Оказавшись внутри, мы подслушивали, подглядывали, подмечали входы и выходы. Раймонд старался выспросить кого только возможно; за многие месяцы он научился распознавать недомолвки и отличать ложь от правды.Мне такое было недоступно. Никто, кроме, может быть, самой последней судомойки, не унизится до разговора с бродячей танцовщицей; кроме того, я не понимала их гортанного языка. Если бы я согласилась разделить ложе с сенешалем или одним из гостей-дворян, я, возможно, и сумела бы расспросить их, но, поскольку это было невозможно, я помогала Раймонду по-другому.Каждую ночь после представления нам отводили угол, где мы могли бы поспать. Вначале мы делились тем, что услышали и узнали. И только потом, убедившись, что Ричарда здесь нет, мы предавались любви или сну.Если бы мы не были столь счастливы вместе, подобная жизнь вскоре могла бы нам наскучить. В темницах полуразрушенных старых замков, обычно стоящих на крутых, скалистых берегах, можно было спрятать дюжину королей – я повидала эти темницы во множестве. Однако их обитателями были в основном крысы, жуки и тараканы, и лишь дважды за время поисков мы наткнулись на запертые двери. Первый раз это случилось в Обернбурге, второй раз – в Мильтенберге, и оба раза Раймонд ждал, пока никого не окажется рядом, стучал в дверь и звал, пока не получал ответа и не узнавал, что узник – не мой брат король.К середине марта мы поняли, что, если будем заезжать в каждый замок по пути, мы доберемся до Вены не раньше лета. Страх за Ричарда снова сковал мне сердце; в ту ночь я устрашилась и своей незаконной связи с Раймондом. Не могу сказать, что его поцелуи были не так сладки, но после той ночи я часто лежала без сна и гадала, когда же все это кончится. Многие мои страхи рассеивались к утру, однако остальные ехали со мной в Вертхайм. Подняв голову и увидев замок впереди, я поняла, что впервые страшусь предстоящего вечера.К счастью, ни графа, ни его супруги, ни придворных не оказалось дома; а сенешаль с небольшим отрядом, пригласивший нас к ужину, был рад любому развлечению. Когда мы закончили играть, петь и танцевать, нам отвели комнатку возле кухни; там была даже настоящая кровать.Как только мы остались одни, Раймонд обнял меня и пытливо заглянул мне в глаза.– Ты устала, любовь моя, – сказал он. – Благодарю Господа за эту удобную постель. Ложись и спи, я же вернусь в зал и выпью с сенешалем несколько кубков вина. Если он окажется разговорчивым, не придется обшаривать замок – во всяком случае, не думаю, что владелец замка отсутствовал бы, будь его пленником король Англии!Должно быть, вскоре я крепко заснула, так как проснулась только наутро. Раймонд стоял рядом, держа в одной руке флягу с вином, а в другой – каравай хлеба.– Наконец-то новости, милая! – сказал он. – Леопольд и император Генрих 14 февраля встретились в Вюрцбурге. С тех самых пор ни одного горожанина не пропускают в замок Мариенбург. Конечно, причина, почему закрыли замок, может оказаться совсем в другом, однако нам нужно скорее отправляться в дорогу.Так как Вюрцбург находился в тридцати милях от Вертхайма, нам весь день предстояло провести в седле. По пути мы сделали лишь один привал.– Кто знает, – говорил Раймонд, – может быть, нас и пустят. Пока не стоит думать, что в Мариенбурге держат Ричарда, – возможно, горожан не пускают в замок по другой причине. Мы с тобой – менестрель Блондель и танцовщица Джоанна – ищем ночлега и хотим немного заработать. Если стража выгонит нас, мы что-нибудь придумаем.Как я узнала впоследствии, он просто пытался успокоить мои страхи, сам же изобретал один план за другим, как нам проникнуть в Мариенбург.Как и остальные замки, Мариенбург стоял на скалистом высоком берегу реки; его силуэт чернел на фоне вечернего неба. Мы увидели высокую главную башню и еще одну, круглую; несмотря на предупреждения Раймонда, сердце мое тревожно забилось, когда мы начали подъем по крутому склону.Конь наш устал от долгого пути; у подножия холма Раймонд спешился.– Жди меня здесь, – велел он мне. – Я подойду к воротам и, если все спокойно, вернусь за тобой.– Нет, – возразила я. – Помоги мне слезть, и мы пойдем вместе. Коня можно привязать к дереву.– Но…– Мы пойдем вместе! – повторила я, спрыгивая на землю. – Одна я здесь не останусь!Раймонд нахмурился и поднял вверх руки в знак того, что уступает. Привязав коня к молодому деревцу, он вскинул на плечи мешок с лютней, и мы вышли на дорогу.Подойдя к воротам замка, Раймонд громко постучал. Ответа не последовало; он постучал еще раз. Ворота открылись. Пока он говорил со стражником, я отступила в тень. Вначале стражник только качал головой, но после того, как Раймонд дважды полез в свой дорожный кошель, стражник ухмыльнулся, буркнул что-то более дружелюбным тоном и пропустил нас.Мы оказались в крепости, однако Раймонд предупредил, что, со слов стражника, в сам замок нас ни за что не пропустят.– Я дал ему денег, и он сказал, что ему приказали никого не пускать, но, поскольку в приказе ничего не говорилось о бродячих артистах, он решил рискнуть и навлечь на себя неудовольствие хозяина.Во дворе замка царила необычная тишина. Если бы я не заметила нескольких освещенных окон, я бы решила, что замок необитаем. Когда мы подошли ближе к главной башне, мы услышали смех, голоса и музыку.– Ужин кончился, – сказала я Раймонду. – Если мы хотим пробраться туда, сделаем это сейчас.