Печальная правда состоит также в том, что у меня есть на то веские основания. Причина, мешающая мне жениться на леди Алис, настолько постыдна, что она делает невозможным наш союз. Однако я не могу назвать эту причину даже здесь, в этом зале.Филипп, побагровев, вскочил на ноги и ударил кулаком по столу.– Трусливая ложь! В том, что свадьба столько лет откладывается, может быть лишь одна причина. Видимо, его величество жених изволили передумать! Пусть же знает король Англии, знайте и вы все: если он отвергнет мою сестру Алис и женится на другой, я стану ему врагом до самой смерти!Очевидно, Ричард слишком долго тянул с объяснением. Видимо, слухи о готовящейся женитьбе Ричарда на Беренгарии достигли ушей Филиппа.В зале воцарилась тишина. Ричард почти с грустью взглянул на Филиппа и продолжал:– Поверьте мне на слово, милорд король, забудьте естественный гнев, если сумеете, и выслушайте меня. Ради блага вашей сестры, ради вашего и моего блага, ради чести Франции и Англии выслушайте меня! Освободите меня от данного мной слова, но не заставляйте открывать причину отказа!– Назовите ее! – вскричал Филипп. – Назовите – и будьте прокляты!Тут вмешался Филипп Фландрский:– Как избранный вами обоими арбитр, я прошу вас проявить благоразумие. Верно ли я понял, ваше величество, что даже после предупреждения короля Ричарда вы настаиваете на том, чтобы он назвал причину отказа от брака с леди Алис?– Да.– В таком случае, милорд Ричард, назовите эту причину.Ричард тяжело вздохнул и опустил глаза.–. Леди Алис, – нехотя сказал он наконец, – на протяжении многих лет была любовницей моего покойного отца. У меня есть свидетели, которые готовы подтвердить мои слова под присягой. Они также скажут вам, что она родила ему ребенка. Глава 7 После шумного скандала король Франции признал, что рассказ Ричарда – сущая правда. Епископы и бароны согласились с тем, что помолвку следует считать расторгнутой, и начался спор о возвращении приданого Алис. Я незаметно выскользнула из зала и отправилась к себе. Пока брат доказывал вину своей несостоявшейся невесты, я несколько раз поймала на себе взгляд Филиппа и поняла, что теперь могу не опасаться его намерений. По крайней мере, до тех пор, пока он не оправится от страшного удара, нанесенного ему Плантагенетами.Я сама была потрясена и огорчена; хотя я много лет не видела леди Алис, в детстве мы с нею часто играли вместе. Не могу сказать, что мы были лучшими подругами – слишком разной была наша природа, – но Алис, считавшаяся невестой Ричарда, с детских лет воспитывалась как член нашей семьи. Значит, поведение моего отца было вдвойне постыдным.Чем больше я размышляла над их связью, тем ужаснее она мне казалась. Последние годы жизни отца матушка провела в Винчестере; вполне возможно, именно страсть к юной девице и побудила короля отправить свою супругу в заточение.На следующее утро меня навестили Рик и наш кузен Филипп Фландрский.– Джо, я уезжаю в лагерь, – сказал Рик, – но должен сообщить тебе известия о нашей матушке. Наш кузен Филипп, который на протяжении почти всего нашего путешествия был ее доверенным лицом, утверждает, что она и принцесса Наваррская пересекли Альпы и спускаются на равнину Ломбардии. Однако даже при самом благоприятном исходе они достигнут Сицилии лишь через несколько недель. И теперь, когда я свободен от обязательств перед леди Алис, я больше не собираюсь скрывать своих намерений.– Чему я очень рад, – добавил Филипп. – Мне надоело уклоняться от вопросов наших друзей. Что же касается вашей матушки, то она вполне здорова и с нетерпением ждет встречи с вами, ваше величество! Что за изумительная женщина! Всегда бодра, не ведая усталости, она, кажется, в любой момент готова оседлать лошадь и выступить в поход – в любую погоду, по любой, самой трудной дороге.– А Беренгария?– Она тихая и хрупкая девица, – помявшись, ответил Филипп. – Возможно, она немного боится королеву Элинор, что вполне естественно. Но когда она преодолела свою застенчивость, я увидел, что она умна, приветлива и весьма приятна на вид.Тихая, хрупкая, застенчивая! Понравится ли Рику такая невеста? Впрочем, кто знает? Может быть, именно она смягчит его львиное сердце!Весна в этой части света – самое прекрасное время года. Вокруг нашего замка все было в цвету. Кроме того, монастырь был расположен недалеко от берега, и из окон открывались величественные и прекрасные морские виды.Освободившись от мрачных мыслей о будущем, с нетерпением ожидая встречи с матушкой и волнуясь перед участием в походе за Святую землю, я почти не имела времени горевать о прошлом. Вскоре я поймала себя на том, что спокойно и светло вспоминаю годы, проведенные с моим дорогим супругом. Я благодарила за них Господа и вызывала в памяти лишь самое хорошее.