Никаких нареканий, цены сказка
Дрожащими руками я
запихивал пленку и снимки обратно в пакет. Я рассыпал их дважды, но после
того, как мне удалось наконец привести все в порядок, я схватил, как
хватается за соломинку утопающий, телефонную трубку и набрал номер.
11
Я знал, что Гейб Марчмен должен быть дома - просто потому, что он
никуда не выезжает. Он имкл мудрость купить что-то вроде ранчо к западу от
Лодердейла, пятиакровую заброшенную ферму. В самом центре он поставмл дом
и больше не переступал границ своей земли. Когда-то он был армейским
фотографом, одним из самых лучших, пока шальная бомба не рахдробила ему
ноги по самые коленные чашечки, на всю жизнь приковав его к инвалидному
креслу. На маленькой ферме, кроме него самого, жила его жена Дорис,
китайско-гавайской национальности, семеро их детей, шесть лошадей и
бесчисленное множество собак, кошек, гусей, уток и прочей живности.
Словом, королевство было маленькое, шумное и бестревожное. Одной из
достопримечательностей фермы была фотолаборатория хозяина, почти такая же
большая, как жилой дом. Он проделывал там свои эксперименты, всячески
колдовал и считал себя одним из счастливейших людей на свете.
Мы с Дорис вышли навстречу друг другу одновременно: она из дома, я из
машины.
- Он ужасно сердит на тебя, Тревис, так что тебе и вправду придется
остаться на барбекю. Он ведь очень любит поболтать с тобой. И поболтать, и
распросить тебя обо всем, что творится в мире.
- Я должен остаться, потому что он сердит?
- Потому что, как он сам сказал тебе по телефону, ты никогда не
приедешь просто так, а только если у тебя что-то случилось.
- Вот ведь странность, правда? Это потому, что каждый раз я боюсь
остаться здесь навсегда. Я очень люблю бывать у вас. Что происходит?
Дорис вынесла из Китая восхитительный оттенок кожи и детское
телосложение, что делало ее похожей скорее на сестру собственной старшей
дочери, которой было уже лет тринадцать.
- Что происходит? - переспросила она. - Мы расстрачиваем дни своей
жизни на никчемные вещи, тогда как должны были заботиться совсем о другом.
Все-таки я надеюсь, что ты останешься и поешь с нами. Да? Прекрасно!
Пойдем, поздороваешься с Гейбом.
Мы обошли большой дом и вошли со стороны сада. Гейб, пыхтя,
инспектировал длину нового бассейна, передвигаясь исключительно силой
своих мощных рук. Увидев нас, он задержался и поднял вверх три пальца.
- На три гребка больше, - пояснила она. - Его лучший результат был
сорок, а он все хочет его побить.
- Помогает?
- Да, конечно! Весь тот год он в первый раз почти не чувствовал
болей. Бедный трудяга. Он ненавидит упражнения.
Очень скоро Гейб выкарабкался из бассейна, влез в мохнатый купальный
халат и, склонившись над лестницей, принялся вытирать мокрые волосы. Потом
устроился на своих легких костылях и лихо подлетел к нам.
Усевшись на стеклянную крышку стола на веранде, он изучающе оглядел
меня.
- Ну, что у тебя там?
- Ничего себе приветствие!
- Ничего себе голос у тебя был, когда я поднял трубку! Я бы очень
удивился, если бы это не отразилось на том челевеке, чей голос я слышал.
Ну так, я тебе скажу, какой бы ни была твоя проблема на этот раз, она
скорее личная, чем профессиональная.
- Дорогой! - сказала Дорис.
- Все в порядке, - сказал я. - Не вижу ничего удивительного в том,
что для Гейба все написано на моей физиономии. Я думаю, для него это не
первая перекошенная физиономия с проблемой скорее личной, чем
профессиональной.
- Глаза - зеркало души, - ответил Гейб. - Но о многом говорят
иморщины на лбу, и сжатые губы. Но в основном, конечно, глаза.
- Некто, очень дорогой мне человек, попал в ужасное положение. Я не
знаю. Может быть, и нет. Все зависит от того, что ты мне скажешь. Я,
признаться, почти не хотел обращаться к тебе.
- Тебе нужна моя лаборатория?
