Постепенно я пришел
в себя, почти сразу развернулся, выехал из развалившихся ворот, берегом
канала выехал на дорогу у моста, по ней единым духом домчался до
автострады - и, уже совершенно успокоившись, отправился домой.
Когда озабоченность, усталость и тоска отступили, верх немедленно
взяло чувство юмора. Я представил, как это чучело, шатаясь добирается
домой, на свою шумную вечеринку. А вот и снова я, девочки мои! Мой славный
канареечный костюмчик вывалян в грязи, а в волосах полным-полно песку!
Бумажник мой, знаете ли, пуст, а челюст едва не сломана чьим-то кулаком. А
я так плакал, ой-ей-ей!
Но тем не менее гораздо больше меня забавляла другая вещь, менее
шутовская. Он доберется до дома только к рассвету, когда все уже
разойдутся, примет душ, вычистится, переоденется. Запрется у себя в
кабинете и наберет домашний номер Хиспа. И когда Лоутон Хисп подойдет и
скажет "алло", какой звук первым вырвется из горла Тома Коллайра? Полагаю,
тихое бульканье. А потом, после непонятно олгой паузы, Хисп услышит: "С
Новым Годом, Лоутон, вот все, зачем я тебе звонил!" И повесив трубку, Том
Коллайр будет мрачно и недоуменно смотреть в стену, а потом будет
придумывать, чтобы такое ужасное сделать со мной, и ничего дельного
придумать не сможет...
До конца старого года оставалось не более двух часов. И мне почему-то
не хотелось проводить их с кем бы то ни было. Даже с Майером.
В Бахья Мар я сразу свернул к докам, чтобы не нарваться на
какую-нибудь празднующую компанию друзей и знакомых, которые непременно
захотят, чтобы я к ним присоединился. "Молния" тихонько покачивалась на
волнах. Из какого-то смутного ощущения, что так будет лучше, я зажег сразу
же одну лампу в салоне. Время от времени меня еще передергивало, но после
доброй порции джина прошло и это. Немного приободрившись, я вдруг
вспомнил, что зверски голоден. В холодильнике нашелся еще солидный кусок
мяса, что окончательно примирило меня с загубленной праздничной ночью. К
уютному скворчению сковородки я решил добавить что-нибудь проверенное,
изящное и любимое, и поставил кассету Джулиана Брима.
Приняв душ, я надел старую голубую рубашку, заново наполнил бокал,
уселся поудобнее и залепил пластырем ладони. Против моих ожиданий, волдырь
вскочил только на левой, да и то не очень страшный. Майер говорит, что
где-то на пересечении афоризмов и софистики должна лежать область
суждений, которые называются афоризмами. Они выражают совершенно особенное
состояние человеческоо мышления. Приблизительно такое, какое было сейчас у
меня. Если желание уже есть действие, значит, я убил его. Но если я даже
убил его, непременно найдется кто-нибудь еще я таким желанием, так что он
все равн мертв. Если Говард не убил ее до сих пор, значит он ещ ни разу
этого по-настоящему не пожелал.
Я встал и, разыскав наш большой атлас, открыл его на развороте
"Океания", пододвинув лампу поближе к себе. Ноготь моего большого пальца
скользил вдоль основных рифов и океанских впадин.
Они были где-то там, точка, крошечная песчинка, не различимая
невооруженным глазом, микроб на поверхности приборного стекла. Должно
быть, они приближаются теперь к островам Лайн. Солнце клонится к западу.
Дневная жара спала. Девуша, известная только нам двоим как Лу Эллен,
потягивается после дневного сна и мечтательно жмурится: до Нового Года еще
есть шесть или семь часов, - я не помнил точную разницу.
Я читал синий шрифт названий, отпечатанных прямо поверх голубых
разводов глубин: Центральная котловина, разлом Нова-Камптон, возвышенность
Маггелана... Я пробовал на вкус эти названия, я ворочал их на языке, как
комок жвачки, пытаясь осмыслить, как за этими безобидными, даже горными
названиями могут стоять невероятные толщи морской воды. Моя мысль была
подобна ребенку, который упорно тянется к скамейке с надписью "осторожно,
окрашено", чтобы проверить, так ли это. Перед глазами у меня стояла
картина, нарисованная ехидным Майером - Гуля, погружающаяся в эти
прозрачные, голубые, зеленые, бирюзовые глубины.
Том Коллайр, очевидно, прав. Такие баги, как Говард, никогда не
теряют своего жуткого, непробиваемого оптимизма. Если никто не видел, как
ты делал это, никто не докажет, что ты действительно это сделал. Со
временем можно убедить себя, что ты этого вообще не делал. Люди верят
тебе. Ты - славный, немного ребячливый парень. Ты всегда готов помочь,
бодр и весел. Большие неуклюжие парни всегда сташные добряки.
