С севера приехала его дочь. У нее тоже не было никаких сведений.
- Она не осталась ни с чем?
- Напротив. Не то что с "кое-чем", а даже с "очень много чем". Что-то между восемью и девятью сотнями тысяч, плюс "Лань", плюс проценты со счета.
- Она теперь здесь?
- Нет, она теперь в южной части Тихого океана, вместе с мужем, на "Лани". Мужа зовут Говард Бриндль, они справляют таким образом медовый месяц. Уже четырнадцать месяцев справляют.
- Только дочери? Никаких других наследников, которым он хоть что-нибудь оставил?
- Только Линде, больше известной как Гуля.
- А ты собирался тогда ехать с Тедом на новые поиски?
- Он не просил меня об этом, и я не знаю, собирался ли просить вообще. Нельзя сказать, что он был обычным соседом с языком без привязи.
- Его адвоката вы знаете?
- Да. Я уже думал об этом. Я спрашивал у него. Нет, ответил он, профессор Тед Левеллен не поручал ему на хранение никаких записей и никаких книг. Звать его Том Колайр. Фолл, Колайр, Хэсплин и Батс. Том был назначен соисполнителем завещания, вместе с поверенным Первого Банка Побережья.
- Колайр - приличный человек?
- Думаю, да. Династия юристов. Уже не молод. Большая солидная практика, к тому же он крупный земельный арендатор. А почему ты спрашиваешь?
Фрэнк молча и задумчиво поглаживал свежий, недавно зарубцевавшийся шрам на тыльной стороне левой руки: огромная отметина, сияющая новенькой туго натянутой розовой кожей, не меньше двух дюймов длиной.
- Где это ты умудрился?
Он смотрел на шрам все так же задумчиво, словно видел его впервые в жизни.
- Это? Какой-то ублюдок оставил на палубе гаечный ключ, я наступил на самый край, взмахнул руками, чтобы за что-нибудь уцепиться, а в это время в машинном отделении как раз выпустили пары. Я угодил рукой в самую струю. Здорово заживает, быстро.
- Фрэнк!
- А?
- С чего это ты вдруг заинтересовался пропавшими документами Теда? Я не отвечу больше ни на один твой вопрос, пока ты не ответишь на мой.
- Месяц назад из Майами было послано письмо - неким Мэнсфилдом Холлом, адвокатом. Чрезвычайно осторожное письмо. В нем говориться, что Холл, адвокат, обращающийся в Севен Сиз Лимитед, представляет некого господина, который вступил во владение некими исследовательскими материалами, полученными из подлинных источников, указывающих возможный район поиска сокровищ, затонувших на дне океана, к чему прилагаются геодезические карты, лоции и фотографии района. Этот некий господин собирается, в доле с Севен Сиз, финансировать экспедицию. Севен Сиз оплачивает первые пробные поиски, с возвратом полной стоимости этой экспедиции, после чего расходы берутся пополам. Господин желает иметь своего личного представителя на протяжении всех поисков. Договор на финансирование дальнейших поисков возобнавляется только после результатов первой попытки.
- Звучит так, словно и впрямь все продуманно Тедом. Очень ясно, очень просто.
- Вот и мне так показалось. Я отправился повидаться с Менсфилдом Холлом. Я не думал вызнать у него что-либо стоящее, потому что был уверен: он почти ничего не знает. Я даже не был уверен, что он знает, кто его поручатель.
- А как ты сумел перехватить письмо?
Он вытаращился на меня.
- Что ты хочешь этим сказать?
- Я слышал кое-что об этой "Семи Морях". Это морская корпорация, о ней много писали в прошлом году, они сумели вычислить и отыскать место падения французкого реактивного самолета с изрядным грузом золота на борту. Он затонул недалеко от Арубы. Кажется, базируются они на Ямайке?
- Нет, на Большом Каймане.
- Так как же ты...
- Да потому что оно было послано мне, Мак-Ги! О Господи! Я и есть эти самые "Семь Морей". Во всяком случае я владею сорока процентами акций.
Я оглядел - заново - его порыжевшие ботинки и латанную куртку десантника.
- Славно, славно. Ну ладно. Я полагаю, ты прилетел повидать меня на собственном "Боинге"?
- Нет. Нашей доли в спасении французкого золота на это не хватило. Еще тогда, уезжая в Мехико, я хотел купить долю в "Семи Морях". Я уже работал там, правда неудачно. Я как раз искал большой куш, и мы упустили его в заливе Ла Паз, но со следующей попытки мне повезло. Теперь я хочу попытаться еще раз. Я просто обязан. Хотя бы на паях с кем-нибудь.
- Ох, Фрэнк, не уверен, что когда-нибудь поверю в это.
- А ты попробуй. Ты мне нужен. Во всяком случае, мистер Менсфилд Холл испрашивал мое мнение и поручил контрпредложение для своего клиента: забыть все, что он наворотил и делать эту работу на равных, он начала и до конца, или не делать вовсе. Теперь, как ты сам понимаешь, я пытаюсь раскрутить дело с другого конца. Как ни был осторожен поручитель Холла, он не удосужился выяснить, работал ли я когда-нибудь с Тедом Левелленом. Если этот некто нуждается именно в экипировке и команде, у кого бы он ни спросил совета, почти всюду ему укажут на Севен Сиз Лимитед. Это как раз то, что нам нужно. Но мне кажется, это пахнет чем-то еще. Как ты думаешь, чем?