- Может, ты мне скажешь прямо здесь. Вот. Пленка из двенадцати
кадров, "кодаколор", проявленная в дешевой мастерской. Скажи мне, что ты о
них думаешь.
Он вытащил кадры из пакета и разложил их пасьянсом на стекле стола. Я
следил за тем, как он отложил три "пустых" кадра с баком "Лани".
Затем он повернул все девять оставшихся снимков, если можно так
выразиться, "лицом вниз". Через несколько секунд я понял, что он имел в
виду. Меня изумило, как это я сразу не догадался о такой простой вещи.
Бумага имела клеймо "К-Кодак", наискось, ровными рядами. Достаточно было
только посмотреть на них в определенном освещении. Он отложил все девять в
сторону, в один ряд, они больше не вызывали сомнений, на всех них без
исключения была проставлена торговая марка. Потом он попытался обнаружить
клеймо на тех трех немного зеленоватых снимках. Разумеется, его там не
было. Два из снимков, по его мнению, были парными. Но третий не только не
имел клейма, но и был не такой, как два предыдущих. Только после этого
Гейб взялся за негативы. Он перевернул все снимки "лицом вверх", в том же
порядке, что и разложил" и принялся сравнивать их с негативами. Дольше
всего он изучал последний кадр из трех.
Наконец, откинувшись на спинку своего кресла, он пожал плечами и
сказал:
- Все, что я тебе могу сказать, это то, что здесь кадры из по меньшей
мере двух, но может быть, и трех пленок. Если держать пари, то я бы
сказал: из двух. Эта зелень означает, что пленка, прежде, чем ее подменили
- в салоне ли, где еще - слишком сильно нагрелась. Может быть, в аппарате.
Обычно так и случается. Остальные девять лежали в катушке и ничего не
ведали. В двух лентах я уверен, потому что эти два, по крайней мере,
выглядят идентично. А вот третий... С третьим что-то странное. На первый
взгляд он выглядит так, как будто его отпечатали с того последнего
негатива, но если как следует присмотреться к кадру и негативу, можно
увидеть, что на снимке часть крыши закрывает перила, а на негативе - нет.
Я бы сказал, что здесь кто-то фокусничал, причем фокусничал наспех. Даже
не подобрал аналогичные реактивы. Вот все, что я могу тебе сказать. И
похоже, что это не то, что ты хотел услышать.
- Нет. Я очень очень не хотел это услышать, особенно от тебя.
Он взглянул на пакет, надписанный от руки и прочел вслух:
- Пьер Жоликур, Рю де ла Тринитэ. Форт-де-Франс. Мартиника.
Фотография и обслуживание фотолюбителей. Какая муха тебя укусила, Макги?
- Может, она тебя сейчас тоже искусает. Мужчина и женщина совершают
круиз по островам, один на один на моторной яхте. В одном порту мужчина
подбирает на борт пассажирку. Не знаю, как он собирался хранить ее
пребывание в секрете. Может быть, просто не задумывался над этим.
Пассажирка вылезает на передний люк понежиться на солнышке. Жена видит ее
и снимает, чтобы иметь доказательства. Три снимка. Пассажирка застает ее
за съемкой третьего кадра. Она бежит вниз. Она рассказывает все мужчине.
Наверняка жена возьмет пленку из фотоаппарата и спрячет ее куда-нибудь в
укромное место. Когда она засыппыет, мужчина берет ее аппарат, вставляет
пленку и снимает ее целиком, двенадцать кадров на один люк, со всех
возможных позиций. В Форт-де-Франсе он следит за тем, куда она
отправилась, - а может быть, во всем городке было одно единственное место,
где проявляли и печатали "Кодак" - и отдает свою пленку в то же самое
место. Я думаю, он заплатил огромные деньги фотографу, чтобы тот
смонтировал из двух пленок одну. Может быть, он объяснил все невиннейшей
шуткой. Он вернулся в салон после проявки обеих пленок и отобрал
устроившие его снимки и негативы. Были вставлены съемки того же самого
места на яхте с тем же самым морем, но, разумеется, без девицы. Он
допустил, как видишь, несколько ошибок, отбирая парные снимкам негативы. А
потом оставил все это в салоне, пока жена не пришла и не забрала их.
