В углу двора - одно дерево. Я вам его нарисовала. Оно так же уничтожено, как эти люди. Подобно им, оно не находит здесь ничего ни для жизни, ни для смерти. Не переживайте. Я вижу и очень красивые вещи, даже если красота - это не то, что я ищу. Музей современного искусства в Чикаго очень интересный. Надеюсь, у вас все хорошо. Я уверена, что у вас все хорошо. Как назвали моего нового братика или сестричку? Обнимаю вас. Я уезжаю в Колумбию. Тамбур, посмотри в словаре слово "Колумбия". Сделай колыбельку для братика или сестрички. Целую, Манеж".
Да, кстати: какое имя мы дадим малышу, который вот-вот родится, - или, как говорит мадемуазель Розе, расцветет? Ветер медленно переносит месье Армана на прежнее место, над домом. Скоро он спустится на землю. Все на месте, не хватает только имени.
"Имя играет важную роль: я несколько раз влюблялся в молодых женщин из-за их имени", -признается месье Гомез. "Ты мне об этом не рассказывал", прерывает его мать. "Лучше не рассказывать обо всем своей маме, - отвечает месье Гомез. - Лучше и даже спасительно. Я вспоминаю одну женщину, внезапно засевшую у меня в голове на полгода. Она об этом так и не узнала. Это была ассистентка зубного врача. Только когда я пришел к нему во второй раз, я услышал ее имя: Об /рассвет (фр. )/. Это имя ввергло меня в пучину любви. Дни посещения зубного врача стали для меня благословенными. Я готовился к ним как к празднику. Я перестал чистить зубы и поедал горы сладостей в надежде, что мой кариес усилится. Об носила туфли на шпильках. Когда она ходила туда-сюда по кабинету, это напоминало шум дождя, а я лежал в кресле с широко открытым ртом. Несколько комичная поза для влюбленного. В такие моменты я закрывал глаза. А открывал их, лишь когда она выходила в соседнюю комнату. Дождик-Об радовала меня полгода, и долгих, и коротких одновременно. А затем, в один прекрасный день, мне открыла дверь новая ассистентка. Жоржетта или Полетта. Что-то вроде этого. Я вновь стал чистить зубы и отказался от конфет. Я спросил веселым голосом у врача как поживает Об. Черт меня дернул это сказать: он недовольно ответил: "Только не говорите мне больше об этой шлюхе!" Пациенты, ожидавшие своей очереди, объяснили мне, что красотка сбежала с женой дантиста. И лучше о ней не упоминать, если хочешь, чтобы твои зубы вылечили хорошо".
"Люди часто влюбляются в кого-нибудь, лишь услышав о нем. - говорит месье Люсьеи, - ведь имя говорит само за себя, еще до того как мы откроем рот". "В таком случае, меня должно быть слышно издалека", - замечает Тамбур. Ариана улыбается. "Я составила список имен для дочки, потому что уверена, у меня будет дочка. Слушайте: Оранж, Серена, Миракль, Пастий и Ривьера. /Orange - апельсин; sereine - ясная, светлая; miracle - чудо; pastille леденец, пастилка; riviere - река (фр. )/ Что вы о них думаете?" "Только не Серена, - говорит месье Гомез. - Такое имя будет вызывать любовь, но оно способно привести вашу дочь в монастырь". "Вычеркните также Миракль и Пастий, - говорит мадемуазель Розе. - Нельзя забывать о том, что в школе ее могут дразнить одноклассники. Я в этом кое-что понимаю. Не знаю, кто надоумил моих родителей дать мне имя Розе. Как меня только не дразнили: Ружеоль, Аррозуар, - я уж не говорю об остальных прозвищах". /Rougeole-корь; arrosoir-лейка (фр.)/ Остаются Оранж и Ривьера. "С именем Оранж она рискует подавиться апельсиновой косточкой", - говорит месье Люсьеи. Остается Ривьера. "Хорошо, пусть будет Ривьера, - говорит Ариана. - Но я бы еще посоветовалась с месье Арманом, когда он к нам вернется. "
* * *
Пресвятая Мария, Матерь Божия, вот я и вернулся на землю, где все и происходит. Я хочу попросить Вас о двух вещах. Во-первых, помогите мне найти работу. Министерство народного образования - плохая мать. Оно способно прокормить только некоторых из своих детей. А остальных - выбрасывает на улицу. Министерство народного образования - это свиноматка, у которой сосков меньше, чем малышей. Кто успел прийти первым, получает пищу. А остальных, которые не могут подлезть к ее животу, - или потому, что они слабее, или потому, что их голова занята другим - она оставляет самих искать себе пропитание. Я преподавал десять лет, с меня довольно. Слишком долго заниматься одним и тем же, в одном и том же месте, в одно и то же время это старит человека. Вы это прекрасно знаете, мадам Мария, ведь Вы часто выходите из капеллы. Не отрицайте. Не далее как вчера я Вас видел на рынке, за спиной одного парня, торговавшего козьими сырами. Ваше присутствие принесло ему удачу. Он продал весь товар за час. Так помогите же мне найти новую работу. Если возможно, хотя бы на полставки. Моя вторая молитва - ведь Вы не станете возражать: молиться -значит просить, - касается не меня, а моего будущего ребенка. Ариана хочет назвать дочку Ривьерой. Я не против этого имени, но есть одно опасение. Я не смог его сформулировать, точнее, меня не услышали, что, в общем, одно и то же. Чтобы разговаривать, недостаточно просто говорить, надо еще и быть услышанным. Я знаю, Вы слышите все Своими ушами из голубого гипса. Я Вам не льщу. Но я теряюсь, мадам Мария, я теряюсь. Так вот в чем мое опасение: Ривьера - это имя для затерявшихся. Реке уготована судьба затеряться в более обширных, чем она сама, водах. Я бы не желал такой участи для моей дочери. Вы, царствующая над этим миром и над соседними мирами, подскажите Ариане какое-нибудь другое имя, попроще..., как бы это сказать? - обычное. Заранее спасибо. Мне пора. Я опускаю стофранковую купюру в ящик для пожертвований и зажигаю все свечи. До скорой встречи на крещении.