Несколько минут я прикидывал все, что людой, кто каким-то образом легально получил бумаги Левеллена, может не таясь нанять и экспертов, и команду, и совершенно преспокойно выйти в море и поднять клад, вовсе не окутывая все это тайной.
- Именно! Совершенно излишне секретничать и осторожничать и забрасывать такие изощренные сети.
- Так ты думаешь, кто-то стащил "мое сновидение"?
- Или Тед доверился негодяю.
- Поверенному банка? Адвокату?
- Откуда я знаю? Мы с тобой знаем, что могло случиться. Какой-нибудь человек, которому ты готов доверить все, даже собственную жизнь. Нет ни свете ничего, что бы он не сделал для тебя. Но вот ты внезапно умираешь, а он прикидывается ангелочком. Простачком. Дочь? У нее своя жизнь, она замужем. Не нужно ее беспокоить. И вот этот парень, этот верный и преданный друг, остается со всеми бумагами профессора Левеллена на руках. Черновые исследования заносились в тот блокнот, толстый и непонятный. Остальными заметками можно набить средних размеров чемодан. Преданный друг ложиться на дно и ждет, накалятся ли страсти. А страсти не накаляются. И в конце концом он делает первый шаг, причем делает его так, чтобы свести на нет малейший риск.
- Никогда не слыхал от тебя такой пространной и связной речи, Фрэнк, ни разу за все наше знакомство.
- Тед верил тебе, чертов ты сукин сын!
Даже в минуты крайнего изумления я успевал поймать челюсть прежде, чем она стукнется на пол. Но на это раз не успел. Ты можешь возразить собеседнику двадцатью различными способами и уже раскрываешь для этого рот, но не можешь выбрать, с какого начать. И ты сидишь с раззявленной варежкой, тупо уставясь на оппонента.
Вот я и сидел, воззрившись на него, с отвысшей челюстью. Полное поражение. Дурацкое состояние краснеющего подростка. Попранная честь и все такое. Предчувствуя недоброе, он попытался отодвинуться от меня вместе с креслом, но оно не захотело двигаться. И прежде, чем он успел вскочить, я со всего размаху врезал ему по скуле именно в тот момент, когда он приподнимался из кресла. У меня тут же заболело отбитое ребро ладони, напомнив мне старую истину, что нельзя бить человека по твердым частям тела незащищенной рукой. Достаточно одного удара в какое-нибудь мягкое место, чтобы все твердые прочевствовали это тоже. Что я и сделал.
- Угх! - выдохнул он. Кажется, у него несколько расфокусировалось зрение.
- Угх сам себя!
- Сукин ты пидор!
Да, мы явно перешли на школьный жаргон. Пожалуй, именно это меня и остановило. Хватит, решил я.
- С твоего позволения, правильно будет пе-дер, - сообщил я.
- Я просто хотел выяснить. Я выяснил, так что кончай драться.
С голосом у него было уже все в порядке. Он потрял головой, чтобы унять звон в ушах. Я отступил на шаг назад, но не сел.
- Я великий лжец, - заявил я. - Но я не краду у друзей, неважно, мертвые они или живые.
- Я уже понял. - Он с беспокойством ощупывал физиономию, проверяя, не разбил ли я ему челюсть. - Это был просто неудачный оборот. У меня в голове до сих пор звенит. Давненько меня так не били. Слушай, это идея, это надо развить...
Он вылез наконец из завалившегося набок кресла, поставил его на прежнее место и уселся. С глубоким вздохом облегчения.
Я разминал ушибленную руку. Я тоже давненько никого не бил.
- Обычно я бываю более сдержен, Фрэнк. Твоя скула стоила мне руки. Я бы не вышел из себя, если бы не то печальное обстоятельство, что я по-настоящему любил Теда. Я очень скучаю по нему. В один прекрасный день он, знаешь ли, спас мне жизнь. Впрочем, я забыл, ты об этом действительно знаешь.
- Все верно, Мак-Ги, но посмотри на это с другой стороны. Я знаю, что он умер здесь. Я знаю, что ты и Майер были близки с ним. Любой из вас мог совершить эту кражу. Но я точно знал, что то не Майер.
Это меня заинтересовало.
- А почему не он?
- Мы сыграли с ним множество партий на "Лани". Поэтому я знаю его логику, течение его мыслей. Ему был бы непереносим сам факт того, что он пустился на какие-то ухищрения. Это не в его стиле.
- Ага, значит, в моем?
- Давай не будем снова пытаться выяснить отношения. Ни ты, ни Майер. Значит, это кто-то третий. Черт, как ноет. Мак-Ги, твои кулаки выглядят меньше, чем болит челюсть!
Я удержался от искушения показать ему, как именно выглядит мой кулак. Боюсь, что пальцы я смогу согнуть не скоро.