- И все же я еще не вижу кусачей мухи.
- Сам посуди, первое, что он заявил своей жене, это то, что она
выдумала девушку на баке. Была сцена, и не одна. Он уверял ее, что на яхте
вообще не было никакой девушки.
- Ох, Господи, - вздохнула тихо Дорис.
- И он даже отплыл от яхты на шлюпке, предоставив жене обыскать
каждый дюйм, и, конечно, никакой девушки она не обнаружила. Девушка, с тех
пор, как ее засняли, исчезла, разумеется.
- Та-ак, уже что-то жужжит. Грязная работа, Трев.
- Ты знаешь, что я ни в коем случае не мистик, и я сказал им обоим об
этом. Потому что, когда она позвонила мне и вызвала на Гавайи, я взглянул
на эти снимки и уверил ее, что у нее было что-то вроде галлюцинации.
- Я бы на твоем месте спешно помчалась обратно, - заметила Дорис.
- Идея недурна. Но сейчас, знаешь ли, она где-то к юго-западу от
Гавайев на той самой восхитительной яхте, с тем же самым восхитительным
парнем!
- Ладонь Дорис тут же накрыла мою лапищу. Мне стало немного легче.
- Ох, Господи, - сказала она. - Как безжалостно и глупо. Может быть,
он сумасшедший?
- Куда они направляются, - поинтересовался Гейб.
- Паго-Паго. Должны быть там в четверг, десятого января. В пути уже
двенадцать дней. Она собирается развестись с ним. По крайней мере, она
объявила ему: что между ними все кончено. Она только помогает ему привести
яхту, у них нашелся покупатель.
- И эта девушка так дорога тебе?
Я попробовал улыбнуться, но боюсь, вышла гримаса.
- Она очень богата и недурно готовит. Она слишком молода для меня.
Хотя считает, что мы созданы друг для друга...
- Погоди-ка, - прервал меня Гейб. - Так они на яхте весь путь от
Мартиники до Гавайев? Вдвоем?
- Да.
- Почему же теперь они в большей опасности, чем тогда?
- Она была и тогда. - Я рассказал им о двух покушениях Говарда. - Я
пытался осмыслить все это, но у меня ничего не вышло. Так просто было
сказать: ребята, вы беситесь с жиру. Но Говард Бриндль знал, что убьет ее
еще когда брал в жены. Весь этот круиз был задуман именно для убийства.
Потому что, если они уплывут из Лодердейла на неделю-другую, а через три
дня он вернется и скажет: вы знаете, Гуля свалилась за борт и утонула, его
просто растерзают на месте. Он знал это. Эта история - одна сплошная
помойная яма.
- Говард Бриндль! - сказала Дорис. - До чего удивительно обычное имя.
- А как насчет его биографии? - поинтересовался Гейб.
- Не то, чтобы у меня были улики, но около него наличествует уже два
трупа, не считая той несчастной попутчицы.
- Из-за денег?
- Не думаю, что этому были вообще какие-то определенные причины.
Может быть, это мания, может быть озлобленность и желание противостоять
всему миру. Он хитрый, поворотливый и сильный. Не думаю, что он слишком
умен. Я хочу сказать, что умный человек изъял бы эти снимки у жены после
того, как нужный эффект был достигнут.
- В чем заключался эффект? Заставить ее поверить, что она сошла с
ума?
- Заставить ее сказать нескольким близким друзьям, что она сошла с
ума. Так, как она сказала мне. Так, чтобы он мог сказать, что он
беспокоится за нее. Может бють, он спланировал все с самого начала. К тому
моменту, как с ней наконец что-то произойдет, в его пользу будут играть и
месяцы, проведенные ими вдвоем в океане, и ее безумие. И найдутся друзья,
которые подтвердят: да, она стала какой-то очень странной, чудной
какой-то. Может быть, у него такое хобби - убивать станных людей. С ними
не будет ни одной серьезной улики. А тут еще солидный куш: около миллиона
долларов. Так что он будет очень осторожен. Мне кажется, у него нет
настоящих глубоких чувств. Он слишком легко плачет. Или в таком случае он
величайший актер в мире.
- Но ведь, можно связаться с ними по радио? - робко сказала Дорис. -
Выслать корабль. Вертолет, наконец.