И месье Арман уходит, слегка пританцовывая: эту странную привычку он приобрел, паря в воздухе. Он был услышан. Ариана больше не говорит о Ривьере. Это имя слишком часто навевало ей воспоминания о первом муже-рыболове. Она в поисках другого имени и скоро его найдет; тогда месье Арман на мгновение пожалеет о том, что шептал на ухо Марии, но уже в следующий момент - так устроено его сердце - он обрадуется.
Ариана и месье Арман сидят за столиком в ресторане на берегу озера. Они едят дары моря. Они празднуют новую работу месье Армана, недавно получившего место киномеханика в кинотеатре. Природа радует их закатом солнца над озером. Птицы низко носятся над красной водой, рассекая тучи мошкары. Ариана слушает как хозяин ресторанчика жалуется на свои дела, на правительство и на молодежь, которая больше не хочет работать. Она думает о месье Гомезе и его бакалейном магазине. Думает о Манеж и ее путешествиях. Думает о Тамбуре и о том, в каком тот был восторге, когда месье Арман привел его в будку киномеханика. Она думает о месье Люсьене, сменившем философов на поэтов и сохранившем в своем новом увлечении ту же изнурительную страсть убеждать других. Думает Ариана и о мадемуазель Розе, каждый день ставящей букет желтых тюльпанов на кухонный стол. Она думает о всех - она не думает больше ни о чем, она ест креветку и вдруг падает со стула. В розово-голубом свете заходящего солнца внезапно появляется ребенок. Это девочка. Она крохотная, ярко-розового цвета. Ариана берет ее на руки и кладет на скатерть. Мы назовем ее Креветта. /Crevette - креветка (фр.)/
* * *
Тамбур заходит в спальню на цыпочках. Он подходит к кровати своей сестренки. Семь часов утра. Она спит. У него в руках сделанные им собственноручно марионетки. В качестве моделей он использовал домашних. Марионетка "месье Люсьеи" - одна из самых удачных. У нее лысый череп из вареного картона. Когда этой марионетке сжимаешь нос, череп открывается. Оттуда появляется маленькая куколка на пружинке с лицом Декарта или Бодлера - это зависит от дня. При виде этой маленькой куколки Креветта хохочет до слез. Марионетка "мадемуазель Розе" одета в платье, выкроенное из занавески для ванны. Сквозь платье видно ее сердце - красная рыбка в полиэтиленовом пакетике. Эта марионетка самая хрупкая. Когда с ней не играют, Тамбур опускает сердце в аквариум, а аквариум ставит на шкаф: прошло уже много времени с тех пор как старый Рембрандт переварил Ван Гога. После этого убийства обычная еда - кошачьи консервы или паштет - кажется ему пресной. Сердце марионетки "мадемуазель Розе" красное как вишня. Рембрандт с удовольствием бы его съел. Конечно, есть еще марионетки "Ариана", "месье Арман", "месье Гомез" и "его мать", "Рембрандт" и даже "Манеж", с которой Креветта еще не встречалась. Никто не забыт. Тамбур опускается на колени перед кроватью сестры. Надо говорить за марионеток. Их разговор будит ребенка. Такой вот будильник для принцессы. Наступающий день проходит удачно: Тамбур изобрел много устройств, при виде которых в прекрасных глазах Креветты вспыхивают огоньки. Тамбур - трубадур для своей сестренки. Он только и думает, как бы ее рассмешить. Все остальное для него неважно. Ариана встревожена таким обилием любви. Месье Арман ее успокоил: в этом мире любви никогда не будет слишком много. Тамбур - ученый и вдобавок философ. Он занимается причинами жизни, ее истоками, ее принципом, ее основой, ее гарантией - смехом малыша. Пусть он работает. Ариана успокоилась только наполовину. Она пошла было за советом к Богоматери Марии, но капелла оказалась пуста.