Что же дальше Мак-Ги? Если каким-нибудь одному Богу доступным чудом
ты сможешь связаться с ними по радио, что ты им скажешь? Привет, ребята?
Какой закон позволит тебе, будь у тебя в друзьях сам капитан Морган,
нагнать их, взять на абордаж яхту и увезти законнную жену от законного
мужа? Или ты собираешься прыгать им на головы с вертолета - при почти
невыполнимом условии, что "Лань" удастся запеленговать?
А дальше, Мак-Ги, ты будешь ждать. Ждать здесь или, если хочешь,
ждать там. Но не более. Должно быть, это будет забавно - встретить их в
порту у трапа. Я допил бокал, выключил магнитофон. Я чувствовал себя
смертельно уставшим и немного пьяным.
Ура. Ур-ра-аа! С новым чем-нибудь.

16
Мой самолет из Гонолулу прибыл в Аэропорт Паго-Паго Интернейшнл в три
часа дня, пятого января, в воскресенье. Аэропорт был около Тафуны,
примерно в семи милях от этогогородка. Взлетно-посадочные полосы были
устроены на длинных коралловых отмелях, уходящих прямо в море. Похоже,
ничего более ровного на всей остальной территории острова не нашлось.
Предполагалось, что мы прилетим немного раньше, но в этих широтах уже
начался сезон дождей, и через остров шла темная тропическая буря,
накрывающая сразу две его трети. Такие бури сопровождаются обычно
сильнейшими ветрами, пояснила нам стюардесса, поэтому мы долго кружили в
высоте, дожидаясь, пока туча пройдет наконец над аэропортом.
Но зато из самолета мы попали в умытый, сияющий, сверкающий мир,
напоенный запахом цветов и дождя, которые не могли перекрыть даже струи из
сопел самолетов. Мне немедленно сообщили, что в местном произношении
названия главного города острова появляется звук "н", причем приглушенный,
тогда как "г" буквально соскаивает с языка. Получалось "Пахнгго-Пахнгго".
Как только вы научитесь произносить это внятно и не задумываясь, можете
считать себя настоящим космополитом. Из-за дождей на отрове стоял мертвый
сезон, и около восьми из прибывших в этот же день улетали обратно. Но мало
того, что я был единственным лоботрясом из вновьприбывших, я был
лоботрясом, не зарезервировавшим заранее номер - событие экстраординарное.
Эти острова, официально - Восточное Самоа, более известны как
Американское Самоа, поэтому доллар имеет здесь законное хождение. Та
сумма, которую назвал мне водитель такси за то, чтобы отвезти меня к отелю
"Интерконтиненталь", была, на мой взгляд, не только курортной, но и
сезонной. Хуже было другое: я слыхал, это местечко чрезвычайно жаркое даже
для флоридца и, сойдя с самолета, решил, что да, пожалуй. А ведь было еще
очень свежо после дождя. Таксист немедленно предложил мне свои услуги во
время моего прекрасного отдыха на их восхитительном острове - за солидную,
разумеется, сумму. Могу себе представить, подумал я, какой запаренный я
буду иметь, хотя бы день проездив по этим бесконечным зеленым горам.
Дорога свернула, повинуясь прихотливому изгибу бухты, и я увидел
встающий передо мной Паго-Паго, Центральную Гавнь Американского Самоа. Я
уже видел его из окна самолета, но высота несколько уравнивает впечатления
отбольшого и маленького. Мне говорили, что это самая красивая гавань в
мире. Теперь, приближаясь к ней, я видел, что это самая красивая гавань в
мире. Наверное когда-то, неисчислимые столетия назад, на ее месте был
кратер вулкана: с вечно бормочущей, булькающей лавой, с курящимся дымком.
Море подступало все блтже, стены кратера становились все тоньше, пока
наконец соленая вода не пробила истончившуюся перемычку и не хлынула
внутрь. Вот это, должно быть, был день! Вот это стоило бы увидеть и
услышать! Кто знает, сколько столетий подряд море штурмовало вулкан. Во
всяком случае теперь, когда жерла превратились в пологие холмы,
амфитеатром поднимающиеся над морем, океан мог праздновать победу.
Таксист довез до самого отеля. Новая туча накатывалась на остров,
первые капли уже летели вниз, и я поторопился расплатиться и нырнуть под
крышу. Отель был великолепен - высокие одно- и двухэтажные строения с
круглыми плоскими крышами из плетеной соломки, в стиле построек
аборигенов. Соломенные циновки, разумеется, только прикрывали железную
кровлю, но все равно впечатление было потрясающее. Судя по доске за
регистрационной стойкой, в отеле был ровно сто один номер, судя по
рекланому проспекту - все с кондиционерами. Внутренний двор занимал
амебовидный бассейн, вокруг которого в изящном беспорядке располагались
столики под пляжными полосатыми зонтиками. Здесь можно было одновременно
наслаждаться богатым баром и видом на гавань и гору Пайса, Хозяйку, Дождя.