- Славная ты у меня девочка, - улюбнулся Гейб. - Океан, знаешь ли,
большой. Несколько войн назад целая куча самолетов, кораблей, радарщиков и
прочей ерунды пытались засечь в океане флотилию, а не одну маленькую яхту.
Неделями пытались. Да, еще и подключили к поиску кучу субмарин. В конце
концов обнаружили - совершенно случайно. А флотилия, скажу я тебе,
занимает несколько квадратных миль в океане. Через Тихий может нестись
целая регата парусных судов, ты будешь об этом знать, но пролетишь мимо
раз десять, пока тебе посчастливится засечь хотя бы одну яхту. Вот если у
тебя есть прямая радиосвязь и ты знаешь до тонтостей маршрут судна, вот
тогда только ты сможешь по пеленгу обнаружить его. И то с поисковым
самолетом.
- Разумеется, ничего подобного на "Лана" нет, - сказал я.
Повысло молчание. Гейб прищурился в небо. Казалось, он что-то
обдумывает.
- Являться в порт одному было бы вопиющей глупостью, - сказал он. -
Если человек говорит, что его жена упала или спрыгнула за борт, первый
возникающий у всех вопрос будет: а не столкнул ли ты ее сам? При этом не
важно, сколько месяцев или лет они плавали вместе. Хоть трижды вокруг
света. А если еще и обнаружится - а это обнаружится тут же - что они
женаты меньше полутора лет, сразу станет ясно, что дело в ее деньгах. И
любой идиот сообразит, что в таком случае он должен был привести тело в
порт.
Я поинтересовался, будут ли законники чинить какие-либо препятстаия
вступлению во владение наследством, потому что, насколько я знал, у Гули
не было завещания. Все зависит от того, сколько будет длиться судебное
разбирательство, ответил Гейб. Но в любом случае они будут иметь право
отсудить в пользу государства до сорока пяти процентов. Я задумался над
этим и дошел до совершенной ерунды. Голос Гейба вернул меня к
действительности. Оставим завещание. Лучше подумаем, что Говард Бриндль
вероятнее всего сделает с моей девочкой. Да, его женой. Но моей девочкой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35
запихивал пленку и снимки обратно в пакет. Я рассыпал их дважды, но после
того, как мне удалось наконец привести все в порядок, я схватил, как
хватается за соломинку утопающий, телефонную трубку и набрал номер.
11
Я знал, что Гейб Марчмен должен быть дома - просто потому, что он
никуда не выезжает. Он имкл мудрость купить что-то вроде ранчо к западу от
Лодердейла, пятиакровую заброшенную ферму. В самом центре он поставмл дом
и больше не переступал границ своей земли. Когда-то он был армейским
фотографом, одним из самых лучших, пока шальная бомба не рахдробила ему
ноги по самые коленные чашечки, на всю жизнь приковав его к инвалидному
креслу. На маленькой ферме, кроме него самого, жила его жена Дорис,
китайско-гавайской национальности, семеро их детей, шесть лошадей и
бесчисленное множество собак, кошек, гусей, уток и прочей живности.
Словом, королевство было маленькое, шумное и бестревожное. Одной из
достопримечательностей фермы была фотолаборатория хозяина, почти такая же
большая, как жилой дом. Он проделывал там свои эксперименты, всячески
колдовал и считал себя одним из счастливейших людей на свете.
Мы с Дорис вышли навстречу друг другу одновременно: она из дома, я из
машины.
- Он ужасно сердит на тебя, Тревис, так что тебе и вправду придется
остаться на барбекю. Он ведь очень любит поболтать с тобой. И поболтать, и
распросить тебя обо всем, что творится в мире.
- Я должен остаться, потому что он сердит?
- Потому что, как он сам сказал тебе по телефону, ты никогда не
приедешь просто так, а только если у тебя что-то случилось.
- Вот ведь странность, правда? Это потому, что каждый раз я боюсь
остаться здесь навсегда. Я очень люблю бывать у вас. Что происходит?
Дорис вынесла из Китая восхитительный оттенок кожи и детское
телосложение, что делало ее похожей скорее на сестру собственной старшей
дочери, которой было уже лет тринадцать.
