– А как ты думаешь провезти деньги через границу? Что скажет таможня?
– У меня для этого есть пути и средства. Об этом не беспокойся.
– А если мне тоже понадобится уехать? Ты мог бы дать боевому соратнику пару советов. Он наморщил лоб.
– Погоди-ка. Лететь тебе нельзя, придется искать что-то другое. Можно поехать в места вроде Сан-Диего или Браунсвилла, где у нас водная граница с Мексикой. Возьми напрокат лодку, плыви себе на рыбалку. Двигайся вдоль мексиканского берега, найди там укромный уголок, спрячь деньги, потом возвращайся. Верни лодку. А там по суше легально перейдешь границу, заберешь свои деньги и – давай Бог ноги.
Или вот, еще лучше: езжай в Нью-Йорк, купи акцептные права, а там заходи в любой банк, какой встретишь по пути. Отправляйся в Бостон, сделай то же самое, в Филадельфию – и так далее. Обойди минимум шестьдесят – семьдесят банков, в каждом оставь толику денег и возьми от них бумагу. Получишь в итоге шестьдесят – семьдесят листков бумаги отличного качества. Затем вылетай спокойно в Швейцарию, таможню твои бумаги не интересуют. Скажи, что ты закупщик, что ли. Открой в швейцарском банке секретный счет. Заключи с ними инвестиционный договор. Когда пристроишься где-то, напиши им, сколько они должны тебе высылать ежемесячно. И тогда, скажем во Франции, ты можешь жить как у Христа за пазухой. Или вот еще, погоди-ка: если ты игрок, то рискни. Купи американскую машину пороскошней, в таких можно спрятать что угодно. Спрячь деньги в ней и отправь машину морем в Европу. А если ты действительно хочешь навара, то купи камушки. Бриллианты. Дай подумать, у меня еще многое вертится на языке. Ты мог бы…
– Ладно, Винс. Хватит и этого.
– Вчера, когда мне было неважно, твоя жена пыталась меня расколоть насчет твоих дальнейших планов. Она думала, что ты со мной обсуждал эти вопросы. Доложу тебе, она разозлена не на шутку.
– Нет у меня никаких планов.
– Но что-то ты собираешься делать?
– Когда ты уедешь, я подам на развод. Пока что придется с ней ладить. Когда о разводе будет объявлено официально, я уберусь из Штатов.
– Мне все равно, что ты сделаешь, когда я уеду, но я смогу отправиться не раньше, чем через неделю. И мне не хотелось бы, чтобы она ломала себе голову – почему это ты, будучи без копейки в кармане, не ищешь работу. Отчего бы тебе, кстати, не вернуться к ее старику? Потом уволишься в любой момент. А пока что ты бы ее успокоил. От ее спокойствия кое-что зависит, сам понимаешь.
Все во мне протестовало против этой мысли, но я не мог не согласиться, что он прав. Влезть в старый хомут – это бы ни в ком не вызвало подозрений. Чего я боюсь? В конце концов, я-то знаю, что это ненадолго!
– Хорошо. В понедельник пойду, – сказал я вслух. – Теперь ты доволен?
– Умница. Паинька.
Послышался шум душа: Лоррейн поднялась. Я поговорил еще немного с Винсом и вернулся в спальню. Лоррейн сидела в оранжевой блузке и в черных брючках перед зеркалом и накрашивала губы.
– Доброе утро, – сказал я.
– Хелло. Как дела у болящего?
– Я сварил кофе, но нужно бы дать ему и поесть что-нибудь.
– Сейчас приготовлю. Глазунья сгодится?
– Сойдет. Мне тоже, если яиц там хватит. Как погуляли вчера? Она дернула плечами.
– Как всегда. Все то же самое.
– Лоррейн, дружок, я тут подумал и решил – завтра запрягаюсь опять. Вернусь к твоему папе.