Вданный момент Хозяйка как раз была за работой: яркий солнечный день
неотступно вытесняла ноь с шапкой из грохочущей кипящей черной тучей и
нарядом из потоков дождя.
На этом достопримечательности отеля пактиески заканчивались.
Сувенирный магазинчик в холле был, как и везде, набит всевозможными
искусными безделушками с претензией на местный колорит. Сам холл был не
слишком чист. На полу то там, то здесь валялись ошметки фантиков и
фруктовых шкурок. Стекла огромных окон были явно не мыты. Швейцар при
входе зевал во весь рот.
Три девушки за регистрационной стойкой не обращали на меня ни
малейшего внимания, увлекшись своей невероятно оживленной беседой: они то
и дело прыскали в ладошку, а временами просто сгибались от хохота. Одна из
них наконец-то бросила недоумевающий взгляд в мою сторону. Я продолжал
безмятежно ждать. Тогда она на минуточку отвлеклась и подошла ко мне.
Девушки являли собой хроматическую гамму трех оттенков коричневого цвета.
Та, что подошла ко мне, имела как раз средний оттенок, цвета шоколадной
помадки.
- Вы что, что-то хотели?
- Номер, леди.
- Вы заказывали номера?
- Нет, я не заказывал номера.
- И тем не менее вы хотите номер.
- Да, представьте, я хочу номер. Одну комнату. Большую. Просторную. С
большая удобная кровать в эта комната. И еще мне хотелось бы, чтобы
кто-нибудь из обслуживающего персонала принес виски со льдом в эта большая
комната. Я хочу эта комната на пять, шесть, много дней. Еда я буду есть
здесь. Если у вас нет решительных возражений, покажите мне, пожалуйста,
несколько вариантов. У вас наверняка сейчас очень много свободных номеров.
Вот вам пятисотдолларовая банкнота, я нашел ее на днях. Пожалуйста,
распишитесь в получении. Этого должно хватить и за номер, и за сервис.
- А вы забавный. Ладно, ваша взяла, - тветила она без тени улыбки.
- Вижу, - отозвался я.
Пока я заполнял регистрационную карточку, оно выбирала ключ. Я знал,
что первым она мне предложит самый худший во всем отеле номер. Я был
уверен, что мне придется вернуться за другим ключом, поэтому не удивился,
когда так оно и случилось. Но я удивился, когда обнаружил, что и второй
вариант не лучше. То ли она решила, что достаточно отомщена, то ли я ее
допек, но с третьей попытки мой каприз был удовлетворен. Номер был
великолепен. Он был даже на удивление чист.
Весь отель был поражен вирусом Единственное Развлечение в Городе.
Если вам это не нравилось, что ж, вам же было хуже. Но этот вирус имеет
куда более неприятный побочный эффект: Никакой Ответственности. Другими
словами, от вас не требует ничего, но и вы, пожалуйста, ничего ни от кого
не требуйте.
Но отели - всех степеней опрятности - строятся все-таки как правило
для людей, и, пустив в ход некоторую изобретательность и обаяние, вы все
же можете найти в них бармена, который, выставляя вам выпивку, не
расплескает половину на стойку и вам на руки; официанта, который с
гордостью и удовольствием сообщит вам все коронные блюда местной кухни; и
горничную, которая мало-мальски приберет ваш номер и не накричит на вас,
когда вы робко попросите сменить вам обе простыни. Все мы так или иначе
зависим от расположенности к нам сервиса. Но бывая на островных колониях
(как правило, бывших колониях, но по-прежнему территориях США), я начал
замечать, что большинство этих "услужливых, милых, обаятельных и
безыскусных темнокожих детей природы", как говорится в рекламных
проспектах, на самом деле с удовольствием бы общипали, выпотрошили и
поджарили всех янки, до которых им позволили бы дотянуться. Может быть,
даже съели бы, предварительно густо поперчив. Что-то говорили мне, что в
свободном Самоа это мое наблюдение перерастает в уверенность.
С приходом вечерней прохлады меня потянуло прогуляться. Я неспешно
вышел из отеля, миновал немногочисленные дома, утопающие в зелени, и
обнаружил за ними некое подобие торгового центра - прямо у дороги. Как
выянилось, это называлось Тихоокенской Торговой компанией. Жители Самоа
продавали всяческую одежду из Японии, Индии и Тайваня таким же жителям
Самоа. Я выбрал себе две тонкие белые рубашки из отличного индийского
хлопка; две пары шорт; полосатые, как восточный халат, плавки; плетеную
соломенную шляпу из Уругвая, с большими полями и высокой тульей и пару
кожаных сандалий, состоящих из сплошных ремешков.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35