- Ну, разумеется, - охотно согласился Рийз. - Но ведь существуют
сотни серых оттенков. Однако я рад вашему приезду и по другой причине... -
он говорил искренне. - Вы принудили меня критически оценить нашу
деятельность тут... усомниться, правильно ли мы поступаем, ничем не
облегчая условий, в которых живут шаркуны. Ведь очень нелегко определить,
что оправданно, а что нет.
- А, так вы признаете это! - торжествующа вскричал Хичкок. - Вы
признаете...
Рийз жестом прервал его.
- Нет, - сказал он твердо. - Я этого не признаю. Я сохраняю свою
прежнюю точку зрения. Но теперь... благодаря вам... я понял, почему мы
поступаем правильно.
- Чепуха! - возразил Хичкок. - То, что негуманно, не может быть
правильным.
Бен Рийз вновь приступил к терпеливым объяснениям. У него были все
основания сохранять терпение - это помогало тянуть время.
- Ваши нравственные принципы выше всяких похвал, мистер Хичкок, -
сказал он. - Я первый готов признать это. Но к несчастью... одних
нравственных принципов тут мало. Видите ли, природа не признает
нравственных категорий, она не подчиняется нашим понятиям о правильном и
неправильном, справедливом и несправедливом и не исчерпывается ситуациями,
когда можно мгновенно решить, что хорошо, а что дурно. Бывают ситуации,
когда поступок, казалось бы, продиктованный самыми нравственными
соображениями, может привести к... к самым ужасным последствиям. Нельзя
судить о том, что с нравственной точки зрения хорошо, а что дурно, если
при этом не учитывать всей совокупности факторов и обстоятельств. И вот
тут-то, мистер Хичкок, ваше нравственное чувство вас подводит.
- Мне не требуется помощь ученого, чтобы определить, что хорошо, а
что дурно, - отрезал Хичкок.
Рийз вежливо кивнул.
Я ждал, что вы это скажете, - признался он. - Но вы ошибаетесь; до
тех пор, пока вам не известно, к чему в конечном счете приведет данный
поступок, вы не можете решать, хорош он или дурен. В определенных же
ситуациях, например в такой, какая сложилась здесь, человек без
специальной подготовки вроде вас попросту не способен понять суть
происходящего. А раз так, то вы неспособны и предсказать последствия тех
или иных действий, и значит, у вас нет возможности определить, правильны
они или неправильны.
- Вы ошибаетесь, - упрямо сказал Хичкок. - Цель никогда не
оправдывает средства. Ни-ког-да!
Рийз не стал возражать. Он продолжал, словно рассуждая вслух:
- С другой стороны, порой это остается единственным критерием - когда
любая система действий кажется равно неправильной. Но даже в тех случаях,
когда то, что вы намерены сделать, выглядит безупречным с нравственной
точки зрения, все же необходимо взвесить все последствия. Если результат
поступка будет плох, значит, и сам поступок нельзя считать хорошим. Или,
предположим... имеется конечная цель - безусловно нравственная, но
осуществить ее можно только с помощью средств, которые как будто идут в
разрез с требованиями этики.
Хичкок смотрел на него в полном недоумении.
- Подобная ситуация вообще невозможна, - возразил он.
- Я говорю о совершенно конкретной ситуации, - твердо сказал Рийз. -
О той, которая существует здесь. С самого начала работы станции мы стояли
перед дилеммой: помочь ли шаркунам... обеспечить ли им сытую и спокойную
жизнь и тем самым навсегда уничтожить надежду, что когда-нибудь они
перестанут быть животными... или же предоставить природе делать свое дело,
не препятствовать тому, чтобы многие погибали и все страдали, но не
препятствовать в расчете на то, что со временем их потомки станут
разумными существами, как мы.
Он выразительно пожал плечами.
- У нас есть только один выход: мы должны сопоставить то зло, которое
причиняем своим бездействием, с целью, к которой нравственно обязаны
стремиться. Мы должны делать свое дело и... не позволять, чтобы угрызения
совести мешали нам.
- Действие, которое требует оправданий, - заявил Хичкок, - уже
неверно. Добро не может порождаться злом.
Рийз развел руками.
- Мы должны делать то, что считаем правильным, - сказал он убежденно.
- И если наши обдуманные оценки расходятся с чьими-то другими, нам
остается только полагаться на собственное суждение. Ведь...
