https://wodolei.ru/catalog/mebel/navesnye_shkafy/
Ладно бы еще,
если б это случилось в мае, тогда юноша успел бы, может быть, поступить
в другой институт. Но случилось это в марте, и после отчисления его в
весенний призыв заберут в армию. А вдруг в Чечню пошлют? Мать этого не
переживет. Что угодно, только не отчисление. Мера была излишне суровой,
проступок был административным, а не уголовно наказуемым, таким же, по
сути, как безбилетный проезд в транспорте или превышение скорости води-
телем автомашины. Месяца не проходило, чтобы на кого-нибудь из студентов
не присылали подобную бумагу. Однако политика "закручивания гаек" требо-
вала жестких мер, и сын Ларисиной подруги попал под пресс.
Лариса пообещала поговорить с мужем. Томчак отнесся с пониманием к
беде женщины, которую тоже давно знал, и пошел к Стрельникову. Тот, как
обычно, был очень занят, поэтому даже не дослушал своего заместителя по
науке до конца.
- Хорошо, - кивнул он, набирая очередной номер телефона и готовясь к
следующему разговору, - я дам указание, чтобы приказ переделали. Ограни-
чимся строгим выговором.
Томчак вернулся в свой кабинет и тут же позвонил жене.
- Передай Галочке, что все в порядке. Парня не отчислят. Выговор, ко-
нечно, влепят, но это ерунда. Главное, в армию не загремит.
Тем же вечером счастливая мать явилась домой к Томчакам с шампанским
и огромной коробкой конфет и долго благодарила Славу, глотая слезы и
преданно глядя ему в глаза.
А на следующий день Томчаку принесли на визирование приказ об отчис-
лении студента. У него в глазах потемнело.
- Оставьте мне приказ, - сказал он кадровику, с трудом сдерживаясь,
что не заорать на него, - и принесите все материалы. Я должен быть уве-
рен в том, что подписываю.
Он был уверен, что в отделе кадров, как всегда, все перепутали и при-
несли на визирование старый вариант приказа, подготовленный еще вчера
утром, до его разговора со Стрельниковым. Через десять минут у него на
столе лежали материалы - копия протокола об административном правонару-
шении и официальное сообщение из милиции, на котором сверху стояла виза
Стрельникова: "В приказ об отчислении". И дата. Не вчерашняя, а сегод-
няшняя.
Томчак рванулся в кабинет к ректору.
- Володя, ты что, забыл о нашем вчерашнем разговоре? Ты же мне обещал
не отчислять мальчишку. Дай указание кадровикам переделать приказ.
- Он будет отчислен, - жестко сказал Стрельников. - Иначе мы никогда
не наведем порядок в этом болоте. Ты же мой зам, ты должен это понимать
так же отчетливо, как и я. Студенты распустились вконец, они пропускают
занятия, некоторые вообще являются только на сессию, и управы на них ни-
какой нет. Учатся кое-как, спустя рукава, стало быть, и знания выносят
отсюда слабые. Институт потерял лицо, наши выпускники давно уже переста-
ли считаться хорошими специалистами. Престиж вуза упал ниже некуда. А мы
с тобой, Славка, должны этот престиж поднять на прежнюю высоту, и даже
еще выше. Это наш с тобой институт, это наше с тобой лицо.
- Но я пообещал его матери, что все будет в порядке.
- Извинись перед ней и вали все на меня. Скажи, мол, это Стрельников
такая сволочь, а ты сделал все, что мог. Давай лучше обсудим вот что...
Его ни капли не интересовала судьба несправедливо наказанного студен-
та, сейчас его мысли были поглощены тем, чтобы провести на базе институ-
та межвузовскую конференцию, посвященную обмену опытом использования
внебюджетных средств.
Идти домой в тот день Томчаку не хотелось. Он живо представлял себе,
что скажет Лариса, и понимал, что она будет права. Но действительность
превзошла все ожидания, даже самые худшие. С женой просто сделалась ис-
терика. Она кричала почти час, вытирая слезы и то и дело принимаясь ка-
пать себе валокордин. В целом это были вариации на тему двух основных
тезисов: как мы теперь будем смотреть в глаза несчастной матери и почему
ты позволяешь Стрельникову так с собой обращаться, почему его просьбы
для тебя закон, а твои просьбы ничего для него не значат, ты же человек,
личность, ты его друг, а не дерьмо собачье.
