспособностью, целеустремлен-
ностью. Что же случилось потом? Почему спустя двенадцать с половиной лет
она занимает высокооплачиваемую, но до оскомины скучную должность кон-
сультанта в протокольном отделе, для которой не нужно не только юриди-
ческое, но и вообще высшее образование.
- Видишь ли, Ира, я - профессионал, и я не имею права смешивать рабо-
ту со своими эмоциями. Если бы на твоем месте была Науменко, я бы подоз-
ревала в первую очередь ее. Тот факт, что мы с тобой знакомы, никакой
роли не играет. Мне неприятно тебе это говорить, но я, видимо, должна
это сделать, чтобы между нами не возникло недоразумений. Подозрения в
твой адрес достаточно сильны, но они не менее сильны и в адрес Светланы,
и в адрес Шульгина, а завтра появится еще сотня человек, которых найдет-
ся за что подозревать. Идет нормальная работа, которая называется про-
веркой версий. И ты не должна видеть в этом ничего оскорбительного для
себя. Другое дело, что тебе кажется, будто я, хорошо зная тебя еще с
университетских времен, должна быть уверена в твоей невиновности, и ты
обижаешься, что на основании одного лишь факта нашей совместной учебы я
не вычеркиваю тебя из списка подозреваемых. Мне жаль, что тебя это оби-
жает. Но нам с тобой придется с этим примириться. Ситуация такова, како-
ва она есть, и изменить ее я не могу.
- Можешь, но не хочешь, - уточнила Ирина, по-прежнему стоя у стены и
не подходя к столу.
- Не считаю нужным. Я, Ирочка, давно уже не живу сегодняшним днем.
Уверяю тебя, мне было бы намного проще кинуться к тебе в объятия и ска-
зать, что я знаю тебя сто лет и абсолютно убеждена в твоей невиновности.
Я была бы хорошей в твоих глазах, и мы бы сейчас не стояли, как неприми-
римые враги перед дуэлью, а сидели бы рядышком, держались за руки и
взахлеб обсуждали бы, кто же это убил нашего Юрия Ефимовича. И если,
упаси Бог, мне в голову стали бы закрадываться подозрения насчет тебя, у
меня были бы связаны руки. Я не смогла бы задать тебе ни одного вопроса,
потому что постоянно наталкивалась бы на твой недоуменный и обиженный
взгляд: "Ты что, меня подозреваешь? Ты мне не веришь?" И как бы я сказа-
ла тебе, что не верю, что подозреваю? Мне что же, служебной карьерой
жертвовать, только чтобы не испортить отношения с тобой? Сегодня мне бы-
ло бы лучше и проще, а завтра я бы волосы на себе рвала. Поэтому я и не
хочу менять ситуацию. Пусть она останется такой, как есть на сегодняшний
день. Да, мне сегодня тяжело с тобой разговаривать, ты настроена враж-
дебно, ты обижаешься на меня, но я это как-нибудь переживу. Зато потом,
если я буду на двести процентов уверена в твоей невиновности, я буду
точно знать, что этому есть объективные причины, а не мое слепое доверие
к человеку, которого я когда-то, я подчеркиваю, когда-то давно знала.
В кухне повисло недоброе молчание. Настя закурила еще одну сигарету,
сделала несколько затяжек.
- Мы можем изменить ситуацию только в одну сторону. Если тебе непри-
ятно общаться со мной, я сейчас уйду, и ты меня больше не увидишь. С то-
бой будет работать другой сотрудник. Но для тебя это в принципе мало что
изменит, потому что подозревать тебя я все равно буду. Так как, Ира? Бу-
дем работать или будем эмоции жевать?
Ирина медленно отошла от стены и села на табуретку возле стола.
- Я сделаю еще кофе, - сказала она, не глядя на Настю, и стала засы-
пать в стоящую на столе кофеварку смолотый кофе. - Ты можешь задавать
свои вопросы.
- Может, улыбнешься для приличия? - пошутила Настя, стараясь сгладить
возникшую неловкость.
