– Старик знал, что в случае нужды сумеет и здесь выгодно продать свою коллекцию. Под старость лет просить милостыню ему бы не пришлось.
– Черта с два! – торжествующе заявил Йозеф. – Ты не знаешь коллекционеров! Тот доктор остаток жизни проходил бы в одних-единственных штанах, только бы пополнять свою коллекцию. У старого Эзехиаша, должно быть, имелось еще что-то. При таком дорогом хобби он не захотел бы выложить последние деньги за билет на пароход.
– А что тогда? – заорал я в ответ. – Зубной протез из чистого золота, украшенный бриллиантами?! Он ведь был зубной врач, а? – Терпение мое лопнуло. Время шло, а я его тратил на бесполезную болтовню. Тем временем Лукаш ждал меня.
– Зубной врач, – подтвердил Йозеф. – Он уже перед войной был богатым. Интересно, куда пристроил свой капитал, когда уехал за границу? В то время дядя Луис ничего не мог взять с собой. А кому оставил на хранение, как ты думаешь?
Я плюхнулся обратно на стул, с которого почти поднялся. Вот оно! Как это мне самому еще раньше не пришло в голову? Корни всех сегодняшних преступлений кроются в прошлом, так же как и эти люди не принадлежат к нашему времени. Йозеф сказал точно, он мог предсказывать им будущее. Прошлое предсказывало настоящее. В напряжении глядел я на Йозефа.
– Слушай, – начал он. – Когда Ганкин отец задумал строить виллу, он был всего-навсего обычный кустарь. Земельные участки на Баррандове уже тогда стоили прилично. В те времена там селились особы поважнее, чем ремесленники. Я подумал: а что, если это был участок Луиса и принадлежит ему по сей день? Луис мог вложить в него деньги. В таком случае права на владение виллой были бы запутанным делом. Я спросил у Иреша, и он мне подтвердил это. Правда, приплел сюда гражданство, срок давности и так далее. Вещал, словно воплощенный кодекс законов, – недовольно проворчал мой гениальный шеф, чей мозг достиг такого уровня специализации, что отказывался охватить проблематику другой отрасли. – Это бы, мол, зависело от множества обстоятельств. А я вспомнил, что, когда в шестьдесят пятом Луис приезжал к нам, он подкусывал брата, что, дескать, тот выстроил резиденцию только для одного поколения. Тогда показалось, что он упрекает, отчего брат не подумал о детях. А вдруг они когда-то договаривались, что там и для Луиса будет квартира? Иреш предложил сходить к прокурору. Он знает адвоката, который дружит с этой выдающейся личностью, – объяснял мне Йозеф типичный для наших соотечественников метод действий. – Друг Иреша из адвокатской коллегии познакомит своего друга прокурора с дедукцией Йозефа Каминека – друга пана Мартина. Интерес соответствующих органов обратится в нужном направлении, и пана Мартина выпустят, на свободу. Что и получилось! – удовлетворенно изрек Йозеф.
Меня терзала многословность Йозефа, но прерывать его было бесполезно, он наслаждался собственным ясновидением.
– Потом Иреш решил пойти к нотариусу, чтобы выяснить, как обстоят дела с этим правом на земельный участок. К сожалению, ничего не прояснилось, – уныло вздохнул Йозеф. – Участок, правда, принадлежал когда-то Луису, но в тридцать девятом году его перекупил по всем правилам Антонин Эзехиаш. Осечка. Никакого спорного совместного владения, никаких неуплаченных долгов. Видно, дядюшка Луис все-таки спятил на старости лет и все деньги спустил на игрушки. А ради них его мог убить лишь какой-нибудь чокнутый коллекционер. И пусть поручик Павровский его найдет! – Йозеф поднялся, прижимая руку к животу, и криво улыбнулся. – Ты не отвезешь меня домой?