Конфликты более мелкие случались довольно часто, благо поводы для них
Владимир Алексеевич Стрельников давал постоянно. И Лариса Томчак, и Анна
Леонтьева ненавидели его с каждым днем все сильнее, хотя так и не смогли
понять, почему их мужья все это терпят и все прощают.
За три недели, проведенные Любой Сергиенко в доме у Томчаков, в ее
уши были выплеснуты все годами накопившиеся обиды на ее бывшего любовни-
ка. Она слушала, холодея он ужаса. Неужели этот деспот, этот бесцеремон-
ный хам - тот Володя Стрельников, которого она обожала и за которого хо-
тела выйти замуж? С ней он был чудесным, веселым, заботливым, делал ши-
рокие жесты, дарил подарки и Возил в интересные места, постоянно препод-
носил неожиданные сюрпризы. Она хорошо помнила ту поездку в аэропорт,
когда Володя шикарным жестом дал ей служебную машину. И поездка-то была
совсем необязательная, она никого не встречала, наоборот, ее подруга
улетала в США, уезжала на три года работать по контракту. Накануне, как
водится, друзья и родственники собрались у нее, чтобы коллективно выпить
и попрощаться, но ведь не на всю жизнь, она же не на постоянное жи-
тельство уезжает, да и в отпуск будет приезжать. О том, чтобы ехать на
следующее утро в Шереметьево провожать ее, и речи не было, Люба была
уверена, что провожать будет только муж. Однако за разговорами выясни-
лось, что приезд близких друзей в аэропорт в таких случаях считается хо-
рошим тоном. Вроде так положено в приличном обществе. Люба, конечно же,
считала себя принадлежащей к Приличному обществу и решила, что тоже
должна обязательно явиться завтра в Шереметьево. Вот и явилась. Разве
она знала, какой ценой досталась Леонтьевым эта ее поездка на Служебной
машине?
Долгие месяцы, проведенные в Турции, Люба Сергиенко мечтала о том,
как вернется в Москву, к Стрельникову, как будет любить его, как станет
его женой. Ее поддерживала и согревала мысль о том, что после всех муче-
ний она вернется царство любви. Но оказалось, что вернулась она в
царство ненависти. Лютой, жгучей, от которой судорогой сводит пальцы рук
и перехватывает горло, слепой яростной ненависти.
Тяжелые сумки оттягивали руки, но Татьяна не злилась, напротив, ее
даже радовала эта тяжесть. Обычно хозяйством занималась ее родственница,
живущая вместе с ней сестра ее первого мужа, освобождая Татьяне время
для основной работы и для хобби. Хобби у нее было занятным: Татьяна Об-
разцова, старший следователь Санкт-Петербургского УВД, в свободное от
работы время писала детективы под псевдонимом Татьяна Томилина. И хотя
занималась она этим уже несколько лет, все равно никак не могла привык-
нуть к тому, что газеты называют ее "русской Агатой Кристи", книги на
прилавках не залеживаются, а сама она входит в пятерку лучших детекти-
вистов страны. Ей казалось, что все это к ней не относится, а если и от-
носится, то все равно это не более чем милая шутка. Она была хорошим
следователем и искренне считала свою работу главным в собственной жизни.
Татьяна несколько дней назад вернулась из отпуска, который проводила
на юге со своим третьим мужем и его девятилетней дочкой Лилей. Муж жил в
Москве, и оставшиеся до окончания отпуска две недели Татьяна решила про-
вести вместе с ним в столице, варя ему борщи и жаря котлеты. Занятие это
ей нравилось, тем более что Владислав, которого Татьяна называла Димой,
был благодарным потребителем ее кулинарных шедевров, ел с завидным аппе-
титом и не уставал нахваливать приготовленные блюда. Конечно, в Питере
она этим ни за что не станет заниматься, потому что, во-первых, некогда,
а во-вторых, у нее есть замечательная родственница Ирочка Милованова,
добровольно взявшая на себя все заботы по домашнему хозяйству во имя
процветания отечественной детективной литературы. Но здесь, в Москве,
ухаживать за мужем и стоять у плиты было приятно, тем паче голова ничем
особенным не занята, и можно, разделывая мясо и нарезая овощи для сала-
та, обдумывать сюжетные повороты новой повести.
