Существующие социальные институты вскоре изменятся. И все наши излюбленные концепции смоет приливом нового сознания, создававшегося на протяжении двух последних миллиардов лет».
Многие из друзей Тима думали, что он совершает ошибку, не возвращаясь в Бостон, чтобы опровергнуть или по крайней мере опротестовать гарвардскую версию его увольнения. Но Лири это не беспокоило. Гарвард стал для него прошлым. Будущим же были Чихуатанейо и IFIF. Это будущее длилось ровно две недели, пока мексиканское правительство не закрыло Дом Свободы и не депортировало всех, кто имел отношение к Международному фонду внутренней свободы.
Глава 16. В ТРОПИЧЕСКИХ ШИРОТАХ
Если бы это случилось лет двадцать спустя, в широкой прессе Дом Свободы Лири могли бы назвать «Клубом по изучению сознания». И это было бы не слишком далеко от истины, точно так же, как если бы о них сказали, что они стояли на «Пограничных рубежах сознания». В течение первых полутора дней группа будущих проводников — сборная солянка из профессиональных психологов, творческих личностей, богатых бездельников, биржевого спекулянта, актрисы телевидения, французского писателя и даже нескольких йогов — с удовольствием загорала и с наслаждением пила «Зомби Чихуатанейо» — коктейль, специально изобретенный барменом «Каталины» для резвых гринго. Но веселые забавы и темный загар были все-таки на втором плане: все они приехали сюда, чтобы обучиться профессии проводников в сеансах ЛСД и заодно продолжить собственные путешествия. Основными забавами были другие — те, что касались проникновения в глубь вселенского сознания. Каждому новоприбывшему кандидату в проводники вручалась брошюрка, в которой излагались основные положения философии Дома Свободы.
Целью неролевого общества является освобождение каждого из социальной паутины, чтобы он мог прорваться сквозь время и пространство и добраться до своих собственных огромнейших энергетических потенциалов. IFIF проехала четыре тысячи миль, чтобы спастись от ВАС! Возможно, вас расстроит, что люди здесь не собираются играть в ВАШИ игры. Не обижайтесь. Вырывайтесь из захлестнувшей вас сети — и летите с нами!
И большинство из них так и делали, с радостью принимая участие в скромных местных ритуалах. Был, например, обычай, связанный с «башней», небольшой спасательной вышкой, находившейся чуть вниз по пляжу. Суть ритуала была в том, что на вышке всегда должен находится кто-то, выходящий за пределы сознания, — своего рода постоянный живой символ высшей цели. Однажды, когда на побережье разразился ураган, парень, находившийся на вышке, категорически отказался спускаться. И сидел там посреди завывающего ветра, словно Ахав на носу корабля. Когда все закончилось, единственное, что он смог вымолвить: «Фантастика!»
Впрочем, это определение годилось для многих происходивших в Доме Свободы вещей, в частности касавшихся группового сознания. Групповое сознание было смутным субъективным ощущением. Если вы пытались применять к нему обычные объективные стандарты истинности, оно исчезало. «Наши сознания соединились, формируя новую сущность, которая не была ничел овеческой, ни нечеловеческой, — так вспоминал об этом один из психологов, присутствовавших в Доме Свободы тем летом. — Я ощущал себя частицей величайшей сущности. Нельзя сказать, было ли это приятно или неприятно, но никакого страха или беспокойства я при этом не испытывал». Зато все ощущали любопытство. Можно ли делать что-нибудь с этим групповым сознанием, кроме как сидеть вместе, ощущая себя единой сущностью? Есть ли возможность доказать, что оно действительно существует? Однажды к Мецнеру в кровать забрался скорпион и укусил его. Ральф страдал сильной аллергией на противоядие и, приняв его, немедленно покрылся сыпью с головы до пят. Вот чудесная возможность выяснить, смогут ли они телепатическим образом вылечить сыпь. Они встали вокруг Мецнера и начали посылать ему… я терпеть не могу употреблять такие термины, как «лечение волнами» или «вибрации», но именно так это можно назвать. Мецнер почувствовал страшный жар: «Он поднимался от ног выше, проходя сквозь тело, выше и выше, проходя и сразу же исчезая. Наконец, он поднялся до головы — и я почувствовал, что полностью очистился и вылечился!»
Вот это доказательство! Если бы кто-нибудь догадался заснять это на камеру! А так, без пленки, это стало просто еще одной паранормальной байкой.