Он умолк, потому что дверь вдруг распахнулась.
В нее вошли два шаркуна с каталкой. У обоих на мохнатой груди был
нарисован большой красный крест.
- Рийз указал на Хичкока.
- Этот человек болен, - произнес он отчетливо.
Шаркуны двинулись к Хичкоку, шурша по полу широкими упругими ластами.
Хичкок, ошеломленный неожиданным заявлением Рийза, ударил себя кулаком в
грудь и крикнул:
- Я болен? Да ничего подо...
Шаркуны подошли к нему с двух сторон и ухватили за локти. Хичкок
ойкнул, повернул голову и увидел прямо перед собой страшную морду с
выпученными глазами, которые, казалось, смотрели на него с деловитой
заботливостью.
Испустив придушенный вопль, он рванулся из кресла головой вперед,
однако шаркуны не дали ему упасть. Хичкок отчаянно отбивался, но они
продолжали держать его бережно, но крепко. Тогда он начал пинать их, а они
приподняли его и повлекли к каталке спиной вперед. Он беспомощно
взбрыкивал ногами.
- Прикажите им отпустить меня! - кричал он. - Прикажите этим мерзким
тварям отпустить меня!
Рийз облегченно откинулся на спинку кресла. Ему было неприятно, что
его вынудили прибегнуть к таким мерам, и тем не менее он испытывал что-то
вроде злорадного удовольствия.
Конечно, будь Хичкок и правда хорошим человеком...
- Боюсь, от меня ничто не зависит, - извинился он. - Они
выдрессированы доставлять больных в клинику. Я не мог бы остановить их
теперь, даже если бы хотел, - он беспомощно развел руками. - Как я уже вам
говорил, они не слишком сообразительны.
Один из шаркунов обхватил Хичкока сзади обеими лапами, прижав его
руки к бокам. Второй достал ампулу из кармашка, пришитого к его сбруе.
Хичкок вне себя от ужаса уставился на сверкающий шприц.
- Не позволяйте ему! - просипел он. - Не позволяйте! Это убийство...
Шаркун закатал его рукав и ловко вонзил иглу в мясистое предплечье.
Хичкок затрясся всем телом и повис на лапах державшего его шаркуна.
- Это всего лишь легонький транквилизатор, - весело успокоил его
Рийз. - Разумеется, ничего опасного мы бы им не дали. Но вы слишком уж
бурно сопротивлялись.
Хичкок все так же висел в объятиях шаркуна. Глаза у него остекленели.
Шаркуны принялись завертывать его в одеяло. Хичкок шевелил губами, словно
пытаясь что-то сказать, но у него ничего не получалось.
- Космолет отправится без вас, - сказал Бен Рийз. - Я очень сожалею
об этом, так как вам придется провести на станции еще целый год, а это не
такая уж приятная перспектива для нас всех. Им мы скажем... да, пожалуй,
мы скажем, что вы прихворнули. Заразились... э... местной болезнью,
распространение которой на другие планеты было бы нежелательно. Таких
болезней, конечно, не существует, но какое это имеет значение?
Тон у него был виноватый.
Хичкок испускал нечленораздельные вопли, однако отдельные слова можно
было разобрать: "Неслыханно!.. Беззаконие!.. Я обращусь в полицию, в
суд!", а также выражения, весьма неожиданные в устах такого поборника
нравственности.
Бен Рийз пожал плечами с извиняющимся видом.
- Боюсь, у нас тут нет ни суда, ни полиции. До вашего появления нужды
в них как-то не возникало. Я... Мне очень неприятно, что пришлось
прибегнуть к подобным мерам, но... Видите ли, совершенно необходимо, чтобы
вы пока остались здесь. Если вы вернетесь на Землю сейчас, вы поднимете
шум, потребуете, чтобы нашу станцию закрыли, а главное... главное, вы
организуете эту вашу межзвездную кампанию помощи шаркунам, и они навсегда
останутся только животными. Мы... мы не можем этого допустить.
К этому времени Хичкок был запеленут в одеяло, как мумия. Шаркуны
осторожно уложили его на каталку.
- Вы еще поплатитесь! - свирепо пригрозил он.
Шаркуны быстро и умело затянули ремни каталки - их бессуставные
пальцы были очень ловкими.
Хичкок мог теперь шевелить только головой и губами.