- Нет уж. Отвечать буду добросовестно, это я тебе обещаю, а с улыбка-
ми не получится.
- Обиделась?
- А как ты думаешь? - Ирина подняла голову и вызывающе посмотрела на
Настю. - А ты бы не обиделась на моем месте?
- Наверное, обиделась бы, - призналась Настя. - Ладно, так и останем-
ся. Я - со своими подозрениями, ты - со своей обидой. Нам нужно будет
научиться жить с этим. Тогда начнем. Почему Тарасов пришел в тот день на
работу так рано?
- Не знаю.
- Он ничего не говорил в пятницу о том, что в понедельник с утра у
него назначена какая-то встреча?
- Нет, не говорил.
- Может быть, он должен был ждать чьего-то звонка в понедельник ут-
ром?
- Мне об этом не известно.
- С кем из работников Совинцентра Тарасов общался в те четыре дня,
что он проработал в вашем отделе?
- Мне трудно сказать. Сюда к нему никто не заходил, а с кем он общал-
ся, когда выходил из офиса, я не знаю.
- А он часто выходил из офиса?
- Довольно часто...
Светлана Науменко держалась далеко не так хладнокровно, как Ирина Ко-
ролева. Она сильно нервничала, то и дело начиная плакать, пила сердечные
капли и сморкалась.
Настя задавала ей те же вопросы, что и Ирине: с кем общался Юрий Ефи-
мович Тарасов, что рассказывал о себе и о своих знакомых, кому звонил,
почему в тот роковой для него день пришел на работу раньше обычного.
- Может быть, он хотел стены помыть, - предположила Светлана.
- Что он хотел?! - Настя решила, что ослышалась.
- Ну, понимаете, Юрий Ефимович считал, что стены у нас грязные и их
нужно помыть. Уборщица этого не делает, но она и не обязана. Игорь Сер-
геевич категорически запретил ему заниматься уборкой в рабочее время,
сюда же люди ходят, а Юрий Ефимович считал, что стены надо помыть обяза-
тельно. Вот, может быть...
Науменко всхлипнула и снова потянулась за носовым платком.
- А что, Игорь Сергеевич очень сердился на Тарасова за попытки уб-
раться в помещении отдела?
- Очень. Вы даже не представляете, как он сердился. Правда, вслух он
ничего не говорил, Юрию Ефимовичу не выговаривал, но все равно было за-
метно. Знаете, Шульгин - он такой добродушный, даже немножко легкомыс-
ленный, выпить любит, пошутить, посмеяться. А после того, как Юрий Ефи-
мович у него в столе прибрался, Игоря как подменили. Злой ходит, с нами
не разговаривает, даже вроде с лица сбледнул.
- Не знаете почему? Не догадываетесь?
- Кому ж приятно, когда у тебя из стола столько гадости вытаскивают и
на всеобщее обозрение выставляют.
- А Шульгин не пытался объясниться с Тарасовым, сказать ему, что за-
лезать в чужой стол, а тем более в отсутствие хозяина, неприлично?
- Не знаю, - Светлана шмыгнула носом. - Я не слышала ничего такого.
- А вы, Светлана? Он же в вашем столе тоже порядок наводил. Вы не
сделали ему замечание?
- Нет. Он же начальник все-таки.
- Ну и что? Раз начальник, значит, хамить можно?
- Я не знаю...
Науменко разрыдалась.
- Он... Он говорил, что сокращение скоро... На тридцать процентов...
Всех...
"Все понятно, - подумала Настя. - Стоя на пороге тридцатипроцентного
сокращения, она, конечно же, не рискнула делать замечание новому на-
чальнику. Логика примитивная, но железная. Если собираются сокращать
третью часть рабочих мест, и в это же самое время на вакантное место за-
местителя начальника отдела назначают нового сотрудника, вместо того
чтобы сократить эту совершенно никчемную должность, то вновь назначен-
ный, очевидно, важная персона или особа приближенная к императору, то
бишь к гендиректору.
1 2 3 4 5 6