А потом…
Ночь окутала мертвую деревню и лишь отсветы пламени погребального костра плясали по истерзанной земле, уродуя своими бликами все окружающие предметы и придавая им причудливые ломкие формы. Две человеческие фигуры стояли возле костра и молча смотрели, как ненасытный огонь поедал предложенную ему новую бессмысленную жертву. И кружащая над их головами птица смерти не видела их. Не видела только их двоих, но почему-то им от этого не было легче.
«Лендровер» Дункана остановился у входа в магазин. Улица была совершенно пустой, но тем не менее Мак-Лауд почувствовал на себе чей-то пристальный взгляд, от которого становилось неуютно и одиноко. Отбросив накидку с соседнего сидения, Дункан взял меч и, пристально всматриваясь в темное стекло витрины, вышел из машины.
Быстро пройдя к двери, он вошел в свой магазинчик. Там было тихо и пусто. Но неприятный холодный взгляд, обрушивающийся сверху, как ледяной водопад, замораживающий и без того с трудом и болью двигающиеся суставы, здесь чувствовался гораздо сильнее. Стараясь не потерять направление, в котором находился источник холода, Дункан, осторожно ступая, пошел по дому.
Везде тихо, темно и пусто. Лишь из мастерской Тессы доносится привычный звук работающей ручной фрезы.
«Новая скульптура», — мелькнуло в голове Дункана.
Но тут же исчезли любые мысли, потому что именно там, в мастерской, и ощущалось чье-то тяжелое присутствие.
— Тесса! — тихо позвал он.
Искры стачиваемого металла весело разлетались во все стороны по комнате, но фигуры работающей женщины видно не было. Лишь странный предмет, закутанный брезентом, нелепо стоял посреди мастерской.
— Тесса, ты здесь? — вновь позвал он.
Дребезжащий вой фрезы смолк и в проеме двери возникла могучая фигура в пластиковой защитной маске; той, в которой всегда работала Тесса. Рука в черной перчатке, пробитой множеством заклепок, отбросила пластиковый щиток очков — и на Дункана посмотрели пепельные, глубоко посаженные под седыми мохнатыми бровями, глаза Слэна. Его аккуратно подстриженная борода и усы прятали тонкогубый рот, улыбающийся мерзкой и злорадной улыбкой.
— Привет, дорогой, — заверещал он, подражая женскому голосу.
Дункан впервые видел Слэна без маски и только по голосу, перчаткам и разукрашенному вороту черного плаща узнал своего смертельного противника.
Слэн подошел к странному предмету, накрытому брезентом, и, взявшись за его промасленный край, сощурился и прохрипел:
— Хочешь посмотреть, над чем я работаю?
Рывком он сорвал грубое покрывало.
Тесса подняла голову и полными ужаса глазами посмотрела на замершего в дверях Дункана. Из ее, забитого кляпом рта вырвался глухой стон. Руки и ноги у нее были крепко связаны веревкой, тело сидело на стуле, а свободный конец веревки заканчивался на шее петлей. При малейшем движении удавка затягивалась.
Мак-Лауд взмахнул мечом и сделал шаг к ней. Но Слэн схватил свою пленницу за собранные в хвост волосы и поднес к щеке Тессы вращающийся диск электрической фрезы.
— Мне кажется, что здесь можно что-то подправить.
Молниеносным движением Дункан перебросил катану в левую руку и полоснул ею по стене. Из под лезвия посыпался сноп серебристых искр, а фреза в руке Слэна замерла. Из стены торчали куски перерезанного электрического провода.
Быстро оценив ситуацию, Квинс отшвырнул уже бесполезный резак и подхватил стоящий рядом с ним эспадон. Он мгновенно поднял огромное лезвие к шее Тессы и погрозил пальцем Дункану, который вдруг оказался совсем рядом с занесенным для удара мечом.