Многие сеансы проходили на пляже, на прибрежном песке, который обладал некоторым успокоительным эффектом, особенно для тех, кто, заблудившись в темных областях Иного Мира, начинал испытывать беспокойство. Такое случалось часто, и первой задачей хорошего проводника было научиться избегать подобных ситуаций и выводить своего питомца из того, что Столярофф называл «состоянием неопределенности», которое на самом деле было попыткой испуганного эго выбраться из дебрей Иного Мира. Всегда существовал момент, когда неизбежность безумия представала перед человеком с ужасающей ясностью. И очень помогало, когда он в этот момент слышал добрый шепот: «Почувствуй песок и волны. Когда-то мы все выползли на берег из этих бесконечных водяных просторов».
Отель «Каталина» в Чихуатанейо
Это было чудесное время — время группового сознания и коктейля «Зомби Чихуатанейо». Пожалуй, единственное, что смущало их — постоянный поток молодых людей, которые стучались к ним в двери. Эти молодые люди уже не были битниками, но в то же время до хиппи им тоже оставалось еще несколько этапов. Кем они были? В общем-то просто беспокойными и шумными созданиями, которые действовали на нервы всем местным, в результате чего местные начинали ворчать: «Неролевое общество? Casa Libre? Que pasa?» И только когда стало известно, что пес Лири (по слухам) перекусал половину Ньютона, на гринго, поселившихся в «Каталине», стали валить все беды, многие из которых (например, убийство местного парня) случились задолго до приезда Лири.
На самом деле параллели с Гарвардом были еще глубже. Помните — самым ярым противником программы исследований псилоцибина был Герб Келман. Однако его побудила к этому речь Альперта и Лири на собрании факультета. То же самое повторилось и в Мексике Предыдущим летом после первой недели, проведенной в «Каталине», Лири и Альперта пригласили в Мексиканскую ассоциацию психоанализа и предложили представить отчет о псилоцибиновой программе. Они встретились с доктором Дионисио Ниэто, руководителем медико-биологического института при университете в Мехико.
Как и в свое время Келман, Ниэто был потрясен тем, что услышал. «Я понял, что Лири не ведет никаких особенных исследований, — сообщал он репортеру. — Его статьи абсурдны, темны и не имеют никакой научной ценности. Попытки высвободить творческие силы сознания с помощью галлюциногенов — вздор. Вспомните Индию и любителей гашиша. Или наших индейцев-масатеков с их грибной церемонией. Нельзя потакать людям, потребляющим ЛСД. Я склоняюсь к мысли, что мне стоит обратиться с жалобой в Гарвард».
Но когда Ниэто узнал, что Лири организовал постоянный исследовательский центр в Чихуатанейо, он вместо этого обратился с жалобой к мексиканскому правительству.
И власти послали туда двух агентов, представившихся газетчиками. Решив, что перед ним обычные журналисты и желая привлечь на свою сторону местную прессу, Мецнер оказал им радушный прием. Один даже принял участие в сеансе. Но 13 июня все раскрылось, агенты сбросили маски и объявили, что у IFIF есть пять дней, чтобы собрать вещи и убираться из страны. Повод? Использование туристической визы для бизнеса.
Депортация из Мексики высветила две серьезные и неотложные проблемы. Первой было то, что их запасы ЛСД подходили к концу. В январе прошлого года, понимая, что если они начнут как-то хитро обходить новые правила ФДА и IFIF умрет не родившись, Лири попробовал заказать у «Сандоз» огромное количество ЛСД и псилоцибина, приложив к заказу чек на десять тысяч. Они надеялись, что это как-то поможет обойти проблемы с ФДА. Но это не сработало. Заказ отвергли. Возможность, что IFIF останется без наркотиков, все яснее вырисовывалась на горизонте. Но тут появился Эл Хаббард и, достав из своей кожаной сумки пятьсот доз ЛСД, обменял их на остававшийся у Лири псилоцибин. Однако это была только отсрочка. И в результате большую часть времени в Мексике Лири проводил, пытаясь найти химическую компанию, которая согласится синтезировать ЛСД.
С депортацией эти переговоры закончились. Проблема обеспечения ЛСД встала перед ними с невиданной силой, учитывая историю с последними несколькими ампулами, которые были спрятаны в флаконе с краской для волос. Флакон в процессе спешного отъезда разбился и разлился на чей-то костюм. После этого на костюм смотрели не иначе как с восхищением и благоговением, и даже иногда пытались его пожевать.
Как же раздвинуть границы сознания людей без расширяющих сознание веществ?