- Я вел себя, как распоследний истеричный подросток, Фрэнк. Я бью людей только в порядке самообороны. Как правило.
- Я бы с удовольствием остался здесь до утра. Мне до смерти хочется сыграть с Майером пару партий - если, конечно, он в порядке. И если конечно, ты позволишь мне остаться после всего этого.
- Позволю. Более того, проведу с утра в больницу и, если только у него не было ночью жара, вы сыграете.
Ясным утром пятницы я появмлся у больницы с магнитными шахматами и посетителем. Мы намеревались незаметно проникнуть в палату N_455, но путь нам преградила старшая сестра, ни за какие блага в мире не пожелавшая иметь посторонних на своей территории. По ее мнению, Фрэнк выглядел хуже, чем матрос с разбитого корабля. Но он пустил в ход столько обаяния, шарма, такта и комплиментов, что чуть не переборщил. Вот уж не ожидал я от него такой прыти. Но, как говорят русские, кашу маслом не испортишь. Старшая сестра сначала заколебалась, потом усмехнулась, потом заулыбалась, а под конец хохотала во все горло. Она махнула на нас рукой и ушла, все еще хихикая.
Майер, невероятно оживился от появления Хейса и шахмат, время от времени поглядывая на Фрэнка и повторял:
- Кто бы мог подумать!
- Твои белые, - заявил Фрэнк, раскрывая кулак с малюсенькой пешкой. Держи и начинай.
Они углубились в игру, отрешенные от мира, как Будда. Мне скоро стало скучно и я отправился побродить. Около полудня я вернулся, и увидел, что доска лежит в стороне от дела, а они увлечены разговором. Майер предложил ничью, и Фрэнк согласился. Майер выглядел немного утомленным. Он зевнул и сообщил:
- Решение партии во многом будет зависеть от того, что ты сумеешь узнать о самом Менсфилде Холле.
Джентельмены, ваш праведный, лояльный служащий может просто закончиться, как только будет сделано несколько звонков и наведены необходимые справки. Холл - профессиональный посредник. Он провел столько времени в тюрьме за неуважение к суду, потому что не желал отвечать на вопросы, что люди доверяют теперь ему. Он уже многие годы страдает язву желудка. Он слывет опасным для партнеров игроком в покер. Менсфилд Холл должен уметь находить приличное прикрытие для любой сомнительной сделки. Правда, при этом он должен и сам неплохо наживаться, быть может даже вести двойную игру.
- Вопрос о том, насколько грязные делишки он способен обделывать, сказал Фрэнк. - На твердой основе, так чтобы все потом было шито-крыто.
- Не знаю. Не исключено, что и самые грязные. Я слыхал, что одно время он не гнушался и киднаппингом. Он, кажется, как-то связан с коммунистами Кубы. Тут, впрочем, одни слухи. Но судя по тому, сколько времени он проводит в разъездах и за границей, он должен быть неглуп, расторопен, коммуникабелен и всецело предан клиенту. До поры до времени.
- Ты хочешь сказать, что он просто надувает клиентов? - спросил Фрэнк.
Майер снова зевнул.
- Нет. Я хочу сказать, что он просто прячет их от других поверенных.
Но тут принесли Майеров второй завтрак, и нам пришлось прервать разговор. Майера держали на строжайшей диете. Я никогда не понимал да и, наверное не пойму пристрастия медиков к различным диетам, которыми они изводят и так нездоровых людей. Второй завтрак Майера состоял из половины яйца - без соли - на листике салата и чашка чая с тонким ломтиком лимона. Ужас.
Все это собственноручно принесла старшая сестра, приговаривая с порога:
- Ну-ка, ну-ка! Мы ведь уже, наверное проголодались, разве не так, а?
- Проголодались, проголодались, - отозвался Майер, с неудовольствием глядя на "еду". - Но только это, дорогая моя, можете съесть сами.
- Раз вы шутите, значит, вам значительно лучше, - отозвалась она. Ступайте-ка отсюда, ребята, дайте ему сегодня как следует выспаться. Давайте, давайте.
Мы не возражали, тем более что вид у Майера был и в самом деле сонный. Фрэнковы вещи были уже у меня в машине. Я отвез его в аэропорт, через частный сектор, где его дожидался маленький экипаж, уютно устроившийся на плетенных стульях из местного бара прямо в тени большого белого крыла, сверкающего свежей краской и начищенным металлом в лучах полуденного солнца. Фрэнк представил мне ребят. Тед и Гарри. Гарри поражал несоответствием огромной лысины и совершенно мальчишеского лица. Тед был еще совсем мальчишкой, этакий тип дембела из Вьетнама. Так, наверное выглядел бы Арнольд Палмер, вернись он в свои двадцать восемь, обрасти рыжими патлами и обзаведись парой светло-серых глаз. Я даже и не думал, что есть на свете человек с серыми глазами, более светлыми, чем мои. Оба они, как и Фрэнк, были одеты в сложносоставную военную форму, в которой присчутствовали не только различные рода войск, но и различные поколения военного обмундирования.
Должно быть, Фрэнк как-то незаметно просигналил им, потому что когда он объявил:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33