В это время дня народу на Калужско-Рижской линии метро было немного,
и в вагоне Татьяне удалось сесть в уголке, пристроив на полу объемистые
сумки с покупками. Рядом с ней села молодая женщина, которая сразу же
уткнулась в книжку. Татьяна привычно скосила глаза на раскрытые страницы
- ей всегда было интересно, какие книги люди читают в транспорте - и
улыбнулась. Сидящая рядом пассажирка читала ее последнюю книгу, "Повер-
нись и уйди". Такое иногда случалось, в городском транспорте Татьяне по-
падались люди, читающие ее книги, и каждый раз это почему-то невероятно
волновало ее. Она начинала всматриваться в лица этих людей, стараясь
угадать, сколько им лет, какой у них характер, - чем они занимаются,
нравится ли им то, что они читают, и вообще, почему они покупают ее кни-
ги. Татьяна даже заговаривала с продавцами книг, выясняя, кто по большей
части покупает ее повести и романы. В целом категория ее читателей была
примерно такой: все женщины, а мужчины - после сорока. Приверженцы клас-
сического психологического детектива с интеллектуальной загадкой и без
чернухи. Люди, чей вкус сформировался под влиянием Агаты Кристи, Жоржа
Сименона и братьев Вайнеров. Однажды Татьяне позвонил очень известный
писатель, один из мэтров отечественного детектива, чтобы выразить ей
свое восхищение. Представившись, он осторожно добавил:
- ...если это имя вам что-нибудь говорит.
- Господи! - изумленно воскликнула она. - Да я же выросла на ваших
книгах!
- Что ж, вы хорошо росли и выросли в хорошего писателя, - с улыбкой
ответил ей классик.
Комплимент был для нее особенно ценен, потому что именно на этого пи-
сателя она равнялась, считая его книги эталоном жанра.
Татьяна исподтишка разглядывала сидящую справа женщину. Молодая,
очень красивая, кожа покрыта ровным светло-кофейным загаром. Самой
Татьяне никогда не удавалось так загореть, кожа у нее была молочно-белой
и моментально сгорала, так что на юге приходилось большей частью сидеть
в тени, выползая под солнечные лучи только рано утром и ближе к закату.
На читательнице был шелковый светло-зеленый костюм, красиво сочетавшийся
с загорелой кожей и многочисленными золотыми украшениями. Длинные ногти,
покрытые ярким лаком, выглядели несколько вульгарно, но в целом красави-
ца была очень эффектна. "Интересно, - подумала Татьяна, - что может
привлекать такую девицу в моих книжках?"
Девушка читала увлеченно, а Татьяна заглядывала в текст, пытаясь
представить, какое впечатление производит на нее тот или иной абзац. Ну
надо же, читает ее книгу и даже не подозревает, что автор сидит рядом с
ней, даже их локти соприкасаются. Такие мгновения всегда будоражили
Татьяну Образцову.
Наконец читательница собралась выходить. Она закрыла книгу и еще не-
которое время сидела, держа ее на коленях и задумчиво глядя куда-то в
пространство. Теперь прямо на Татьяну смотрела ее собственная фотогра-
фия, помещенная на обложке. Фотография была удачной и даже нравилась са-
мой Татьяне, хотя вообще такое случалось крайне редко. Несмотря на прив-
лекательную внешность, она была на удивление нефотогенична и на снимках
обычно получалась плохо. Милое округлое лицо выглядело оплывшим и опух-
шим, словно с перепоя, а глаза почему-то делались маленькими, поро-
сячьими. Что поделать, камера любит не всех. "Любопытно, что будет, если
девушка сейчас повернет голову и увидит меня? А потом бросит взгляд на
обложку. Может получиться ужасно смешно".
Но девушка к Татьяне не повернулась. Она спокойно убрала книгу в су-
мочку и, когда поезд остановился у платформы, вышла из вагона. Сначала
она показалась Татьяне высокой, но потом стало понятно, что у нее просто
очень высокие каблуки.