- Что происходит? - переспросила она. - Мы расстрачиваем дни своей
жизни на никчемные вещи, тогда как должны были заботиться совсем о другом.
Все-таки я надеюсь, что ты останешься и поешь с нами. Да? Прекрасно!
Пойдем, поздороваешься с Гейбом.
Мы обошли большой дом и вошли со стороны сада. Гейб, пыхтя,
инспектировал длину нового бассейна, передвигаясь исключительно силой
своих мощных рук. Увидев нас, он задержался и поднял вверх три пальца.
- На три гребка больше, - пояснила она. - Его лучший результат был
сорок, а он все хочет его побить.
- Помогает?
- Да, конечно! Весь тот год он в первый раз почти не чувствовал
болей. Бедный трудяга. Он ненавидит упражнения.
Очень скоро Гейб выкарабкался из бассейна, влез в мохнатый купальный
халат и, склонившись над лестницей, принялся вытирать мокрые волосы. Потом
устроился на своих легких костылях и лихо подлетел к нам.
Усевшись на стеклянную крышку стола на веранде, он изучающе оглядел
меня.
- Ну, что у тебя там?
- Ничего себе приветствие!
- Ничего себе голос у тебя был, когда я поднял трубку! Я бы очень
удивился, если бы это не отразилось на том челевеке, чей голос я слышал.
Ну так, я тебе скажу, какой бы ни была твоя проблема на этот раз, она
скорее личная, чем профессиональная.
- Дорогой! - сказала Дорис.
- Все в порядке, - сказал я. - Не вижу ничего удивительного в том,
что для Гейба все написано на моей физиономии. Я думаю, для него это не
первая перекошенная физиономия с проблемой скорее личной, чем
профессиональной.
- Глаза - зеркало души, - ответил Гейб. - Но о многом говорят
иморщины на лбу, и сжатые губы. Но в основном, конечно, глаза.
- Некто, очень дорогой мне человек, попал в ужасное положение. Я не
знаю. Может быть, и нет. Все зависит от того, что ты мне скажешь. Я,
признаться, почти не хотел обращаться к тебе.
- Тебе нужна моя лаборатория?
- Может, ты мне скажешь прямо здесь. Вот. Пленка из двенадцати
кадров, "кодаколор", проявленная в дешевой мастерской. Скажи мне, что ты о
них думаешь.
Он вытащил кадры из пакета и разложил их пасьянсом на стекле стола. Я
следил за тем, как он отложил три "пустых" кадра с баком "Лани".
Затем он повернул все девять оставшихся снимков, если можно так
выразиться, "лицом вниз". Через несколько секунд я понял, что он имел в
виду. Меня изумило, как это я сразу не догадался о такой простой вещи.
Бумага имела клеймо "К-Кодак", наискось, ровными рядами. Достаточно было
только посмотреть на них в определенном освещении. Он отложил все девять в
сторону, в один ряд, они больше не вызывали сомнений, на всех них без
исключения была проставлена торговая марка. Потом он попытался обнаружить
клеймо на тех трех немного зеленоватых снимках. Разумеется, его там не
было. Два из снимков, по его мнению, были парными. Но третий не только не
имел клейма, но и был не такой, как два предыдущих. Только после этого
Гейб взялся за негативы. Он перевернул все снимки "лицом вверх", в том же
порядке, что и разложил" и принялся сравнивать их с негативами. Дольше
всего он изучал последний кадр из трех.
Наконец, откинувшись на спинку своего кресла, он пожал плечами и
сказал:
- Все, что я тебе могу сказать, это то, что здесь кадры из по меньшей
мере двух, но может быть, и трех пленок. Если держать пари, то я бы
сказал: из двух. Эта зелень означает, что пленка, прежде, чем ее подменили
- в салоне ли, где еще - слишком сильно нагрелась. Может быть, в аппарате.
Обычно так и случается. Остальные девять лежали в катушке и ничего не
ведали. В двух лентах я уверен, потому что эти два, по крайней мере,
выглядят идентично. А вот третий... С третьим что-то странное. На первый
взгляд он выглядит так, как будто его отпечатали с того последнего
негатива, но если как следует присмотреться к кадру и негативу, можно
увидеть, что на снимке часть крыши закрывает перила, а на негативе - нет.