Трудно разговаривать с тем, кого нет перед тобой. Ариана зажгла свечку - словно подсунула записку под закрытую дверь. На следующий день она пришла опять. Божией Матери по-прежнему не было. Ариана стала приходить каждый день, и так всю неделю. Тщетно. Голубая Мария, гипсовая Мария исчезла. Стала невидимой, улетела. Она отправилась путешествовать по миру. Вчера в Аргентине, в одном кафе, Она повстречала Манеж. Та сидела со стаканом текилы и рисовала, рисовала, рисовала. Мария склонилась через ее плечо, посмотрела на рисунок, и Ей захотелось рассмеяться. Но сдержалась: смех Божией Матери такой громкий, что способен выбить все стекла в городе и даже в стране. Поэтому Мария подавила смех, лишь улыбнувшись: Манеж приехала на край света, чтобы нарисовать бутылку текилы! Ведь в мире полно других, более красочных вещей. Так нет. Не это интересует Манеж В школе искусства видеть она остается в первом классе. Она проезжает тысячи километров, чтобы рисовать ничтожные вещи: здесь - бутылку, там - вишню, чуть дальше - деревянный забор. Небесно-голубая Мария запечатлела поцелуй на левой щеке Манеж, но та ничего не заметила. Бело-голубая Мария села в глубине зала, послушала несколько танго и одну песню Селин Дион. У Марии каникулы. Она пока не думает о Своей капелле. Откроем правду: Богородица Мария устала. Устала от того, что в любое время к Ней приходят Ариана, месье Арман и все остальные. Однажды к Ней даже пришел месье Люсьеи, чтобы, подкрепляя свои слова цитатами, объяснить, что Бог не существует. Это уж чересчур. Мария их всех любит. Это Ее дети, но и у матери есть право иногда исчезать. Любая мать имеет право на отпуск, и Божия Матерь тоже, как и все остальные. Они спокойно подождут Ее возвращения. Ничего страшного в этом отсутствии нет. Тем временем Креветта смеется, как смеются все малыши: в горле у нее клокочет река, а по телу проходят волны радости.
Нет ничего более заразительного, чем свобода. Ариана возвращается из капеллы, где она не нашла никого, с кем могла бы поговорить, - и бросается на шею месье Арману: "Поедем путешествовать! Месье Гомез и остальные присмотрят за детьми. Уедем вдвоем как все влюбленные!". "В Венецию?" спрашивает месье Арман, который немного банален. "Нет, - отвечает Ариана, куда угодно, только не в Венецию". И они уезжают.
* * *
Крапо. Креве. /Crapaud-жаба; crevee-дохлая (фр.)/ Это лишь некоторые из прозвищ, которыми наградили Креветту дети из ее квартала. Тамбур наводит порядок с помощью кулаков. Тамбур не намерен шутить с любовью. Он любит свою сестренку, и поскольку он ее любит, она совершенна. У кого-то есть возражения? - Нет. Никто не осмелился бы сказать хоть что-нибудь против. Разве что про себя. И далеко, очень далеко от Тамбура: всем известно как он может врезать.
Мадемуазель Розе молчит. Уже несколько недель она красноречиво молчит. Молчит громко. Молчит - вот подходящее слово - благоговейно. Мадемуазель Розе, сама того не заметив, перешла от любви к месье Гомезу к любви к Богу. Это произошло постепенно.
Прекрасные желтые тюльпаны, возможно, причастны к этой перемене. Бог и месье Гомез имеют одно общее свойство: ни один из них не отвечает на любовь мадемуазель Розе, но все-таки в случае с Богом остается маленькая надежда. Месье Гомез - это уж точно - никогда не покинет свою мать. Бог менее предсказуем. Мадемуазель Розе каждое утро ходит в церковь молиться перед нишей Марии, все еще путешествующей. Тем лучше для мадемуазель Розе: с нее довольно матерей, которые держат под крылышком своих сыновей. Мадемуазель Розе любит Сына Марии, и это никого не касается, даже Самой Марии.
Месье Люсьеи никак не отреагировал на новую любовь мадемуазель Розе. Он этого просто не заметил. Чтобы обратить на это внимание, он должен был оторвать взгляд от книг. Месье Люсьеи читает поэзию, исключительно поэзию. Он читает поэтов как изголодавшийся, как больной. Он их проглатывает, и поэты излечивают его от горечи в сердце. Несколько раз за день он находит для себя сокровище. Как сумасшедший он входит в дом, просит тишины и громко читает вслух. Своими находками он всех утомляет. Последний раз он читал "Ад" из "Божественной комедии" Данте. Полностью. Никто не решился его перебить. В этом доме никто не осмеливается никого перебивать. Каждый смотрит свой сон прямо днем, параллельно со снами других. Все заняты.
Каждое утро перед домом останавливается почтальон, вытаскивает из сумки письмо от Манеж и открытку от Арианы и месье Армана. На открытках все меньше и меньше слов и все больше и больше восклицательных знаков. У всех все хорошо. Здесь никто не скажет правду, даже самую малую толику правды, крупицу правды - ту самую крошку, которая раздражает, попав под рубашку; которая теряется в постельном белье и лишает сна: у Креветты заячья губа. Никто из окружающих об этом не говорит, потому что никто этого не видит. Любовь обходит внешность стороной и, проходя мимо, сжигает ее.
1 2 3 4 5 6 7 8 9