— Не так близко, приятель! И брось меч. Или в подарок ты получишь эту очаровательную головку! Ты даже сможешь потом поставить ее у себя на каминную полку.
Лезвие его меча почти вплотную прижалось к голубой пульсирующей ниточке на шее насмерть перепуганной пленницы. Дункан сделал несколько шагов назад, давая возможность Слэну отойти от связанной подруги, и сказал:
— Ты же пришел ко мне, а не к ней.
— Почему ты так решил? — спросил Квинс, отходя от Тессы.
Мак-Лауд взревел и бросился на противника. Лязг металла наполнил мастерскую. Взмахи Дункана сменяли друг друга так быстро, что Слэн успевал только подставлять своя тяжелый меч под беснующееся голубое сверкание. Но так продолжалось недолго. Внезапно Слэн взревел и, бешено вращая эспадоном, подобно винту вертолета, обрушился на Дункана. Катана, встретившая разрушительный удар, который, казалось, мог бы перерубить надвое даже и носорога, загудела в руках Мак-Лауда и, передавая телу хозяина тугую вибрацию, отбросила его к стене, от которой тот мгновенно оттолкнулся и полетел было вновь к Слэну, но тот молниеносно бросился обратно к Тессе и вновь приставил меч к ее горлу.
Дункан остановился в двух шагах от них и, занеся катану, закричал:
— Оставь ее, ублюдок, слышишь?
— Да-а? — удивленно протянул Слэн и расплылся в ехидной ухмылке, косясь на свою добычу. — Хочешь, я тебе раскрою одну тайну? Ты знаешь, как меня называли раньше всякие остряки? Нет? Они называли меня «шалуном». И знаешь почему? Это потому, что я люблю сначала шалить со своими жертвами.
Тяжело дыша, Дункан молча двинулся на него.
— Не порть мне веселье, — посоветовал Слэн. — Будь умнее и тогда я оставлю ее в живых. Понял? Подумай, Мак-Лауд. И подумай об этом прямо сейчас.
Дункан опустил меч.
— Я вижу, ты понимаешь меня. Не так ли?
Пригнувшись, стелясь по полу, заваленному металлической стружкой, как быстрая змея, Дункан скользнул вперед, выставив катану, и одним неуловимым движением отвел широкое лезвие эспадона от шеи Тессы. Через мгновение он сумел отогнать Слэна в другой конец комнаты, подальше от связанной женщины.
— Хорошо дерешься, Мак-Лауд, — поощрительно заметил Слэн, опуская меч наискосок.
Еле успев парировать атаку, Дункан перелетел через всю мастерскую и врезался в тяжелые полосы листовой бронзы, приготовленные Тессой для работы, опрокидывая их на себя.
— И я дерусь не хуже, — захохотал бородач.
Он нежно посмотрел на Тессу, от чего ее всю передернуло, и прыгнул на подоконник.
— Я временно удаляюсь, дети мои, — театрально проговорил он.
И, выбив эфесом стекло, со словами:
— Ну и маленькие же здесь окна, — Слэн ловко выпрыгнул наружу.
5

Тесса сидела за письменным столом и делала наброски своих новых работ, чертя на больших листах размашистые линии, образующие сложные геометрические композиции.
Дункан открыл дверь и замер. Так и не войдя в комнату, он любовался ее сосредоточенным лицом. Поймав на себе его пристальный взгляд, Тесса подняла голову и сердито посмотрела на него.
— Хочешь поговорить? — предложил Дункан, проходя в кабинет.
— Если бы я хотела поговорить, то уже давно бы говорила, — тяжело вздохнув, заметила она.
Отложив карандаш, Тесса поднялась с кресла и забегала от стены к стене, резко жестикулируя.
— Я художник, — почти крикнула она, — я скульптор! Считается, что я должна иметь богатое воображение, — она схватила с полки фарфоровую статуэтку китайского болванчика и принялась крутить ее в руках. — Но кто мог вообразить такое? Мак, я хочу прекратить все это. Я хочу бросить… А, черт!..