Я бы сказал, что здесь кто-то фокусничал, причем фокусничал наспех. Даже
не подобрал аналогичные реактивы. Вот все, что я могу тебе сказать. И
похоже, что это не то, что ты хотел услышать.
- Нет. Я очень очень не хотел это услышать, особенно от тебя.
Он взглянул на пакет, надписанный от руки и прочел вслух:
- Пьер Жоликур, Рю де ла Тринитэ. Форт-де-Франс. Мартиника.
Фотография и обслуживание фотолюбителей. Какая муха тебя укусила, Макги?
- Может, она тебя сейчас тоже искусает. Мужчина и женщина совершают
круиз по островам, один на один на моторной яхте. В одном порту мужчина
подбирает на борт пассажирку. Не знаю, как он собирался хранить ее
пребывание в секрете. Может быть, просто не задумывался над этим.
Пассажирка вылезает на передний люк понежиться на солнышке. Жена видит ее
и снимает, чтобы иметь доказательства. Три снимка. Пассажирка застает ее
за съемкой третьего кадра. Она бежит вниз. Она рассказывает все мужчине.
Наверняка жена возьмет пленку из фотоаппарата и спрячет ее куда-нибудь в
укромное место. Когда она засыппыет, мужчина берет ее аппарат, вставляет
пленку и снимает ее целиком, двенадцать кадров на один люк, со всех
возможных позиций. В Форт-де-Франсе он следит за тем, куда она
отправилась, - а может быть, во всем городке было одно единственное место,
где проявляли и печатали "Кодак" - и отдает свою пленку в то же самое
место. Я думаю, он заплатил огромные деньги фотографу, чтобы тот
смонтировал из двух пленок одну. Может быть, он объяснил все невиннейшей
шуткой. Он вернулся в салон после проявки обеих пленок и отобрал
устроившие его снимки и негативы. Были вставлены съемки того же самого
места на яхте с тем же самым морем, но, разумеется, без девицы. Он
допустил, как видишь, несколько ошибок, отбирая парные снимкам негативы. А
потом оставил все это в салоне, пока жена не пришла и не забрала их.
- И все же я еще не вижу кусачей мухи.
- Сам посуди, первое, что он заявил своей жене, это то, что она
выдумала девушку на баке. Была сцена, и не одна. Он уверял ее, что на яхте
вообще не было никакой девушки.
- Ох, Господи, - вздохнула тихо Дорис.
- И он даже отплыл от яхты на шлюпке, предоставив жене обыскать
каждый дюйм, и, конечно, никакой девушки она не обнаружила. Девушка, с тех
пор, как ее засняли, исчезла, разумеется.
- Та-ак, уже что-то жужжит. Грязная работа, Трев.
- Ты знаешь, что я ни в коем случае не мистик, и я сказал им обоим об
этом. Потому что, когда она позвонила мне и вызвала на Гавайи, я взглянул
на эти снимки и уверил ее, что у нее было что-то вроде галлюцинации.
- Я бы на твоем месте спешно помчалась обратно, - заметила Дорис.
- Идея недурна. Но сейчас, знаешь ли, она где-то к юго-западу от
Гавайев на той самой восхитительной яхте, с тем же самым восхитительным
парнем!
- Ладонь Дорис тут же накрыла мою лапищу. Мне стало немного легче.
- Ох, Господи, - сказала она. - Как безжалостно и глупо. Может быть,
он сумасшедший?
- Куда они направляются, - поинтересовался Гейб.
- Паго-Паго. Должны быть там в четверг, десятого января. В пути уже
двенадцать дней. Она собирается развестись с ним. По крайней мере, она
объявила ему: что между ними все кончено. Она только помогает ему привести
яхту, у них нашелся покупатель.
- И эта девушка так дорога тебе?
Я попробовал улыбнуться, но боюсь, вышла гримаса.
- Она очень богата и недурно готовит. Она слишком молода для меня.
Хотя считает, что мы созданы друг для друга...
- Погоди-ка, - прервал меня Гейб. - Так они на яхте весь путь от
Мартиники до Гавайев? Вдвоем?
- Да.
- Почему же теперь они в большей опасности, чем тогда?