- Ну, конечно, больше чем на год мы вас задержать не сможем, - сказал
Рийз, но в голосе его не было ни малейшего огорчения. - Однако за год
много воды утечет. У нас будет достаточно времени, чтобы подготовить
общественное мнение. Если мы сейчас же опубликуем всю правду, думаю, ваша
версия ни на кого впечатления не произведет. Я отошлю со "Скитальцем" все
необходимые материалы и инструкции в наш центр на Лямбде. Для начала
достаточно сообщить, что шаркуны вступили в переходный период, а потом...
Он улыбнулся. На душе у него было удивительно легко. Да, конечно, с
Хичкоком он обошелся не слишком этично - удар в спину, что ни говори. И
все же даже сам Хичкок не мог бы отрицать, что поступок этот, принимая во
внимание все обстоятельства, весьма и весьма нравствен.
Шаркуны покатили Хичкока к дверям: Хичкок вопил как безумный:
- Вы не можете так со мной обойтись! Не можете!
- Неужели? - простодушно спросил Бен Рийз.
Он не устоял перед искушением, хотя и понимал, что это не
великодушно. - Неужели, мистер Хичкок? - сказал он. - Так докажите это.

Эпилог.
Процессия медленно двигалась мимо носилок с Усопшим, который стал
безымянным в смерти, а прежде был их старейшиной. Поравнявшись с
носилками, каждый припадал к земле в прощальном поклоне и шел дальше.
Позади носилок стоял шаман. Его шерсть была выкрашена зеленой краской в
знак того, что сейчас он - воплощение Усопшего. В ответ на каждый поклон
он воздевал руки к небу.
Шокк-элорриск стоял в ногах носилок и тоже отвечал на каждый поклон,
потому что теперь он был старейшиной вместо Усопшего. Он уже держал в руке
камень, творящий орудия, и повторял нараспев вновь и вновь:
- Мои глаза найдут путь для твоих ног. Моя рука будет питать тебя и
моя шерсть будет греть тебя. Я - это ты. Я отдаю себя тебе.
Так он говорил каждому, кто отдавал ему поклон, и каждый отвечал:
- Покажи мне путь.
Те, кто уже склонился перед Усопшим, выстраивались позади носилок.
Наконец был отдан последний поклон, и три первых отпрыска Усопшего вышли
вперед. Они подняли сплетенное из стеблей ложе, на котором покоился
Усопщий. Шаман и Шокк-элорриск встали по его бокам, и все запели:
- Ты - это мы. Твои глаза видели путь. Твоя рука питала нас, и твоя
шерсть грела наши тела. Мы благодарим тебя. Мы чтим тебя. Мы храним память
о тебе. Мы возвращаем тебя тебе!
Шагая в такт песнопению, они приблизились к краю берегового обрыва.
Там они остановились, и размеренный речитатив завершился криком:
- Мы изгоняем тебя!
Ложе с телом Усопшего скрылось в кипящих волнах. Сыновья Усопшего и
шаман повернулись к Шокк-элорриску. Они склонились перед ним и сказали:
- Покажи нам путь.
Но Шокк-элорриск словно бы не слышал их и ничего не ответил. Он стоял
на краю обрыва, ветер теребил его шерсть, а далеко внизу о скалы
разбивались волны. Повернувшись лицом к морю, Шокк-элорриск поклонился
богам, которые обитают на круглой горе, венчающей остров вон там, на
горизонте, - богам, которые никогда не кочуют с места на место в поисках
дичи, которые смотрят на людей со скалы, плывущей по воздуху, точно
облако. Смотрят, но никогда не вмешиваются в то, что видят.
И склоняясь перед ними, Шоки-элорриск размышлял о том, почему они
никогда не спускаются на землю и в чем источник их силы, и спрашивал себя,
не могут ли он и его люди обрести такую силу, стать равными этим чужим и
непонятным существам.
И тут он подумал: а может быть, они научат его? Он доберется до их
горы там, в море, и, может быть, они научат его своему колдовству, откроют
ему источник своей силы.
И он начал думать о том, как одолеть косматые волны, как
вскарабкаться на отвесные обрывы острова, как подняться на вершину горы.
И размышляя об этом, Шокк-элорриск понял, каким будет его путь. И
путь его людей.
Путь к величию. Путь к покорению природы.
Путь к ослепительному будущему.

1 2 3 4 5 6 7 8 9