Проводив ее глазами, Татьяна снова вернулась мыслями к своей новой
повести. Примерно первая треть была уже придумана и выстроена по эпизо-
дам, но это всегда было самой легкой частью работы. Начало писать нет-
рудно, придумывай в полное свое удовольствие, а вот после двух третей
начинается самая морока. Все должно быть увязано, ни одна сюжетная линия
не должна обрываться без каких-либо объяснений, судьба каждого персонажа
должна быть так или иначе обозначена. И конечно же, в последней трети
текста предстояло решать самый главный вопрос: хороший будет конец или
плохой? Всех преступников разоблачат и накажут или не всех? Или вообще
ни одного, а милиция останется с носом? Может, для трагизма убить ко-
го-нибудь из "хороших", например, при задержании? А для равновесия и об-
щей справедливости можно и кого-нибудь из "плохих" уложить рядышком. Но
если сделать так, то не будет ли перебора по части трупов? Все-таки оби-
лие убитых - признак дурного вкуса, но и когда их мало, тоже не годится.
Очень трудно найти и точно соблюсти ту грань, которая разделяет психоло-
гический триллер и боевик. Так чем же закончить книгу? Какой нарисовать
конец? Татьяна никогда не знала этого с самого начала. Большой опыт
следственной работы говорил о том, что абсолютной победы почти никогда
не бывает. Но есть ведь и законы жанра... Одним словом, вопрос о концов-
ке произведения был для нее самым мучительным.
Погруженная в размышления, она не заметила, как добралась до квартиры
в Черемушках. Мужа, естественно, дома еще не было, он явится не раньше
восьми. Не успела Татьяна снять куртку и туфли, как зазвонил телефон.
- Татьяна Григорьевна? - раздался в трубке ледяной голос, принадлежа-
щий первой жене Владислава Стасова Маргарите.
- Да, - вздохнула Таня, - я вас слушаю, Маргарита Владамировна.
- Я договаривалась со Стасовым, что он сегодня возьмет Лилю дней на
пять, мне нужно ехать на кинофестиваль в Прагу.
1 2 3 4 5 6 7
если б это случилось в мае, тогда юноша успел бы, может быть, поступить
в другой институт. Но случилось это в марте, и после отчисления его в
весенний призыв заберут в армию. А вдруг в Чечню пошлют? Мать этого не
переживет. Что угодно, только не отчисление. Мера была излишне суровой,
проступок был административным, а не уголовно наказуемым, таким же, по
сути, как безбилетный проезд в транспорте или превышение скорости води-
телем автомашины. Месяца не проходило, чтобы на кого-нибудь из студентов
не присылали подобную бумагу. Однако политика "закручивания гаек" требо-
вала жестких мер, и сын Ларисиной подруги попал под пресс.
Лариса пообещала поговорить с мужем. Томчак отнесся с пониманием к
беде женщины, которую тоже давно знал, и пошел к Стрельникову. Тот, как
обычно, был очень занят, поэтому даже не дослушал своего заместителя по
науке до конца.
- Хорошо, - кивнул он, набирая очередной номер телефона и готовясь к
следующему разговору, - я дам указание, чтобы приказ переделали. Ограни-
чимся строгим выговором.
Томчак вернулся в свой кабинет и тут же позвонил жене.
- Передай Галочке, что все в порядке. Парня не отчислят. Выговор, ко-
нечно, влепят, но это ерунда. Главное, в армию не загремит.
Тем же вечером счастливая мать явилась домой к Томчакам с шампанским
и огромной коробкой конфет и долго благодарила Славу, глотая слезы и
преданно глядя ему в глаза.
А на следующий день Томчаку принесли на визирование приказ об отчис-
лении студента. У него в глазах потемнело.
- Оставьте мне приказ, - сказал он кадровику, с трудом сдерживаясь,
что не заорать на него, - и принесите все материалы. Я должен быть уве-
рен в том, что подписываю.
Он был уверен, что в отделе кадров, как всегда, все перепутали и при-
несли на визирование старый вариант приказа, подготовленный еще вчера
утром, до его разговора со Стрельниковым. Через десять минут у него на
столе лежали материалы - копия протокола об административном правонару-
шении и официальное сообщение из милиции, на котором сверху стояла виза
Стрельникова: "В приказ об отчислении". И дата. Не вчерашняя, а сегод-
няшняя.