* * *
Я отвез Йозефа в Дьяблицы. А на обратном пути остановился в ресторанчике неподалеку от стройки купить хлеба и колбасы. От голода у меня рябило в глазах, а на Баррандов путь не близкий. Это была самая заплеванная забегаловка, какую я знал, а в свое время мне довелось повидать их немало. Здесь сиживали летуны, работающие месяц на одной, месяц на другой стройке. Женщины – совершенные руины, которым нечем даже торговать, несколько служителей из соседней больницы что-то подливали в пиво из коричневых лекарственных бутылочек. В таком обществе почти изысканно выглядели цыгане с нашей стройки.
После долгих переговоров мне удалось вырвать у хмурого атлета, который мочил рукава в раковине пивного пульта, обещание поискать хоть что-нибудь из еды. Пока, было похоже, он собирался ее выудить из этой раковины. Опершись о стойку, я одним глазом следил за хозяином, другим косился на наших цыган. Они занимали целый стол под картиной, изображавшей лесную деву на олене. Это была не какая-нибудь захудалая картинка. Огромных размеров толстая деревянная доска с искусной резьбой по краям. Контуры оленя и девы были выжжены на дереве, а плоскости расцвечены плакатными красками. У девы были огненно-красные ноги, а единственный глаз оленя горел ядовитой зеленью. Казалось, он мне этим глазом злорадно подмигивает. Художник, создавший это творение, сидел во главе стола. Я его знал. Он жил в фургончике на берегу Влтавы, на территории нашей стройки, и из месяца в месяц приходил подкупать Йозефа, чтобы тот его не прогонял. Взятки, увы, давались такими вот шедеврами, только размером поменьше. У Йозефа в шкафу уже лежали святой Губерт, голова дикого кабана и даже портрет одного государственного деятеля, обрамленный цитатой из другого государственного деятеля другой исторической эпохи – во времена меньшей терпимости сие было бы расценено как политическое преступление. Йозеф даже повесил это произведение рядом с официальным портретом и с сожалением снял лишь под нажимом доктора Иреша, которого от подобного зрелища едва не хватил инфаркт.
Маэстро был маленьким сухим мужичонкой с деревянным протезом вместо левой ноги. Лицо с темной желтизной, раскосые глаза, голова увенчана старой военной фуражкой. Он выглядел как несгибаемый гвардеец великого Мао с китайского плаката. Рядом с ним сидела девушка словно из «Тысячи и одной ночи». Ей было не больше восемнадцати, миниатюрная и хрупкая, девушка выглядела как индианка. Она появилась в фургончике недавно, и старый резчик ревниво охранял ее от всякого отребья, которым кишмя кишела наша стройка. Вот и сейчас его коричневая, обнаженная по локоть рука лежала на спинке ее стула. И не зря, потому что с другой стороны к красавице присоседился Дежо, уже изрядно подвыпивший. Он все время что-то гудел ей, другие цыгане похохатывали, смуглый мужичонка поблескивал узкими глазами. Девушка казалась безучастной.
Дежо в запале схватил пол-литровую кружку с пивом, выдул до дна и стукнул ею об стол. Оглянулся, ища хозяина. Увидев меня, оскалил в улыбке ослепительно белые зубы. Я решил отказаться от сомнительного ужина и сбежать, но Дежо, вскочив с места, кинулся ко мне.
– Пан инженер! Где вы были, я вас искал! – Он улыбался во весь рот и похлопывал меня по плечу, как старого приятеля. Сам же невзначай поглядывал на девушку, впечатляет ли ее это.
Мне не хотелось портить ему спектакль.
– Я тебе должен выпивку, так ведь? Что будешь пить? – Я обернулся к стойке, но хозяин исчез где-то в недрах кухни.
– Нет, это я вас приглашаю, выпьем вместе!
– Мне нельзя, у меня тут машина, – лицемерно огорчился я.
– Не уезжайте, присядьте к нам хоть на минуточку.