Перед башней не было ни рва с водой, ни подъемного моста, только огромная, тяжелая, окованная железом дверь. Раймонд постучал, и я снова отошла в тень. Человек, открывший ему, лишь отрицатель качал головой, несмотря на то, что Раймонд снова полез в кошель за деньгами. Потом дверь захлопнулась, и я услышала, как в замке повернулся ключ. Раймонд повернулся ко мне; лицо его было угрюмым.– Он велел мне убираться, но вначале мы попробуем пройти через кухню.Однако кухонная дверь оказалась закрытой, и никто не подошел к ней, несмотря на то, что Раймонд в кровь разбил руки, молотя по ней. Наконец, мы поплелись прочь, еле волоча ноги.– Попробуем вернуться позже, – сказал Раймонд. – Может быть, все слуги убирают зал после ужина. Наверное, раз никого в замок не пускают, они просто заперли все двери и отпустили стражу.– По крайней мере, за нами никто не гонится, – с улыбкой заметила я, закутываясь в плащ.– Да, но здесь становится холодно, Джоан. Обойдем вокруг, и тогда я снова постучусь в дверь кухни.Рука об руку мы с ним обошли замок, держась у стены башни. Там было теплее, и, как заметил Раймонд, так меньше вероятности, что нас увидят из окон.Увидев над головой окно, в котором горел свет, я сказала:– Больше всего меня страшит мысль, что Ричард может быть здесь, совсем рядом с нами, и смотрит сейчас в окно! Но если он увидит нас, то решит, что мы с тобой – просто влюбленная парочка.Внезапно мне в голову пришла новая мысль.– Раймонд, давай споем! Ты ведь менестрель. Ты просился, чтобы тебя впустили, ты хотел развлечь общество, но получил отказ. Так спой прямо здесь и заработай себе на ужин!Раймонд немедленно достал из мешка лютню.– Попробовать можно, – ответил он, передавая мне мешок. – Ричард обязательно узнает мой голос. А худшее, что может с нами случиться, – нас просто выгонят вон!Мы отошли подальше от стены, он настроил лютню, и голос его поплыл в ночной тишине. Когда он закончил песню и замолчал, в освещенном окне показалась женская головка, и на землю рядом с нами полетела монета. Раймонд собрался петь снова. Я попросила его исполнить одну из песен Ричарда.– Ну конечно! Почему я сам не догадался? Но вспомню ли я слова? – Он начал тихо напевать себе под нос; я подсказывала ему слова, и он пропел первый стих той песни, которой Блондель научил Беренгарию и меня.– Вот и хорошо! – ободрила я его. – Пой!Он запел; голос его был чист и звонок и далеко разносился в ночной тиши. Я слушала его и вспоминала, как Блондель и Беренгария исполняли эту песню для моего брата, потом Рик запел с ними, обняв Блонделя за плечи…Вздрогнув, я посмотрела на темные окна замка. Было в них что-то зловещее. Они напомнили мне пустые глазницы. Поборов страх, я прижалась к Раймонду. Он снова запел. Но не успел он докончить куплета, как из окна над нашей головой высунулась голова мужчины. Он грубо погнал нас прочь и пригрозил кулаком.– Пошел звать стражу, – объяснил Раймонд. – Что ж, любимая, мы сделали все, что могли. Споем в последний раз и уходим!Он улыбнулся, глядя мне в глаза, и мы вместе запели песню Ричарда. Я была Джоанной, странствующей танцовщицей, а он – Блонделем, моим господином и повелителем, а все остальное утратило смысл… Когда мы дошли до последнего куплета, какая-то тень упала на нас сверху, и к нашим голосам присоединился мощный бас, явственно разносящийся по двору.Раймонд замер; я открыла рот, чтобы что-то сказать, но не могла произнести ни звука. Я боялась дышать. Раймонд отшвырнул лютню и застыл на месте. Я напрягла слух… Вдруг сверху, с самой верхушки башни, мы услышали смех – громкий, радостный смех, который я сразу же узнала!Голос моего брата, короля, подхватил прерванную песню, и Ричард допел ее за нас. Эпилог История Джоан и ее царственного брата еще далека от завершения. Для заинтересованных читателей опишу вкратце, что было дальше.Настоятели Боксли и Понробер добились встречи с Ричардом; и 21 марта, в Вербное воскресенье, они увиделись с ним в Оксенферте, в десяти милях от Вюрцбурга. Через два дня стало известно, что король Англии находится в заточении у императора. Наконец, был созван суд в Шпейере, на котором Ричарду позволили опровергнуть обвинения своих недругов.Но хотя он выступил в свою защиту столь убедительно, что и друзья и враги громко выразили ему свое сочувствие и сам император расплакался и расцеловал его в обе щеки, прошло еще много месяцев, прежде чем Филипп Французский отправил принцу Джону знаменитое послание со словами: «Дьявол вырвался на свободу!» Король Ричард провел в заточении один год, шесть недель и три дня.Когда он, наконец, освободился, то первым делом исполнил желание сестры, и Джоан, получив его благословение, стала женой Раймонда. Беренгарии повезло меньше. Они с Ричардом продолжали жить раздельно, пока в 1196 году Хью, епископ Линкольнский, не пристыдил своего повелителя, и король Англии сделал вид, что их супружеские отношения возобновились. Однако сомнительно, чтобы Беренгария была счастлива. Она осталась единственной королевой Англии, чья нога так и не ступила на английскую землю.Воспроизводя эту историю, я выдумала очень мало, ибо правда в данном случае гораздо причудливее лжи. Те немногие вольности, которые я себе позволила, имели место после Крестового похода. Использованная мной легенда о Блонделе – как ни красива она, это всего лишь вымысел – помогла оживить любовную линию, но и здесь я следовала общепринятому, широко известному прецеденту.

1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28