Надо будет пойти взглянуть на него, а то не дай Бог помрет от перегрузки, мы ведь тогда целых десять лет будем разбираться, где какая картина лежит и куда привешивается та или иная янтарная цацка».
Приняв это решение, Вист подбодрил напоследок команду верхнего лифта и, призвав их не прекращать работу до отгрузки последнего ящика, с очередным грузом спустился на подземный горизонт «А». Дойдя до второго лифта, он решил прокатиться и на нем. Дождавшись, когда солдаты наполнят его платформу очередной порцией художественных ценностей, он запрыгнул на ящики, и лифт, пощелкивая цепями, начал свое движение. Дождавшись, пока платформа остановится на последнем этаже, он спрыгнул на пол и с удивлением увидел, что д-р Роде хотя и пожух, но все еще на ногах, а вот его подручные от усталости едва ли не падают.
«Пора всем отдохнуть, – подумал он, – а то ведь моим людям явно придется работать до трех, а то и до четырех утра».
Вот так и получилось, что первую секунду нового дня восьмого апреля Вист встречал, сидя с доктором Роде за одним столом и попивая с ним кофе из одной кофеварки. После краткого полуночного ланча вся подземная команда продолжила прием и размещение постоянно опускающихся к ним на лифте драгоценных грузов. Работа по спуску и размещению в хранилище более полутора тысяч ящиков и металлических контейнеров была в основном завершена к половине пятого утра восьмого апреля. Последнюю порцию примерно из трех десятков ящиков с архивом местного гестапо, если судить по сопроводительным документам, солдаты даже не стали снимать с площадки лифта, решив, что с ними и там ничего не сделается. Вымотавшиеся за последние трое суток обитатели подземной казармы, поняв, что эта безумная гонка наконец-то окончилась, не дожидаясь каких-либо дополнительных указаний, раздеваясь на ходу и бросая свое обмундирование куда попало, расползлись по койкам. Вист же, озабоченный длительным отсутствием приказов из центра, по линии внутренней телефонной связи связался с «центральным вокзалом». Трубку взял Гюнтер.
– Ну как там у вас наверху? – поинтересовался уполномоченный ГУИБ, – «Иваны» сильно жмут?
– Сейчас ведь еще ночь, оберштурмбаннфюрер, и русские спят, но мне кажется, что отдыхают только пехотинцы. Обстрелы и бомбардировки не прекращаются ни на минуту, и здесь наверху просто ад кромешный, – отозвался тот. – Прямо и не знаю, как буду выгонять отсюда охранное подразделение и команду первого лифта. Здесь все ходуном ходит от непрерывных взрывов.
– А ты с ними не миндальничай, – посоветовал Вист, – скажи их вахмистру, что подземелье заминировано и времени до взрыва осталось совсем немного. Я почти уверен, что их тебе после этого и выгонять не придется, сами исчезнут как вампиры при свете солнца. Да, кстати, проверь, подняли ли они лифт в верхнее положение, если нет, то пусть срочно поднимают, иначе тебе к нам никак не спуститься.
Было слышно, как лейтенант Шлих со стуком положил трубку на крышку телефонной коробки, но через минуту взял ее снова.
– Площадка поднимается, господин оберштурмбаннфюрер. Вы как всегда оказались правы, они и в самом деле забыли ее поднять.
– Хорошо, что вспомнил. А теперь, Гюнтер, слушай меня очень внимательно. Как только все уйдут, загоняй нашу штабную машину в «центральный вокзал» и тщательнейшим образом, на все запоры, закрывай въездные ворота.
– Понял!
– Ты меня не перебивай, лучше слушай. Поставишь затем нашу машину передними колесами рядом с площадкой лифта и залезай под ее кузов. Там, у левого бензобака, увидишь ящик с цифровым замком. Наберешь ручками с лимбами код 3335, да не перепутай смотри. В этом ящике лежит катушка парашютной веревки. Ты ее осторожно размотаешь и привяжешь к нижнему засову въездных ворот. Только, ради всего святого, действуй очень осторожно и не дерни ее ненароком, иначе, мой дорогой камрад, мы встретимся с тобой уже на небесах. После этого запускай лифт на спуск, после чего прыгайте вместе с радистом на его площадку. Когда он остановится, двигайтесь по рельсам налево, туда, где на рельсах установлена «стрелка». Отсчитаешь примерно сто шестьдесят шагов и по правую руку увидишь в стене нишу. В ней будут две двери: большая с круглым маховиком в центре и маленькая под номером 32. Сначала зайди в большую, слева на стене увидишь блестящий штурвал с красной меткой на ободе, установи его в положение ЕХ и выходи, закрыв эту дверь до щелчка. Потом заходи в маленькую дверцу и проделай с точно таким же штурвалом точно такую же операцию. Затем спустись по открывшемуся трапу на три пролета вниз и иди по коридору с литерой В-12 до поворота направо. За поворотом найдешь четыре двери. Стучи гаечным ключом по двери с литерой 3 – тебя встретят.