Кроме того, я вдруг осознала; что, если бы Уильям был жив, я ощущала бы себя старше своего возраста. Не имея детей, я знала, что лучшие мои годы позади – и это в том возрасте, когда большинство женщин еще сполна наслаждаются радостями материнства.Мои мысли вовсе не означали, что мне не терпелось поскорее выйти замуж во второй раз; просто я вдруг почувствовала себя молодой и готовой к жизненным переменам. Несмотря на неодобрение леди Катерины, я велела упаковать вещи и поскакала в Реджио, куда вскоре должны были приплыть матушка и Беренгария. Рик писал, что послал для них большую и удобную парусную галеру. Я пересекла бы залив и отправилась в Мессинy, если бы не знала, что там сейчас находится король Филипп. Правда, нам все равно предстояло встретиться в Акре, но я не спешила увидеться с ним.Разумеется, я известила Ричарда о своем прибытии в Реджио, и через два дня он переплыл залив, чтобы нанести мне визит.– Я уже собирался сам послать за тобой, – сказал он. – Если не случится бури, матушка прибудет через несколько дней. А если Филипп выполнит свое обещание и отправится в Акру, не дожидаясь нас, вы все с удобствами разместитесь в моем замке в Мессине.Вечером прибыл гонец от короля Филиппа и сообщил, что его господин отплывает на следующее утро. Ричард собирался немного проводить его. На следующий день я встала рано и в сопровождении двух фрейлин поспешила на берег. Там уже столпилось множество горожан. Все хотели посмотреть на проплывающие мимо корабли. Когда же с моря донеслись песни гребцов и команды рулевых, народ разразился приветственными криками. Ближе к берегу шли вельботы; далее, на большей глубине, – большие парусные галеры и галеоны, которые виднелись почти на той линии, где небо встречается с синими водами залива.Через два часа, когда я уже вернулась в монастырь, приютивший меня в Реджио, ко мне вбежал запыхавшийся паж, посланный братом.– Корабль короля Ричарда снова виден на горизонте! – взволнованно сообщил он. – Он направляется в гавань Реджио, миледи. Говорят, за ним идет галера, на которой, должно быть, плывет из Бриндизи наша дорогая королева Элинор!Когда я переоделась и вновь спустилась на берег, оба судна – и корабль Рика с ярко-алыми парусами, и величественная галера – были уже ясно видны. Брат, стоя на носу, приложил руки ко рту и громко крикнул, что подходит к берегу за тем, чтобы взять меня на борт.Поприветствовав меня и фрейлин, Рик распорядился догнать и затем обогнать большую парусную галеру. Рулевые торопили гребцов, и мы заскользили по водной глади так быстро, что вскоре догнали приземистого, неуклюжего «морского верблюда», как называли большую галеру. Проплывая мимо, я заметила седовласую женщину, стоящую рядом с невысокой темноволосой девушкой. Я показала на них Рику, и он согласился: да, должно быть, это наша матушка и принцесса Наваррская.– Мы сумеем попасть в Мессину до вечера? – спросила я.– Без труда, если не изменится попутный ветер.После заката стало холодно, так холодно, что я с радостью накинула на плечи теплый плащ, который предусмотрительно захватила с собой леди Катерина. Она и остальные фрейлины с огромной радостью укрылись в каюте, но я хотела остаться на палубе с братом, так как гребцы сейчас отдыхали и мы легко скользили под парусом рядом с большой галерой. Впереди показалась Мессина. Мы выслали вперед гонцов, которые должны были доставить к берегу лошадей и паланкины. Ричард стоял рядом со мной. Наконец, бросили якорь, мы сошли на берег и повернулись к большой галере. Ричард вошел в воду и побрел по воде к кораблю, протягивая руки навстречу дорогим гостьям.Я услышала голос матушки – усталый, но радостный и веселый:– Вот твоя невеста, сын мой! Вначале отнеси ее, затем возвращайся за мной.Опустив невесту на землю, он познакомил меня с Беренгарией; я нагнулась и попыталась распутать ее длинную мантию, чтобы она не мешала ей идти по песку. Ножки у нее были очень маленькие; я выпрямилась, улыбнулась и сказала, как рада познакомиться с новой сестрой, и первое, что я заметила, – огромные черные глаза. Губки ее были похожи на бутон розы, ушки – на нежные раковины, плотно прижатые к голове, а рука была такая крошечная, что, казалось, принадлежала ребенку.Заметив, что рука ее дрожит, я снова склонилась к ней и нежно поцеловала в щеку.– Мы подружимся, – сказала я, – я уверена в этом!Даже если она и ответила что-то, я ничего не услышала, так как Рик уже возвращался от галеры, неся на руках матушку. Я подбежала к ним, смеясь и плача одновременно. Матушка тоже смеялась; она порывисто обнимала и целовала меня, и ее лицо, как и мое, было мокро от слез.