– К папе? – переспросила она обрадованно. Я кивнул. – Должна сказать, что я нахожу это в высшей степени разумным, Джерри. Я так переживала из-за тебя. Мне, видишь ли, нужно знать, каково мое положение. Ненавижу неопределенность! Нет, право, умней ты не мог ничего придумать.
Она встала, и я подумал было, что Лорри хочет поцеловать меня, но нет, ускользнув, она только приложилась щекой к моему лицу и приказала:
– Не размажь мне помаду.
Я сдался – теперь и она может сменить гаев на милость. Мирная передышка, весьма сомнительная, но большего при наших отношениях требовать трудно. Все, что нельзя было ни в коем случае говорить друг другу у все, что могло смертельно ранить гордость другого, было уже сказано. Наши удары, кажется, уже и не попадали в цель, не задевали по-настоящему. Ссоры обратились в скучную рутину, и даже обоюдное возбуждение в момент спора казалось наигранным. Мы сделались совершенно равнодушны друг к другу, но по старой привычке изображали какие-то чувства. Со мною в браке состоял давно уже не молодой, дурно воспитанный и себялюбивый ребенок. Мама и папа были слишком близко. Ирена исполняла за нее домашнюю работу, клуб заменил песочницу, а «порше» – любимую игрушку. С этим набором и с неизменным бокалом спиртного в руке она могла бы тянуть и дальше.
– Джерри, почему бы тебе прямо сейчас не пойти к папе и не сказать ему? Он ужасно, просто чудовищно расстроен. И ты с ним поступил более чем некрасиво.
– Ага, после всего, что он для меня сделал, – так? Она исподлобья взглянула на меня.
– Да, конечно.
– Я сидел на углу и выпрашивал милостыню, и вот семейство Мэлтонов, проходя мимо, снизошло… Пригрело, накормило, одело, обуло…
– О, пожалуйста, не начинай все сначала. Ничего с тобой не случится, если ты пойдешь туда и скажешь: так, мол, и так. Они как раз должны уже прийти из церкви. Когда ты вернешься, завтрак будет на столе.
И я проследовал послушно из дома номер 118 по Тайлер-драйв в дом номер 112 по той же улице, нажал на звонок, вызвав тем самым за дверьми целый благовест. И прежде чем замер последний звук, на пороге появилась Эдит Мэлтон, благоухающая лавандой. После несколько принужденного обмена приветствиями она сообщила, что «сам» на кухне пьет кофе.
Э.Д, сидел в одной рубашке, маленький и опрятный, белый и розовый, точно заботливая мать только что выкупала его, причесала и повязала ему с двенадцатой попытки галстук так, чтобы тот висел совершенно ровно и безукоризненно.
– Кого я вижу! Доброе утро, доброе утро, доброе утро, – сказал он. – Садись. Хочешь кофе? Чашечку ты все-таки выпьешь. Эдит, дай Джерри кофе. Слушаю тебя, мой мальчик. Чем, порадуешь?
Я был краток – в надежде, что и все неприятное сократится.
– Э.Д., если ты берешь меня обратно, я выйду на работу завтра утром.
Оба они просияли, словно я без ошибки прочел наизусть рождественский стишок. Э.Д, сказал, что не держит на меня зла, что он был прав и я должен был понять это рано или поздно. Они рады за Лоррейн. Бедняжка в известном смысле разрывалась между родителями и мужем. Разумеется, жена за мужем, как нитка за иголкой, но ведь это ужасно, когда семья разрушается таким образом. Мы хотели бы забыть все, что случилось, а эти несколько дней будут просто зачтены в отпуск. Ха-ха-ха. А теперь мы все вместе сделаем из Парк Террас лучшее, что когда-либо строили в этой части страны. Может быть, подумаем даже о том, не продать ли наши дома здесь, на Тайлер-драйв, чтобы переселиться на Парк Террас.
Я вернулся домой. Они продержали меня долго. Винс и Лоррейн давно позавтракали. Она пришла и сидела, пока я ел, за столом напротив.
