Один - в
ювелирном, другой - в меховом. Это были веселые бойкие парни, не стес-
нявшиеся своей работы и, казалось, не чувствовавшие себя униженными. Они
объяснили Любе ее первоначальную ошибку: не нужно было соглашаться на
оплату работы помесячно, нужно было требовать, чтобы владелец отеля пла-
тил за каждый день работы. Здесь это принято.
Вообще в Турции оказалось множество казахских студентов. Турция зак-
лючила договор с Казахстаном о взаимном обмене студентами, и казахские
ребята, приехавшие в рамках этого соглашения учиться в Стамбул и Анкару,
летом работали в курортной зоне. Все они прилично говорили по-турецки,
потому что первый год обучения считался подготовительным и был посвящен
полностью изучению языка и литературы. Со знанием языка им было, конеч-
но, намного проще, да и друзьями они здесь обзаводились. Казахские парни
и помогли Любе найти другую работу, не такую унизительную и дававшую
хоть какую-то перспективу рано или поздно уехать. Это была работа менед-
жера в ресторане "Дюпон" в Кемере.
Впрочем, слово "менеджер" оказалось, разумеется, эвфемизмом, прикры-
вающим все ту же работу зазывалой и переводчиком. Ресторан находился на
территории комплекса "Марина", что означало "Приморский", и был располо-
жен между огромным пятизвездным отелем "Тюркиз" и пляжем. Хозяин ресто-
рана, окидывая Любу с ног до головы плотоядным взглядом, поставил свои
условия. За каждого русского посетителя ей будет начисляться доллар.
Кормить ее будут на пятнадцать долларов в день. Плата за жилье - тоже
пятнадцать долларов в сутки. Таким образом, чтобы оправдать свое пребы-
вание в "Дюпоне", она должна обеспечить как минимум тридцать клиентов.
Все, что получится сверх этого, будет накапливаться до тех пор, пока не
хватит на билет до Москвы и на дополнительный визовый взнос. А это без
малого пятьсот долларов. Рабочий день с двенадцати дня до полуночи. Она
должна привлекать посетителей в ресторан, помогать им с меню, объяснять,
что из чего приготовлено, быть милой и любезной и всеми силами стараться
сделать так, чтобы они почувствовали себя в "Дюпоне" уютно и комфортно и
обязательно пришли еще раз и привели с собой друзей. И чтобы заказывали
много.
Доллар с клиента. Даже чашка кофе стоила два доллара. А стакан свеже-
го апельсинового сока - еще дороже. Если питаться на пятнадцать долларов
в сутки, ожирение тебе не грозит. Порция рыбы с гарниром - двенадцать
долларов, мясо, конечно, дешевле, еще два доллара - простой овощной са-
лат из помидоров, огурцов и лука с оливковым маслом.
В ресторан заходили довольные жизнью загорелые курортники в еще не
просохших после купания плавках и купальниках. Такие же москвичи, как и
сама Люба, они казались ей существами с другой планеты. Она бросалась к
ним, приглашая посетить ресторан, предлагая свою помощь в выборе и зака-
зе блюд, но частенько наталкивалась на высокомерный взгляд и произноси-
мое холодно:
- Я говорю по-английски и в вашей помощи не нуждаюсь.
Как правило, это говорили роскошные длинноногие девицы, чем-то неуло-
вимо похожие на Милу. Они не хотели быть русскими в этом курортном раю,
они хотели быть иностранками, отдыхающими в международном отеле и сво-
бодно пользующимися международным английским языком. Как немцы, англича-
не, датчане, итальянцы и австралийцы, которые в сентябре - октябре пона-
ехали в Кемер.
Предложений "поправить материальное положение" кроватно-постельным
способом было много, но Люба не смогла себя переломить, хотя случались
минуты, когда она всерьез пыталась это сделать. Уговаривала себя, убеж-
дала, что это вынужденная мера, а не блядство, но при мысли о том, что
будет делать с ней потный волосатый турок с масляными глазками и кривыми
ногами, к горлу подкатывала тошнота. Ну почему к ней пристают именно та-
кие? Ведь есть же красивые молодые турецкие парни, высокие, стройные, с
мускулистыми ногами и огромными сияющими глазами в обрамлении невероят-
ной длины ресниц. Если бы ее материальное благополучие было поставлено в
зависимость от такого вот красавца, ей легче было бы уговорить себя и
уступить. Всетаки не очень противно, можно перетерпеть.
Но за месяцы, проведенные в Турции, Люба быстро поняла, что для моло-
дых красавцев она интереса не представляет. Молодые красивые турецкие
мальчики специализируются на дамочках средних лет и старше, желательно
состоятельных и с неутоленным сексуальным голодом. Дамочки ищут здесь
плотских утех вдали от скучных мужей и надоевших любовников (если тако-
вые вообще у них имеются) и готовы за это хорошо платить, а юные турец-
кие аполлоны-жиголо готовы пойти им навстречу и неплохо подзаработать.