Осознав, что наши придворные столпились вокруг и слуги держат факелы, чтобы осветить нам дорогу к носилкам, мы наскоро привели себя в порядок. Матушка приветствовала придворных краткой речью, и мы без дальнейших отлагательств отправились в замок Ричарда.По пути я думала о матушке. Правда, она уже была немолода в 1176 году, когда мы с нею расстались, но ее волосы – по воле ли фортуны или в искусных руках ее умной прислужницы Амарии, – как и прежде, обрамляли ее лицо черным облаком; шелковая кожа на лице была упругой, лишь с намеками на морщинки, а фигура – стройной и подтянутой. Сейчас, в 1191 году, ее скорее можно было назвать худощавой, чем стройной, и мне показалось, что ей удается сохранить величественную осанку за счет силы воли. Ее мягкие волосы стали белыми как снег, и морщины избороздили лицо. То, что осталось от ее красоты, не имело возраста и сохранится на всю ее жизнь: точеный нос, высокие скулы и живые ясные глаза под длинными ресницами.Вспомнив о Беренгарии, я улыбнулась. Почему я сразу почувствовала расположение к ней? Ведь она не первая из знакомых мне застенчивых и хорошеньких темноглазых девиц. На Сицилии и при нашем дворе таких было очень много. Возможно, я не доверяла описанию Филиппа Фландрского и боялась, что невестой Рика окажется надменная уроженка Наварры с пронзительным, визгливым голосом, носом, похожим на клюв попугая, и усиками над верхней губой. Какое счастье, что это не так!Придя на следующее утро в матушкины покои, я, к своему разочарованию, застала там одну Амарию. Королева Элинор, как сообщила она, уже два часа как заперлась с королем Ричардом и заявила, что выйдет оттуда только к обеду.Амария сильно потолстела с прежних времен, когда она была молодой девушкой из Руана. Ее умные пальцы словно понимали, как наилучшим образом нарумянить щеки и уложить волосы. Сохранять и поддерживать красоту любимой королевы всегда было для нее удовольствием. Я увидела на длинном сундуке целый ряд расчесок и горшочков с лосьонами, помадой и притираниями.Амария, очевидно, до сих пор считала меня ребенком, так как, ответив на вопросы о матушкином самочувствии, взяла меня толстыми пальцами за подбородок и закудахтала, заметив веснушки:– Вы никогда не обращали внимания на мои предостережения, миледи, и вот теперь все ваше лицо в веснушках, словно яичко ржанки! – Она сняла с сундука один из горшочков и протянула мне. – Передайте это вашей камеристке, ваше величество, и пусть мажет ваше лицо каждый вечер на ночь. Помните: каждый вечер. И не забывайте надевать вуаль, когда выходите на солнце!Я рассмеялась. Амария распекала меня, совсем как в добрые старые времена!– Наверное, принцесса Беренгария не нуждается в ваших заботах так же, как и я?– Поистине так, – отвечала Амария. – Кожа ее светлости просто прекрасна – шелковистая, белая, без единого пятнышка! Вот кто наверняка следит за своей кожей! На ее носу не найти веснушек!Послушно сжимая в руке горшочек с притиранием, я вышла, чувствуя себя двенадцатилетней девочкой, и направилась в покои Беренгарии.Войдя, я застыла на месте и пожалела, что сейчас со мной рядом нет Рика. Беренгария сидела на золоченом троне и вышивала; роскошные черные волосы были красиво уложены, а шлейф богато расшитого шелкового платья укрывал ноги изящными складками. Рядом с нею на подушке припал к полу менестрель брата, Блондель; пальцы его перебирали струны лютни, а голубые глаза блуждали где-то далеко. Он негромко напевал полузабытую, старинную песню. Возле открытого окна сидели в ряд придворные дамы; они нашивали бисер на длинный пояс, лежавший у них на коленях.Очевидно, Беренгарию очаровал сладкий голос Блонделя, чему я обрадовалась. Любовь к музыке теснее свяжет ее с Ричардом; поняв, как она красива, я теперь ничего не желала более страстно.Увиденная мной картина была так очаровательна, что я почти пожалела, когда Беренгария, заметив меня, вскочила на ноги.– Королева Джоан! – воскликнула она, просветлев. – Я все утро надеялась, что вы посетите нас. – Заметив в моих руках горшочек, она спросила, что это. – Не для меня ли?Я покачала головой и поставила горшочек на столик.– Мне дала его Амария, – пояснила я со смехом. – И строго-настрого приказала мазать лицо каждый вечер. Она говорит, что я покрыта веснушками, как яйцо ржанки. Так и есть, но сомневаюсь, чтобы ее лосьон вывел мои веснушки.– Какая нелепость! Я вижу всего несколько веснушек… они похожи на золотую пыльцу. Они мне очень нравятся!– По-настоящему ухаживать за кожей лица можно только в Англии, – отвечала я, смеясь, – и даже в Аквитании, но последние тринадцать лет я жила на Сицилии, где почти каждый день ярко светит солнце.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28