– Дэвид и Нэнси Браунелл сегодня днем устраивают небольшой прием, мы приглашены. Я сказала, что не знаю, вернешься ли ты к этому времени из поездки, а сама обещала прийти. Они будут рады, если ты тоже появишься.
Браунеллы жили через одну улицу от нас, но совсем близко: нам нужно было всего лишь пройти насквозь участок Карла Гвэна – и вот она, их калитка. Лоррейн пообещала Винсу, что прихватит ромштекс для него. Приемы Браунеллов славились прежде всего хорошо прожаренными ромштексами.
После двух мы оделись и отправились в гости. Мы оказались не первыми. Около сорока взрослых и семьдесят пять – по моим подсчетам – ребятишек уже веселились кто как. Мороженое, пиво и лимонад пользовались успехом. Я встретил Джорджа Ферра и Кола У ордера. Бар был устроен на свежем воздухе; подойдя к нему, я приготовил себе большую порцию мартини. Потом еще одну Может быть, напряжение, не отпускавшее меня в Тампе и после нее, хоть немного разрядится? Я выпил так много, что вдруг повздорил с Уордером, который всего лишь хотел помочь мне. Боюсь, что и с Джорджем я обошелся ничуть не лучше. Притом я оставался в прекрасном настроении. Проглотив около трети громадного ромштекса, я направился домой и обнаружил там двух ближайших подруг моей жены, Манди Пирсон и Тинкер Велибс. Хихикая и жеманясь, они крутились возле лежащего Винса и поочередно скармливали ему кусочки ромштекса. Зубы моего фронтового товарища вгрызались в сочное мясо, он выглядел бодрым, довольным. Я вернулся к Браунеллам, перешел на пиво, потом изменил ему ради джина, пока вдруг не заснул в садовом кресле-качалке. Когда я проснулся, было уже темно. Детей, видно, отослали по домам. Гости разбились на небольшие группки, голоса их звучали нестройно и, кажется, меланхолично. Какой-то остряк натолкал мне в карманы картофельных чипсов.
Тинкер обнаружила меня, несмотря на темноту, и, подтащив другое такое же кресло, пристроилась рядом. Мы уже не первый месяц слегка флиртовали. Она сказала, что ее Чарли заснул, а моя Лорри с большой компанией с полчаса назад перебралась в клуб.
Бар уже был закрыт, но мы считали, что непременно нужно еще что-нибудь выпить. Поэтому, пройдя еще два квартала, мы зашли в ее дом, где Чарльз уже почивал сном праведника, и смешали для себя по коктейлю. Мы пили, сидя в темной гостиной, а потом, без всякого перехода, уже лежали вместе на кушетке, пьяненькие, но не сонные. Джерри Джеймсон и подруга его жены. Лучшая ее подруга. Это было дикое, бессмысленное и довольно рутинное дело – то, чем мы с ней занялись и что, помучавшись несколько дольше обычного, благополучно привели к завершению. Потом мы вместе выкурили по сигарете. А еще потом на нее напала безудержная зевота. В темноте мы привели в порядок одежду. Она проводила меня к выходу, виноватым шепотом мы пожелали друг другу спокойной ночи, и ей удалось сдержать очередной зевок по крайней мере так долго, чтобы успеть чмокнуть меня на прощание.
Когда я пришел домой, Винс полулежал на подушке и читал. Он попросил пива и крекеров с сыром, если, конечно, все это найдется. Все нашлось, и он благополучно заметил, что мне не мешало бы стереть со щеки губную помаду. Тинкер на нее не поскупилась.
Я, покачиваясь, двинулся к постели. Засыпая, я гадал, что сделает Винс со своими деньгами. А что я мог бы купить на них. Чего я хочу? – размышлял я почти уже и не наяву. Ни в коем случае не череду таких вот Тинкер, с довольно неуклюжими, хотя и стройными ногами и с механическим, безрадостным весельем.
Может быть, я хочу того, на что когда-то надеялся – когда мечтал жениться на Лорри.