Она с грохотом опустила статуэтку на стол.
— Я думаю, — протянул Дункан, присев на край стола и скрестив руки на груди, — что это все к лучшему, Тесса.
— Ах, вот что ты думаешь!
— Да, — Дункан кивнул. — Я действительно так думаю.
— Так значит, ты думаешь, что я тебя бросаю?
— Да, я так думаю.
— Дункан, ты живешь четыреста лет, и ты мог бы за это время научиться слышать, что тебе говорят.
— Но ведь ты именно это и сказала.
— Я сказала, что хочу бросить не тебя, а это место: все, что находится здесь, — Тесса развела руками. — Чтобы мы это бросили вдвоем! Вот что на самом деле я имела в виду.
И уже почти шепотом, опустив глаза, она произнесла:
— Но… Может, это совсем не то, что ты бы хотел услышать? Давай уедем, — она опять заговорила быстро и нервно. — Завтра мы будет уже в Париже.
Он сидел, практически не двигаясь, с легкой улыбкой глядя на нее. Она словно споткнулась в своем бесконечном словесном беге о его спокойный взгляд и замолчала, а он ответил:
— Ты что, серьезно думаешь, что он не найдет нас в Париже? Тесса, пойми же, Слэн так просто не сдастся.
— Но ведь тут есть еще Конан.
— У каждого из нас своя дорога в этом мире. Если когда-то наши пути пересекаются, то это ничего не значит. Просто у этой игры такие правила. Так что тебе придется уехать.
— Что?!
— Ты ведь не знала, что так все получится.
— Ты понимаешь, — она вдруг снова заговорила очень нервно, с трудом стараясь не закричать, — чем были для меня эти последние двенадцать лет, пока мы жили вместе? Ты думаешь, что это так легко? Просто сказать: извини, дорогая, я снова ухожу на войну! И все?! Черт! — она упала на стоящий поблизости стул, но тут же, как ужаленная, вскочила с него и закричала. — Будьте прокляты вы все, все бессмертные и этот ваш сбор, которого вы ждете, как божьего суда!
Дункан подошел к ней и, крепко обняв, прошептал ей на ухо:
— Но ведь я тебе не враг…
Она разрыдалась и, всхлипывая, произнесла:
— Нет, конечно… Конечно, нет! Но я никогда не думала, что это может быть так больно…
Только здесь, на этом далеком, затерянном в вековых лесах озере, Дункану было спокойно. Только здесь его не мучили страшные воспоминания. Это было почти как смерть.
Небольшое, всегда спокойное озеро, похожее на колодец и окруженное подползающими к самой воде необъятными елями, отражало глубокое прозрачное небо, в котором даже днем можно было увидеть далекие бледные звезды.
Конечно, и здесь бывали непогожие дни, когда возмущенные внезапными порывами ветра чайки кричали и вились в вышине, ловя тугие восходящие потоки. Но такое всегда случалось днем, а потом приходила спокойная, хотя холодная и суровая ночь, такая, как и положено в этих пустынных северных краях.
Дункан построил себе хижину и жил в ней вот уже четыре года. Ему хорошо было здесь, но в один прекрасный день пришел Конан в своем длинном плаще и неизменной дурацкой шляпе, и сразу после «здрасте» заявил:
— Ты хорошо устроился тут.
Он уселся на большой камень, обернув по привычке ноги длинными полами, и, мило улыбаясь, принялся наблюдать за тем, как Дункан подготавливал к распилке огромное бревно.
— Зачем ты пришел? — спросил его хозяин, оторвавшись от своего занятия.
— Просто так. Я проезжал мимо и заглянул в гости.
Дункан подошел к гостю и присел рядом.