Томчак рванулся в кабинет к ректору.
- Володя, ты что, забыл о нашем вчерашнем разговоре? Ты же мне обещал
не отчислять мальчишку. Дай указание кадровикам переделать приказ.
- Он будет отчислен, - жестко сказал Стрельников. - Иначе мы никогда
не наведем порядок в этом болоте. Ты же мой зам, ты должен это понимать
так же отчетливо, как и я. Студенты распустились вконец, они пропускают
занятия, некоторые вообще являются только на сессию, и управы на них ни-
какой нет. Учатся кое-как, спустя рукава, стало быть, и знания выносят
отсюда слабые. Институт потерял лицо, наши выпускники давно уже переста-
ли считаться хорошими специалистами. Престиж вуза упал ниже некуда. А мы
с тобой, Славка, должны этот престиж поднять на прежнюю высоту, и даже
еще выше. Это наш с тобой институт, это наше с тобой лицо.
- Но я пообещал его матери, что все будет в порядке.
- Извинись перед ней и вали все на меня. Скажи, мол, это Стрельников
такая сволочь, а ты сделал все, что мог. Давай лучше обсудим вот что...
Его ни капли не интересовала судьба несправедливо наказанного студен-
та, сейчас его мысли были поглощены тем, чтобы провести на базе институ-
та межвузовскую конференцию, посвященную обмену опытом использования
внебюджетных средств.
Идти домой в тот день Томчаку не хотелось. Он живо представлял себе,
что скажет Лариса, и понимал, что она будет права. Но действительность
превзошла все ожидания, даже самые худшие. С женой просто сделалась ис-
терика. Она кричала почти час, вытирая слезы и то и дело принимаясь ка-
пать себе валокордин. В целом это были вариации на тему двух основных
тезисов: как мы теперь будем смотреть в глаза несчастной матери и почему
ты позволяешь Стрельникову так с собой обращаться, почему его просьбы
для тебя закон, а твои просьбы ничего для него не значат, ты же человек,
личность, ты его друг, а не дерьмо собачье.
Конфликты более мелкие случались довольно часто, благо поводы для них
Владимир Алексеевич Стрельников давал постоянно. И Лариса Томчак, и Анна
Леонтьева ненавидели его с каждым днем все сильнее, хотя так и не смогли
понять, почему их мужья все это терпят и все прощают.
За три недели, проведенные Любой Сергиенко в доме у Томчаков, в ее
уши были выплеснуты все годами накопившиеся обиды на ее бывшего любовни-
ка. Она слушала, холодея он ужаса. Неужели этот деспот, этот бесцеремон-
ный хам - тот Володя Стрельников, которого она обожала и за которого хо-
тела выйти замуж? С ней он был чудесным, веселым, заботливым, делал ши-
рокие жесты, дарил подарки и Возил в интересные места, постоянно препод-
носил неожиданные сюрпризы. Она хорошо помнила ту поездку в аэропорт,
когда Володя шикарным жестом дал ей служебную машину. И поездка-то была
совсем необязательная, она никого не встречала, наоборот, ее подруга
улетала в США, уезжала на три года работать по контракту. Накануне, как
водится, друзья и родственники собрались у нее, чтобы коллективно выпить
и попрощаться, но ведь не на всю жизнь, она же не на постоянное жи-
тельство уезжает, да и в отпуск будет приезжать. О том, чтобы ехать на
следующее утро в Шереметьево провожать ее, и речи не было, Люба была
уверена, что провожать будет только муж. Однако за разговорами выясни-
лось, что приезд близких друзей в аэропорт в таких случаях считается хо-
рошим тоном. Вроде так положено в приличном обществе. Люба, конечно же,
считала себя принадлежащей к Приличному обществу и решила, что тоже
должна обязательно явиться завтра в Шереметьево. Вот и явилась. Разве
она знала, какой ценой досталась Леонтьевым эта ее поездка на Служебной
машине?