– Все понял, – услышал он в ответ, – когда начинать?
– Приказ последует или от меня лично, либо, что вероятнее всего, по радио. С этой минуты пусть радист постоянно прослушивает известную ему частоту. В эфире должен прозвучать сигнал «Морской змей», вот он-то и будет тебе приказом. Как получите этот сигнал, тут же звоните мне сюда, вниз, а если телефонная связь случайно прервется, действуй по моей инструкции.
– Слушаюсь, господин оберштурмбаннфюрер, – отчеканил лейтенант и повесил трубку.
Вист тоже отключил телефон и, вынув сигарету, собрался закурить, но, вспомнив, что сам запретил курение где бы то ни было, кроме кессонной камеры, положил сигарету обратно в пачку, так как сил тащиться туда уже не было.
«Кажется, на сегодня все, – подумал он, – благодарение Богу, практически все успели спрятать, рейхслейтер должен быть мной доволен». Он поднялся и, пошатываясь от усталости, двинулся к своей койке в дальнем конце казармы. Плюхнулся на нее и еле успел стащить запыленные и ободранные сапоги и привалиться к подушке своей койки, как мгновенно уснул. Но обморочный его сон продолжался недолго. Внезапно он почувствовал, что его трясут за плечо.
– Какого черта! – зарычал сквозь сон Вист. – Дайте же мне поспать, наконец!
Но тряска не прекращалась. Наконец ему удалось разлепить веки и вырваться из сонной одури. Перед ним стоял дневальный.
– Господин оберштурмбаннфюрер, – отступил тот на шаг назад, – Вас к телефону!
Капитан, капитан, – надрывался сквозь треск в наушниках шлемофона знакомый голос начальника штаба, – быстрее отходите к Бранденбургштрассе, надо срочно поддержать огнем вторую роту!
Капитан Сорокин включил лампочку подсветки в своей командирской башенке и развернул на коленях выданную только позавчера карту Кенигсберга. Поводив пальцем по незнакомым пока улицам города, он вскоре нашел искомую.
«Ну, фрицы, и понапридумали же названий, язык сломаешь», – беззлобно подумал он.
Он переключился на внутританковую сеть и скомандовал:
– Круглов, стой!
Заскрежетали фрикционы, и новенький ИС-2 замер посреди изрытого воронками скверика, в котором, правда, не осталось уже ни одного целого дерева. Следовавший за их танком второй ИС тоже остановился, развернув башню вдоль перпендикулярной улицы. Капитан приник к щели и внимательно осмотрел окружающую их местность. Пригород, в котором они воевали, представлял собой удручающее зрелище. Размолоченные бомбами и огнем артиллерии остовы домов дымились или горели. Удушливая кирпичная пыль, смешанная с гарью и пороховыми газами, мрачной пеленой окутывала все окрестности. В соседнем квартале кипел бой, и оттуда доносился непрерывный треск пулеметных и автоматных очередей, грохот рвущихся гранат. Собственно, огневая поддержка наступающей пехоты и была основной задачей нашей танковой группы. Имея такой мощный танк, как ИС-2, они были практически неуязвимы, если, конечно, не угодить под бомбу или под обстрел поставленных на прямую наводку зенитных 88-миллиметровых пушек. Грозную опасность представляли и «фаустники», но от них существовала только одна защита – держаться подальше от еще целых, не разбитых строений, особенно с подвалами. А поскольку в этом удивительном, ни на что не похожем городе все дома были с подвалами и полутораметровыми стенами, то танки комбата Сорокина и курсировали на приличном удалении от тех кварталов, где еще шли бои. Укрываясь за развалинами домов от частых артиллерийских налетов немцев, все еще удерживающих центр города, они выбирали особенно яростно огрызающийся огнем дом и несколькими снарядами превращали его в кучу дымящегося строительного мусора.
– Иваныч, – услышал он голос своего наводчика, – давай еще раз врежем по граненому стакану (так они называли между собой странной формы сооружение недалеко от железнодорожного вокзала), кажется, опять там пулеметчик ожил.
– Что ж, давай, Пилипенко, порадуй нас своим искусством, – милостиво разрешил он, и наводчик с заряжающим заерзали и засопели в своем закутке, заряжая танковое орудие.
Снаряд для стоявшей в башне их танка 122-миллиметровой пушки был столь тяжел, что даже два таких здоровых мужика с трудом управлялись с этой задачей. Наконец лязгнул замок орудия, и Тарас Пилипенко доложил о готовности к стрельбе.
– Поберегись, – предупредил экипаж Александр Иванович и надавил на педаль спуска.
Страшной силы грохот затопил все вокруг. Щелкнул затвор, и дымящаяся раскаленная гильза со звоном вывалилась на дно танковой башни.
– Есть! – дружно завопили танкисты, видя, как на третьем этаже «граненого стакана» вспухает кирпичное облако.
– Клюев, – обратился капитан к стрелку-радисту, – свяжись-ка с командиром Макрели-2 и передай ему приказ на передвижение к Бранденбург, вот дьявол, штрассе.