— Ты знаешь, — голос его был печален, — вот уже четыре года, как нет Белого Цветка, а легче мне не становится. Почему, Конан? Я так надеялся, что все это мне поможет, — Дункан смотрел куда-то вдаль на зеркальную гладь озера. — Понимаешь, я так оберегал ее тогда и думал, что…
— Я знаю, — Конан тяжело вздохнул. — Ты любил ее и продолжаешь любить и сейчас. Но пойми, ты не сможешь уберечь всех, кого любишь, от смерти. Они всегда умирают…
— Ее убили, — срывающимся голосом проговорил Дункан.
— Люди всегда убивают друг друга точно так же, как и мы убиваем друг друга.
— Мне наплевать, кто и кого убивает. Я устал от этой борьбы, которой не видно конца. Я устал от любой борьбы и войны.
— Но ты не можешь так просто сдаться и бросить все.
— А я и не прошу у тебя разрешения, — резко ответил Дункан и, поднявшись, вернулся к своей работе.
Конан тоже поднялся и подошел к большому камню. Совершенно голому и украшенному старинными индейскими рисунками. Он положил руку на шершавую поверхность и замер. Камень был теплым, несмотря на ранее и довольно хмурое утро.
— Я знаю, почему ты выбрал именно это место, — тихо и задумчиво проговорил Мак-Лауд-старший.
— Верно. Это святое место, — угрюмо кивнул Дункан, принимаясь яростно орудовать пилой. — Я испросил разрешение у старейшин и построил себе на этом месте хижину.
— Никто из бессмертных не найдет тебя здесь. Ты всегда будешь в безопасности, — заметил Конан.
— Да. Я надеюсь, что битва добра со злом может обходиться и без меня.
— Может, — согласился Конан, оторвавшись наконец от валуна, покрытого петроглифами. — Но ты не можешь стать вечным отшельником в этом месте. Ты все равно никогда не сможешь выбыть из этой борьбы навсегда.
— Ну, не навсегда, а на какое-то время.
— Тебя отыщут, — вдруг резко произнес Конан.
— Рано или поздно — да, — согласился Дункан. — Постарайся сделать так, чтобы я тебя не разыскивал.
— Ты же знаешь, как мне не хочется этого делать, — с улыбкой сказал Конан.
— Знаю, — ответил Дункан и расхохотался в ответ.
Ричи:
…Когда мисс Джессика Линн говорит мне, что я сумасшедший, она права. Я сам сегодня в этом убедился. Так что неудивительно, что я никак не могу выучить… Она нам задавала уроки две недели тому назад, а я по сей час не могу даже вспомнить что же именно, хотя она мне твердит об этом каждый божий день.
Но это все неважно. Важно то, что я действительно поехал крышей. И могу это доказать. Вот, например, сейчас я кажусь совершенно нормальным человеком. Сижу вот на этих ступеньках и пью пиво, и ничего, но вот сегодня утром… Нет, я, конечно, не просто так здесь сижу. Я слежу за одним типом, что, по-моему, тоже не совсем нормально.
Но это все ерунда. Важно то, что сегодня утром я гулял в порту. То есть и это не слишком важно, а важно то, что я там ухитрился увидеть. Больше всего мне хочется, чтобы это оказалась галлюцинация или что-нибудь еще в этом роде.
Потому, что ходил я, ходил, гулял… Часов с пяти утра до восьми все было тихо и добропорядочно, как уик-энд в национальном парке. Так или иначе, но я забрел в самый отдаленный и пустынный уголок порта, куда уже давно не ступала нога человека. Здесь стояли полуразрушенные ангары, окруженные со всех сторон огромными мусорными кучами. Ну прямо памятник человеческому трудолюбию!
И вот вдруг я замечаю, что иду не просто так, а по совершенно свежей автомобильной колее. Что за черт! Поднимаю глаза и вижу: до боли знакомый «лендровер». Тот самый, мистера Мак-Лауда.
Мне, конечно, с ним встречаться не хочется, и только я собираюсь оттуда уйти тихо и степенно, вроде я — настоящий джентльмен, — как вдруг, как последний болван, думаю:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18