В открытую дверь я увидел, как хозяин заворачивает что-то в газету. По всей видимости, это наконец-то был мой ужин.
– Сегодня не могу, – уже с нетерпением сказал я. – Выпьешь рому?
Дежо оставил мое предложение без внимания.
– Я вам должен кое-что сказать. Искал вас вчера и сегодня. Вы были в тюрьме? Из-за какого-то цыгана? – Он ударил себя кулаком в обнаженную под расстегнутой рубахой грудь.
– Что ты мелешь? – возмутился я. – Думаешь, меня забрали за то, что я надавал тебе оплеух?
– Нет! Дежо еще никто не прикладывал! Вы меня не били, никто меня не бил! Почему вы им это не сказали? Я заливал, пьяный был как свинья.
Я схватил его за плечи. Стал трясти.
– Как все было в ту ночь?…
И вот что я узнал. Дежо спал в прихожей моего домика, и вправду, как он выразился, пьяный как свинья. Услышал, что кто-то гремит на ступеньках. Проснулся, заорал на неизвестного, но тот убежал. Дежо отправился следом, пошатываясь, неверным шагом двинулся через стройку и свалился в траншею, где в тот день работали его товарищи. А то, что свалился он прямо на тачку, которую в траншее оставили по разгильдяйству, без сомнения, было возмездием какой-то высшей силы, надзирающей за орудиями труда. Тачка перевернулась, и одна из рукояток ударила Дежо по губам. Вот откуда взялась рана, якобы нанесенная моим кулаком.
Вернулся хозяин, сунул мне промасленный пакетик и неприветливым взглядом окинул Дежо, который колотил себя то в грудь, то по голове.
– Сгинь, – рыкнул на него буфетчик. – Шесть пятьдесят, – тем же тоном обратился он ко мне.
Я дал ему десять крон и пригоршню мелочи.
– Налейте ему рома, – попросил я. – Отнесите на стол.
Тут я увидел в углу телефон-автомат, выбрал монету, отстранил Дежо, беспрестанно повторяющего «ай-яй-яй», и пошел к телефону. Повернувшись спиной к залу, я набрал номер. Моя рука так дрожала, что я не мог попасть в отверстия диска.
– Алло, – тут же отозвался знакомый голос. Она, должно быть, стояла возле телефона, так быстро сняла трубку.
– Мартин, – назвался я. – Где…
– Где вы? – перебила она меня. – Я только что вам звонила, набираю номер вот уже полчаса, как только пришла домой, все пытаюсь связаться с вами… – Она говорила взволнованно, с трудом переводя дыхание.
– Где Лукаш?
– Не знаю! – выкрикнула она. – Убежал, я думала, он у вас… Его нет? Вы его не видели?
За моей спиной кто-то взвизгнул, раздалось гоготанье грубых мужских голосов.
– Нет, – сказал я. – Что случилось? Почему он убежал? Когда?
– Не знаю, – простонала она. – Меня не было. Я только недавно вернулась, ездила искать квартиру. Больше здесь не останусь… у одной моей подруги есть мастерская, я могла бы на несколько дней с Лукашем…
– Вы точно знаете, что его нет? Может, убежал куда-то с детьми? – Трубка скользила в моей мокрой от пота руке.
– Нет! Я спросила у Ольды, он его избил, а Лукаш…
– За что он его избил?
– Застал в своей комнате. Сказал, что Лукаш…
– Когда это случилось? – снова перебил я, изо всех сил прижимая трубку к уху – только что в голову себе не впихнул. За моей спиной стоял гвалт.
– Незадолго до того, как я вернулась. Я приехала на такси, должно быть, мы с ним разминулись… Что мне делать? – Она всхлипывала, ее почти невозможно было понять.
– Позовите Ольду! – резко приказал я. – Притащите его хоть силой, скажите, что я позвоню в милицию…
– Ольды нет дома! Он ушел… ударил меня тоже и…
– У Лукаша были деньги? Взял он что-нибудь с собой?