Глава 7

В понедельник, когда я пришел в контору, Лиз уже была там. Она как раз снимала чехол с машинки. Увидев меня, она вспыхнула, обратив ко мне долгий вопрошающий взгляд.
Я подошел к ней вплотную и кивнул. Она знала, что это значит. Лицо ее побелело, потом на нем снова появился румянец. Она нервно засмеялась и спросила:
– И когда же мне упаковывать вещи?
– Еще не теперь. Я возвращаюсь. Поработаю здесь пока что. Недолго. Поговорим немного позднее.
– Ты возвращаешься? Но почему?
– Долгая история. Положись на меня. Она схватила мою руку и, глядя на меня, прижала к своей горячей щеке.
– Я полагаюсь на тебя. Я только это и делаю, Джерри. Появился Э.Д., настроенный деловито.
– Доброе утро, доброе утро, доброе утро. Прекрасный нынче денек. Превосходное майское утро. Зайди ко мне, Джерри. Тебе сегодня придется совершить вылазку.
В половине одиннадцатого я выехал на стройплощадку. Два часа ушло у меня на то, чтобы хоть сколько-нибудь исправить последствия идиотских указаний Мэлтона-младшего. Да, шикарно он тут без меня развернулся. В половине первого мы с Редом Олином присели на штабеле досок и поговорили. Ред только что покончил с бутербродами и теперь был поглощен толстой черной сигарой.
– А я-то рассчитывал, что вы меня позовете к себе, Джерри. Как было обещано.
– Мне не удалось раздобыть денег, Ред. Ничего не вышло. Мне очень жаль.
– А я уже было составил список ребят, которые хотели уйти со мной. Четверо, и все в полнейшем порядке. Господи ты Боже, я сыт по горло здешней нервотрепкой. Нельзя же терять последнее уважение к себе. Говенные дома построят и без нас.
Я подумал о моих деньгах.
– Строго между нами, Ред. Это только временно. Может быть, все уладится.
– Это бы хорошо.
Как раз в тот момент мне показалось, что я придумал кое-что. Я буду вкладывать в дело все новые суммы, превращая те, тайные деньги в эти, явные. Я не буду спешить, и вряд ли кто-нибудь заподозрит нечистое.
Я еще пытался втолковать своему старому помощнику, что все утрясется, когда на своем красном «сандерберде» подкатил и вылез из него с важным видом Мэлтон-младший. С расстояния шестнадцати метров, в присутствии работников, уже пришедших с обеда, он заорал:
– Ну-ка, поди-ка сюда, Джерри! Я взял в рот сигару, поднес зажигалку, щелкнул. А затем спокойно сказал Реду:
– Если бы вовремя подвели под крышу эти пять домов, дождь бы не испортил все до такой степени.
– Кровельщики ни черта не делают, Джерри, – сказал Ред.
Мэлтон-младший топал ко мне, его вялое лицо исказилось, а голос дрожал от бешенства, когда он заговорил:
– Что с тобой такое, черт тебя подери? Слышал ты или нет, что тебе сказано? Я сказал, удивленно подняв брови:
– Э-э, да тут Эдди! Хелло!
– Если я к тебе обращаюсь, ты должен…
Продолжения не последовало. Он слишком больно наступил на мою любимую мозоль. Я поднял правый носок – он оказался как раз против его грудной клетки – и пихнул его. Он хотел ухватиться за мою ногу, но пальцы его соскользнули, и он свалился на невысокую кучу песка, бывшую у него За спиной. Споткнулся, упал, перекувыркнулся как-то неловко через эту самую кучу и приземлился на четвереньки. Теперь он, стоя на вытянутых руках и на коленях, обернул ко мне лицо и смотрел с диким недоумением и ненавистью. Поднявшись, он высоко задрал голову и молча прошел к своей машине. Взревел мотор, и дух его простыл через секунду.
Ред стряхнул пепел с сигары, – там накопился длинный столбик, – и сказал:
– Не знаю, умно ли это было с твоей стороны.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21