Такие же, как Люба, светловолосые молодые славянки, представляют интерес
только для мужчин постарше, которые сами уже лишились внешней привлека-
тельности, но зато готовы платить за удовольствие.
Так и тянулись дни. С полудня до полуночи - "Добрый день, загляните в
наш ресторан, в нашем меню всегда свежая рыба, креветки, омары, другие
морепродукты, кебаб... Простите. Всего доброго. Надеюсь, вы все-таки к
нам зайдете..." Голос просительный, жалкий, униженный, и сама она жалкая
и униженная, а мимо проходят сияющие счастьем и здоровьем соотечествен-
ники, и самое большее, на что они способны, это удостоить Любу таким же
взглядом, каким смотрят на бездомную собаку, которую, конечно, жалко, но
никому в голову не придет взять к себе домой. Жара, духота, зной, отды-
хающие ходят в купальниках или в крайнем случае в майках и шортах, а она
должна целый день быть "при параде", в юбке и блузке, в босоножках на
каблуках, которые безжалостно натирают распухающие от жары ноги. От за-
пахов, доносящихся с кухни, кружится голова, потому что Люба постоянно
голодна. Но разве можно сказать об этом хозяину? Он, конечно, начнет
кормить ее лучше, но ведь за ее же счет. Будет отчислять не по пятнад-
цать долларов, а по двадцать. Зазвать в ресторан двадцать человек - это
только на пропитание. Нет уж, лучше потерпеть. В полночь "Дюпон" закры-
вался, и Люба плелась туда, где снимала угол. Это был именно угол, а не
целая комната. Четыре девушки - три студентки-турчанки и она сама - юти-
лись в тесной конуре без кондиционера и с единственным крошечным окошком
гдето под потолком. Дышать нечем, все тело покрыто липким потом, и зад-
ремать удается только ближе к рассвету, когда становится чуть прохлад-
нее. В семь утра студентки вставали - их рабочий день начинался в де-
вять, и хотя идти было недалеко, собираться они начинали заранее. В доме
был только один туалет, совмещенный с душем, и пользовались им все оби-
татели - без малого человек пятнадцать, включая и хозяев. Чтобы умыться,
приходилось стоять в очереди. После ухода студенток спать уже было не-
возможно, дом наполнялся голосами проснувшихся детишек, да и жарко ста-
новилось. К двенадцати - снова на работу. И до полуночи.
Вот, собственно, и все...
Еще там, в красивом нарядном Кемере, Люба дала себе слово никому не
рассказывать подробно о своей жизни в Турции, чтобы снова не чувствовать
себя униженной и обманутой и не вызывать в собеседнике жалость. Однако
сейчас, рассказывая свою горестную эпопею Ларисе Томчак, она не чувство-
вала ни обиды, ни унижения. Только безразличие. Словно все это было не с
ней, и она просто пересказывает чью-то историю, прочитанную в книжке или
услышанную от случайного попутчика. Лариса слушала внимательно, не пере-
бивала. И только в самом конце спросила:
- И ты это так оставишь?
- Что - это? - устало сказала Люба.
- То, что сделали твоя подруга и твой друг. То, что она тебя предала
и бросила одну, без денег в чужой стране. То, что она сошлась со
Стрельниковым. То, что Стрельников Предал тебя. Неужели ты готова их
простить?
- Не знаю, Лара. Я пока ничего не знаю, кроме того, что я страшно ус-
тала и что мне некуда идти. Я не могу явиться домой без денег и без по-
дарков. Эту проблему я должна решить в первую очередь.
- Решим, - пообещала Лариса. - И деньги найдем, и шмотки, и сувениры.
Я обзвоню знакомых, сейчас все поголовно отдыхают в Турции, наверняка у
кого-то остались нераздаренные сувениры и непристроенные покупки. Пожи-
вешь пока у нас.
- А Слава? Я вам не помешаю?
- Слава живет на даче и в ближайшее время не вернется.
- Почему? У вас конфликт?
- Да нет, - махнула рукой Лариса, - у него душевный кризис. Мой Том-
чак остался без работы. Переживает, страдает. В такие периоды он любит
побыть один.
- Как без работы? Он ушел от Стрельникова?
- Это Стрельников твой ненаглядный ушел от него. И от него, и от Гены
Леонтьева. Бросил их, точно так же, как бросил тебя. Господи, - просто-
нала Лариса, обхватив голову руками, - если бы ты только знала, Любочка,
как я его ненавижу! Как я его ненавижу! Я его убить готова.


Глава 2

Домой Люба Сергиенко вернулась только через три недели после приезда
из Турции. Все это время она прожила у Томчаков. Сердобольная Лариса
полностью вошла в ее положение и заявила, что в таком виде показываться
на глаза родителям действительно нельзя. Люба, конечно, смотрела на себя
в зеркало каждый день на протяжении всех месяцев, проведенных за грани-
цей, но именно поэтому и не заметила тех разительных перемен, которые
сразу бросались в глаза тем, кто не видел ее все это время. Глаза ввали-
лись и потускнели, и в них появилось выражение жалкое и просительное.