– Круглов, разворачивайся, – крикнул он водителю, – уснул что ли?
Взревел дизель, и ИС-2, легко крутанувшись на одном месте, давя в прах своей 46-тонной громадой попадающиеся под траки кирпичи, двинулся на новую позицию. Второй танк огневой поддержки пехоты пополз вслед за ними. Танкисты, как правило, не видят, что происходит сзади. В свои перископы они видят только то, что происходит впереди их машин, и поэтому не заметили, как на том месте, где они только что стояли, несколько мгновений спустя взметнулись высокие фонтаны взрывов. Немцы за два штурма быстро поняли, какую опасность представляют для них новые ИСы, и вели поэтому за ними непрерывную охоту. На этот раз наши танкисты избежали опасности, но они еще не знали, что на этой войне им повезло в последний раз и часы большинства из них уже сочтены.
– Какой еще телефон, кто там совсем сдурел, – сонно бормотал Вист, опять натягивая ненавистные сапоги. Резко встав, он внезапно потерял на секунду сознание, и дневальный еле-еле успел подхватить его под локоть.
Добравшись до стола дежурного, уполномоченный буквально рухнул на стоящую около него табуретку и взял лежащую на столе трубку.
– Слушаю, кто говорит?
Мембрана болезненно щелкнула его по ушной перепонке и только после этого отозвалась голосом Гюнтера:
– Господин оберштурмбаннфюрер, только что на Ваше имя поступила срочная телеграмма из Берлина.
Вист пододвинул к себе журнал дежурного и вынул авторучку.
– Готов, диктуй!
Лейтенант откашлялся и начал:
– Главное управление импер...
– Короче, – прохрипел Вист, – цифры диктуй!
– Да-да сейчас, – пробормотал еле слышно Гюнтер, – вот они: 43456 02858 78557 72230 66858 29446 77820 89805 23230 21097 44859 66936 12109. Подпись: Юрген-45.
Уполномоченный ГУИБ услышал позади себя подозрительный шорох и резко обернулся. За его спиной уныло переминался с ноги на ногу дежурный по казарме.
– Что ты здесь топчешься, милейший? Сходи-ка лучше на кухню, да и свари мне пару хороших чашек кофе, – обратился к нему Вист, рассчитывающий в отсутствие дневального расшифровать телеграмму, а заодно и сбросить с помощью бодрящего напитка остатки сонной одури. Интуиция подсказывала ему, что вновь лечь и доспать ему сегодня уже не удастся.
Приказ, переданный ему из Берлина, был краток и гласил следующее.
«Быть готовым к приему сигнала «Морской змей». Вскрыть пакет с красной полосой».
Подпись: Кальтенбруннер.
Пакет с красной наклейкой, врученный ему еще в Берлине, лежал у него во внутреннем кармане кителя уже две недели, и вот, значит, пришла пора его вскрыть. Он вынул пакет, положил его на стол и ножницами из походного несессера аккуратно вскрыл конверт. Из него выпали кусочек плотного тонкого картона, покрытого колонками цифр, и текстолитовая пластинка с отверстиями и бронзовыми «украшениями» в виде двусторонних выступов. Повертев пластинку в руках, Вист небрежно сунул ее в карман и принялся за расшифровку текста. В это время послышалось осторожное шарканье сапог дневального, несущего из кухни кастрюльку с кофе и тарелочку с печеньем. Увидев это, Вист положил конверт и смятый лист с расшифрованной радиограммой в пепельницу и чиркнул зажигалкой. Дневальный, покосившись на догорающую бумагу, осторожно поставил кофе на стол, вынул из тумбочки чашку с ложкой, сахарницу и деликатно удалился за соседний стол, понимая, что оберштурмбаннфюрер крайне занят и мешать ему сейчас не следует.
Вист налил себе полчашки кофе, щедро сыпанул туда сахару и, с наслаждением отхлебнув настоящего бразильского напитка, продолжил работать над шифровкой. Собственно, в ней содержалась только инструкция по пользованию специальным ключом (текстолитовой пластинкой с бронзовыми шишечками), с помощью которого только он, Вист, получал возможность свободно пройти через все отсечные броневые двери и кессоны под Кенигсбергом, вплоть до подземной базы подводных лодок.
«Прекрасно, – подумал уполномоченный, – очень вовремя». Он допил кофе и взглянул на часы. Они показывали без четверти двенадцать.
Он снова снял трубку телефона и набрал 22. На этот раз никто из «центрального вокзала» не отвечал так долго, что Вист стал беспокоиться, уж не попала ли тяжелая авиабомба в его передвижной узел связи, но наконец наверху сняли трубку.
– Лейтенант Шлих слушает, – раздался голос Гюнтера.
– Вы что там уснули, почему так долго не отвечали? – раздраженно рявкнул на него Вист.
– Мы восстанавливали сбитую антенну, господин оберштурмбаннфюрер, – не обращая внимания на его тон, невозмутимо отозвался его помощник.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12