- Она была и тогда. - Я рассказал им о двух покушениях Говарда. - Я
пытался осмыслить все это, но у меня ничего не вышло. Так просто было
сказать: ребята, вы беситесь с жиру. Но Говард Бриндль знал, что убьет ее
еще когда брал в жены. Весь этот круиз был задуман именно для убийства.
Потому что, если они уплывут из Лодердейла на неделю-другую, а через три
дня он вернется и скажет: вы знаете, Гуля свалилась за борт и утонула, его
просто растерзают на месте. Он знал это. Эта история - одна сплошная
помойная яма.
- Говард Бриндль! - сказала Дорис. - До чего удивительно обычное имя.
- А как насчет его биографии? - поинтересовался Гейб.
- Не то, чтобы у меня были улики, но около него наличествует уже два
трупа, не считая той несчастной попутчицы.
- Из-за денег?
- Не думаю, что этому были вообще какие-то определенные причины.
Может быть, это мания, может быть озлобленность и желание противостоять
всему миру. Он хитрый, поворотливый и сильный. Не думаю, что он слишком
умен. Я хочу сказать, что умный человек изъял бы эти снимки у жены после
того, как нужный эффект был достигнут.
- В чем заключался эффект? Заставить ее поверить, что она сошла с
ума?
- Заставить ее сказать нескольким близким друзьям, что она сошла с
ума. Так, как она сказала мне. Так, чтобы он мог сказать, что он
беспокоится за нее. Может бють, он спланировал все с самого начала. К тому
моменту, как с ней наконец что-то произойдет, в его пользу будут играть и
месяцы, проведенные ими вдвоем в океане, и ее безумие. И найдутся друзья,
которые подтвердят: да, она стала какой-то очень странной, чудной
какой-то. Может быть, у него такое хобби - убивать станных людей. С ними
не будет ни одной серьезной улики. А тут еще солидный куш: около миллиона
долларов. Так что он будет очень осторожен. Мне кажется, у него нет
настоящих глубоких чувств. Он слишком легко плачет. Или в таком случае он
величайший актер в мире.
- Но ведь, можно связаться с ними по радио? - робко сказала Дорис. -
Выслать корабль. Вертолет, наконец.
- Славная ты у меня девочка, - улюбнулся Гейб. - Океан, знаешь ли,
большой. Несколько войн назад целая куча самолетов, кораблей, радарщиков и
прочей ерунды пытались засечь в океане флотилию, а не одну маленькую яхту.
Неделями пытались. Да, еще и подключили к поиску кучу субмарин. В конце
концов обнаружили - совершенно случайно. А флотилия, скажу я тебе,
занимает несколько квадратных миль в океане. Через Тихий может нестись
целая регата парусных судов, ты будешь об этом знать, но пролетишь мимо
раз десять, пока тебе посчастливится засечь хотя бы одну яхту. Вот если у
тебя есть прямая радиосвязь и ты знаешь до тонтостей маршрут судна, вот
тогда только ты сможешь по пеленгу обнаружить его. И то с поисковым
самолетом.
- Разумеется, ничего подобного на "Лана" нет, - сказал я.
Повысло молчание. Гейб прищурился в небо. Казалось, он что-то
обдумывает.
- Являться в порт одному было бы вопиющей глупостью, - сказал он. -
Если человек говорит, что его жена упала или спрыгнула за борт, первый
возникающий у всех вопрос будет: а не столкнул ли ты ее сам? При этом не
важно, сколько месяцев или лет они плавали вместе. Хоть трижды вокруг
света. А если еще и обнаружится - а это обнаружится тут же - что они
женаты меньше полутора лет, сразу станет ясно, что дело в ее деньгах. И
любой идиот сообразит, что в таком случае он должен был привести тело в
порт.
Я поинтересовался, будут ли законники чинить какие-либо препятстаия
вступлению во владение наследством, потому что, насколько я знал, у Гули
не было завещания. Все зависит от того, сколько будет длиться судебное
разбирательство, ответил Гейб. Но в любом случае они будут иметь право
отсудить в пользу государства до сорока пяти процентов. Я задумался над
этим и дошел до совершенной ерунды. Голос Гейба вернул меня к
действительности. Оставим завещание. Лучше подумаем, что Говард Бриндль
вероятнее всего сделает с моей девочкой. Да, его женой. Но моей девочкой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35