– Нет. И машинки тоже оставил… – Она плакала уже в голос. – Что мне делать? Я приеду к вам…
– Нет! Оставайтесь дома! Я еду на стройку, буду там через пять минут. Оттуда вам позвоню. Подождем с полчаса, если за это время он не появится ни у вас, ни у меня, тогда…
– Что вы хотите сделать? – внятно спросила она.
– Позвоню в милицию.
Я услышал, как она со всхлипом вздохнула.
– Да, придется, – совсем тихо выдохнула она. – Я приеду к вам…
– Не приезжайте! – в бешенстве закричал я. – Если он вернется…
– Мать дома, – упрямо заявила она. – Мать совершенно убита всем, что случилось, но к телефону подходит. – Она повесила трубку.
Одновременно с щелчком трубки раздался выстрел. Трубка выпала из моей руки и ударилась о стену в тишине, внезапно воцарившейся за моей спиной. Я обернулся. Девушка скорчилась на полу у стены. Ее защитник стоял, чуть склонившись набок, припав на свою деревянную ногу, а перед собой, как щит, держал двухдюймовой толщины доску, то бишь произведение искусства. Пуля прошла прямо между рогами оленя. Выстрел оказался неудачным – мог испортить охотничий трофей. Но если целились в человека, тогда, конечно, выстрел был высший класс.
Стрелявший и целился в человека. В старого ярмарочного торговца, чье творение, сорванное со стены в целях обороны, спасло ему жизнь. С грустью поглядев на «убитого» оленя, он прислонил доску к стене и поднял девушку с пола. Блузочка у нее была залита какой-то коричневой жидкостью, которая и на расстоянии пахла ромом. Скорее всего, Дежо пытался угостить девушку против ее воли.
Сам он в полной прострации висел на руках двух друзей. Перед ним на заплеванном полу лежал маленький черный пистолет. Он выглядел необычайно изящным и аккуратным.
Оглядевшись, я обнаружил, что зал почти опустел. Вокруг виднелись лишь смуглые цыганские лица. С перепугу цыгане так вращали глазами, что только белки сверкали. Буфетчик выбрался из-за стойки и направился к телефону. Тибор Чурайя, могучий, седоватый, преградил ему дорогу.
– Не звоните, – сказал он. – Ничего не случилось. А с Дежо мы сами разберемся.
Хозяин заколебался.
– Он его не хотел убивать, просто куражился, – сказал один из цыган. – Он с ним и обращаться-то не умеет, нашел его…
– Где? – быстро спросил я.
– Да у вас же под ступенькой, – укоризненно буркнул цыган. – В ту ночь, когда там спал. Услыхал, кто-то доску поднимает, ну и полюбопытствовал, что там запрятано.
Зал вокруг меня закружился в диком цыганском танце. Хозяин подошел ближе и толкнул меня плечом.
– Эта штука ваша? – прохрипел он.
– Да. – Вокруг меня все продолжало кружиться, кроме черного кусочка металла под ногами. Наклонившись, я поднял его.
– Убирайтесь! – Клетчатое плечо шаг за шагом теснило меня к двери. Я не сопротивлялся. Смуглые лица смотрели на меня молча. И лишь единственное, маленькое, цвета кофе с молоком, говорило со мной огромными темными глазами. Я знал этот взгляд и понимал его. Выбежав из ресторана, сел в машину и как сумасшедший помчался вниз к Влтаве. Не было еще и восьми часов, а на черном небе – ни одной звездочки.
* * *
Стройка уже обезлюдела. Я обошел домик со слабой надеждой, что Лукаш в целях конспирации поджидал меня в кустах, да там и заснул. Но я лишь вспугнул своего кролика. Войдя в дом, я включил свет в комнатке, прихожей и оставил дверь распахнутой настежь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21