Щеки запали, цвет лица оставлял желать много лучшего. И если отсутствие
загара можно было объяснить ежедневным пребыванием в офисе и работой без
выходных, то изможденное недоеданием и недосыпанием лицо нельзя было
объяснить ничем. А уж этот затравленный взгляд...
Лариса велела Любе спать как можно больше, кормила ее на убой, зас-
тавляла пить витамины, а сама тем временем моталась по знакомым, выпра-
шивая у них привезенные из Турции шмотки и сувениры. С деньгами проблем
не было, у Ларисы их было немного, но вполне достаточно, чтобы замазать
глаза Любиным родителям.
- Отдашь, когда сможешь, - решительно заявила она, протягивая Любе
конверт с тремя тысячами долларов. - Это не к спеху. Деньги мои личные,
Томчак о них ничего не знает. Экономила на всякий случай, вот и пригоди-
лось.
- А как же вы? - виновато спросила Люба. - Ты сказала, Слава сидит
без работы. На что же вы жить будете?
- На то, что заработали за последние годы. Твой Стрельников тот еще
жук, и сам денег нагреб, и нам еще осталось. Ты пойми, трагедия Славкина
не в том, что он остался без работы и нам теперь жить не на что, а в
том, что Стрельников его кинул. Сорвал с хорошего места, потащил с со-
бой, потом, когда уходил в Фонд, снова его с собой позвал, а теперь
Славка ему не нужен. И с Геной Леонтьевым такая же история. Если бы они
оба в свое время за Стрельниковым не пошли, сейчас заведовали бы кафед-
рами или лабораториями, а то и проректорами бы уже стали. А теперь кому
они нужны? Наука, Любочка, страшная вещь, страшнее женщины, она измен не
прощает. К брошенной бабе можно вернуться, если поплакаться как следует
и разжалобить ее, а науке твои слезы и покаянное битье себя в грудь не
нужны. Она на месте не стоит, развивается, и если ты хотя бы год ею не
занимался, - все, ты безнадежно отстал. Новые открытия, новые направле-
ния, новые идеи. Не догнать. То есть догнать-то можно, если захотеть, но
пока не догонишь, ты никому не нужен, ни в одно приличное место тебя не
возьмут. А пока будешь догонять, про тебя и вовсе забудут. Кто такой
Томчак? Ах, тот, который пять лет назад монографию написал? Да, что-то
припоминаю. А что он в последние годы делал, о чем писал, какое направ-
ление разрабатывал? Никакое? Тогда вообще о чем разговор. И все, привет
горячий.
Ненависть Ларисы к Стрельникову была огромной. Бездонной. Безмерной.
Но говорить об этом она могла только с Аней Леонтьевой и с Любой. Ни ее
муж, ни муж Ани и слышать ничего не хотели. Для них Стрельников был фи-
гурой неприкосновенной, и говорить о нем дурно было запрещено категори-
чески.
- Почему Слава ему все прощает? - недоумевала Люба. - Неужели он не
понимает того, что понимаешь ты?
- Да не хочет он понимать. Он влюблен в своего Стрельникова, как де-
вица в жениха. Что бы этот изверг ни делал - все хорошо. Ума не приложу,
чем он их с Генкой так приворожил...
...Когда Владимир Алексеевич Стрельников стал ректором института, он
тут же начал собирать вокруг себя команду преданных единомышленников.
Перед ним было два пути: убеждать людей, заражать их своими идеями реор-
ганизации вуза и усовершенствования учебного процесса, добиваться пони-
мания и согласия со своей позицией, или просто пригласить верных друзей,
которые будут плясать под его дудку и воплощать его идеи в жизнь. Друзья
- они и есть друзья, они не подведут, на них можно переложить всю теку-
щую работу, от них можно требовать беспрекословного подчинения и выпол-
нения указаний и быть уверенным, что все будет сделано как надо. Потому
что друзья не подведут и не подставят. Второй путь был куда проще, и
Стрельников пошел именно по нему. Вячеслав Томчак был в то время заведу-
ющим лабораторией в одном из профильных НИИ и считался весьма перспек-
тивным ученым, Геннадий Леонтьев руководил в другом вузе кафедрой психо-
логии управления. Стрельников предложил Томчаку должность проректора по
научной работе, а Леонтьеву - должность заместителя по кадрам. Даже не
предложил, а попросил:
- Переходи ко мне. Ты мне нужен.
Эти слова были священными. Раз друг говорит, что нуждается в тебе,
нуждается в твоей помощи, нельзя отказать. Даже если переходить очень не
хочется. Томчак в тот период уже вплотную приступил к написанию докторс-
кой диссертации, но по первому же слову Стрельникова бросил науку и пе-
решел к нему в институт.
1 2 3 4 5 6 7