Долгие месяцы, проведенные в Турции, Люба Сергиенко мечтала о том,
как вернется в Москву, к Стрельникову, как будет любить его, как станет
его женой. Ее поддерживала и согревала мысль о том, что после всех муче-
ний она вернется царство любви. Но оказалось, что вернулась она в
царство ненависти. Лютой, жгучей, от которой судорогой сводит пальцы рук
и перехватывает горло, слепой яростной ненависти.
Тяжелые сумки оттягивали руки, но Татьяна не злилась, напротив, ее
даже радовала эта тяжесть. Обычно хозяйством занималась ее родственница,
живущая вместе с ней сестра ее первого мужа, освобождая Татьяне время
для основной работы и для хобби. Хобби у нее было занятным: Татьяна Об-
разцова, старший следователь Санкт-Петербургского УВД, в свободное от
работы время писала детективы под псевдонимом Татьяна Томилина. И хотя
занималась она этим уже несколько лет, все равно никак не могла привык-
нуть к тому, что газеты называют ее "русской Агатой Кристи", книги на
прилавках не залеживаются, а сама она входит в пятерку лучших детекти-
вистов страны. Ей казалось, что все это к ней не относится, а если и от-
носится, то все равно это не более чем милая шутка. Она была хорошим
следователем и искренне считала свою работу главным в собственной жизни.
Татьяна несколько дней назад вернулась из отпуска, который проводила
на юге со своим третьим мужем и его девятилетней дочкой Лилей. Муж жил в
Москве, и оставшиеся до окончания отпуска две недели Татьяна решила про-
вести вместе с ним в столице, варя ему борщи и жаря котлеты. Занятие это
ей нравилось, тем более что Владислав, которого Татьяна называла Димой,
был благодарным потребителем ее кулинарных шедевров, ел с завидным аппе-
титом и не уставал нахваливать приготовленные блюда. Конечно, в Питере
она этим ни за что не станет заниматься, потому что, во-первых, некогда,
а во-вторых, у нее есть замечательная родственница Ирочка Милованова,
добровольно взявшая на себя все заботы по домашнему хозяйству во имя
процветания отечественной детективной литературы. Но здесь, в Москве,
ухаживать за мужем и стоять у плиты было приятно, тем паче голова ничем
особенным не занята, и можно, разделывая мясо и нарезая овощи для сала-
та, обдумывать сюжетные повороты новой повести.
В это время дня народу на Калужско-Рижской линии метро было немного,
и в вагоне Татьяне удалось сесть в уголке, пристроив на полу объемистые
сумки с покупками. Рядом с ней села молодая женщина, которая сразу же
уткнулась в книжку. Татьяна привычно скосила глаза на раскрытые страницы
- ей всегда было интересно, какие книги люди читают в транспорте - и
улыбнулась. Сидящая рядом пассажирка читала ее последнюю книгу, "Повер-
нись и уйди". Такое иногда случалось, в городском транспорте Татьяне по-
падались люди, читающие ее книги, и каждый раз это почему-то невероятно
волновало ее. Она начинала всматриваться в лица этих людей, стараясь
угадать, сколько им лет, какой у них характер, - чем они занимаются,
нравится ли им то, что они читают, и вообще, почему они покупают ее кни-
ги. Татьяна даже заговаривала с продавцами книг, выясняя, кто по большей
части покупает ее повести и романы. В целом категория ее читателей была
примерно такой: все женщины, а мужчины - после сорока. Приверженцы клас-
сического психологического детектива с интеллектуальной загадкой и без
чернухи. Люди, чей вкус сформировался под влиянием Агаты Кристи, Жоржа
Сименона и братьев Вайнеров. Однажды Татьяне позвонил очень известный
писатель, один из мэтров отечественного детектива, чтобы выразить ей
свое восхищение. Представившись, он осторожно добавил:
- ...если это имя вам что-нибудь говорит.
- Господи! - изумленно воскликнула она. - Да я же выросла на ваших
книгах!
- Что ж, вы хорошо росли и выросли в хорошего писателя, - с улыбкой
ответил ей классик.
Комплимент был для нее особенно ценен, потому что именно на этого пи-
сателя она равнялась, считая его книги эталоном жанра.
Татьяна исподтишка разглядывала сидящую справа женщину. Молодая,
очень красивая, кожа покрыта ровным светло-кофейным загаром. Самой
Татьяне никогда не удавалось так загореть, кожа у нее была молочно-белой
и моментально сгорала, так что на юге приходилось большей частью сидеть
в тени, выползая под солнечные лучи только рано утром и ближе к закату.
На читательнице был шелковый светло-зеленый костюм, красиво сочетавшийся
с загорелой кожей и многочисленными золотыми украшениями. Длинные ногти,
покрытые ярким лаком, выглядели несколько вульгарно, но в целом красави-
ца была очень эффектна. "Интересно, - подумала Татьяна, - что может
привлекать такую девицу в моих книжках?"
Девушка читала увлеченно, а Татьяна заглядывала в текст, пытаясь
представить, какое впечатление производит на нее тот или иной абзац. Ну
надо же, читает ее книгу и даже не подозревает, что автор сидит рядом с
ней, даже их локти соприкасаются. Такие мгновения всегда будоражили
Татьяну Образцову.
Наконец читательница собралась выходить. Она закрыла книгу и еще не-
которое время сидела, держа ее на коленях и задумчиво глядя куда-то в
пространство. Теперь прямо на Татьяну смотрела ее собственная фотогра-
фия, помещенная на обложке. Фотография была удачной и даже нравилась са-
мой Татьяне, хотя вообще такое случалось крайне редко. Несмотря на прив-
лекательную внешность, она была на удивление нефотогенична и на снимках
обычно получалась плохо. Милое округлое лицо выглядело оплывшим и опух-
шим, словно с перепоя, а глаза почему-то делались маленькими, поро-
сячьими. Что поделать, камера любит не всех. "Любопытно, что будет, если
девушка сейчас повернет голову и увидит меня? А потом бросит взгляд на
обложку. Может получиться ужасно смешно".
Но девушка к Татьяне не повернулась. Она спокойно убрала книгу в су-
мочку и, когда поезд остановился у платформы, вышла из вагона. Сначала
она показалась Татьяне высокой, но потом стало понятно, что у нее просто
очень высокие каблуки.
Проводив ее глазами, Татьяна снова вернулась мыслями к своей новой
повести. Примерно первая треть была уже придумана и выстроена по эпизо-
дам, но это всегда было самой легкой частью работы. Начало писать нет-
рудно, придумывай в полное свое удовольствие, а вот после двух третей
начинается самая морока. Все должно быть увязано, ни одна сюжетная линия
не должна обрываться без каких-либо объяснений, судьба каждого персонажа
должна быть так или иначе обозначена. И конечно же, в последней трети
текста предстояло решать самый главный вопрос: хороший будет конец или
плохой? Всех преступников разоблачат и накажут или не всех? Или вообще
ни одного, а милиция останется с носом? Может, для трагизма убить ко-
го-нибудь из "хороших", например, при задержании? А для равновесия и об-
щей справедливости можно и кого-нибудь из "плохих" уложить рядышком. Но
если сделать так, то не будет ли перебора по части трупов? Все-таки оби-
лие убитых - признак дурного вкуса, но и когда их мало, тоже не годится.
Очень трудно найти и точно соблюсти ту грань, которая разделяет психоло-
гический триллер и боевик. Так чем же закончить книгу? Какой нарисовать
конец? Татьяна никогда не знала этого с самого начала. Большой опыт
следственной работы говорил о том, что абсолютной победы почти никогда
не бывает. Но есть ведь и законы жанра... Одним словом, вопрос о концов-
ке произведения был для нее самым мучительным.
Погруженная в размышления, она не заметила, как добралась до квартиры
в Черемушках. Мужа, естественно, дома еще не было, он явится не раньше
восьми. Не успела Татьяна снять куртку и туфли, как зазвонил телефон.
- Татьяна Григорьевна? - раздался в трубке ледяной голос, принадлежа-
щий первой жене Владислава Стасова Маргарите.
- Да, - вздохнула Таня, - я вас слушаю, Маргарита Владамировна.
- Я договаривалась со Стасовым, что он сегодня возьмет Лилю дней на
пять, мне нужно ехать на кинофестиваль в Прагу.
1 2 3 4 5 6 7