Временный ответ был найден: семена вьюнка пурпурного. За несколько месяцев до этого ботанический мир вздрогнул после сенсационного заявления Альберта Хофманна, что он обнаружил в Ipomea violacea (в просторечии — вьюнок пурпурный) сходные с ЛСД составляющие. Вернее сказать, ботанический мир был поражен тем, как повысился спрос на семена Ipomea violacea. Люди, абсолютно не разбирающиеся в ботанике и не способные отличить луковицы от супового набора, внезапно приходили и заказывали сотни фунтов семян вьюнка пурпурного, семян различных сортов, носящих чудесные экзотичные имена: «Жемчужные врата», «Небесная голубизна» и т. д. IFIF предусмотрительно закупила несколько сотен фунтов (существовала опасность, что садовники, выращивающие семена, могли внезапно понять истоки неожиданной популярности вьюнка). Никто, кстати, так и не позаботился заранее проверить их действие, пока, в конце концов, Мецнер не попробовал их, смешав с кока-колой. Его чуть не стошнило. Психоделического тут было крайне мало.
Вьюнок пурпурный (Ipomea violacea)
Тем временем все яснее над ними нависала проблема номер два. И она была гораздо серьезнее: деньги. Пока IFIF не нашла другого места вместо Чихуатанейо, она была вынуждены возвратить нескольким сотням людей внесенные ими суммы. Суммы, разумеется, уже были потрачены. Гюнтер Вайл отправился на Доминику, маленький дремотный вулканический островок в Карибском море, последний форпост Британской империи. Ленивое местечко, управляемое пьянствующими чиновниками. Жара здесь царила адская: в полдень двигались только вентиляторы под потолком да цыплята во дворе.
IFIF пригласил на Доминику местный поклонник фри-лава, «свободной любви», который был, кроме того, еще и большим поклонником «Острова». Он прочитал в «Тайм «о проблемах IFIF и немедленно написал письмо Тиму, где пел хвалебные оды Доминике. Вайла послали проверить, насколько это реально. Хотя, по сути, когда он узнал последние новости, было поздно — Лири с дюжиной соратников были уже в пути на остров. А последние новости были таковы: несколько месяцев назад любитель свободной любви бросился в горящий дом и спас оттуда несколько человек. Это сделало его национальным героем и привлекло к нему взоры Доминиканского фронта освобождения, горсточки восторженных революционеров, надеющихся повторить на Доминике то, что удалось Фиделю провернуть на Кубе. Ему предложили стать во главе революции, и он согласился. Вайл ни о чем об этом не догадывался, пока его однажды не позвали прогуляться в джунгли, и там, в ветхой хижине под ослепительным светом голой электрической лампочки, ему объяснили замысел: да, Доминика может стать для людей психоделическим раем, но сначала следует совершить революцию…
Конечно, британским властям, обладавшим большим опытом подавления местных волнений, было известно об этом замысле. В таком свете Лири оказывался специалистом по химическому оружию, которого, вероятно, пригласили для каких-то особенных действий, например положить начало революции, вылив порцию ЛСД в городскую систему водообеспечения. С самого их приезда за ними следила полиция, а спустя несколько дней их вызвали к губернатору и приказали немедленно покинуть остров. Во время короткого разговора с губернатором тот листал какие-то документы, лежащие на столе. К всеобщему изумлению, они оказались статьями доктора Хофманна о ЛСД.
После Доминики они решили попытать счастья на Антигуа, сняв там для начала пустынный портовый буфет с нежным названием «Ведро крови». Хотя они и трудились на совесть, пытаясь возродить приятную атмосферу Чихуатанейо, но почти все сеансы проходили ужасно. Впервые у одного из аспирантов поехала крыша. Сначала он надолго неподвижно застыл в позе стоящего Будды, в то время как дети резво носились вокруг него, а затем просто исчез в неизвестном направлении. Больше всего при этом всех тревожило то, что он, судя по всему, зациклился на мысли, что IFIF, чтобы вырваться из полосы неудач, необходима искупительная жертва, и этой жертвой Должен стать он. Серьезно встревожившись, они обыскали весь остров, но не обнаружили никаких следов беглеца. Наконец они обратились к местным властям с просьбой помочь отыскать рослого американца, который мог вести себя несколько странно. Несколько дней нервничали в ожидании ответа. Затем до них дошли вести, что его держат в специальной психушке, где-то глубоко в джунглях.
Приехав на остров, Тим первым делом отправился к местным врачам и ознакомил их с программой IFIF. Один из этих докторов, венгр, пользовался дурной репутацией, поскольку развлекался тем, что объезжал весь Карибский регион, делая направо и налево лоботомию и получая за это материальное вознаграждение со стороны местных власть имущих. Аспиранты Лири были уверены, что он бывший нацист. И именно в частной клинике этого доктора содержали их друга. Опасаясь, как бы ему уже не сделали лоботомию, на выручку срочно отправили Гюнтера Вайла. Вайл обнаружил его, целого и невредимого, в затерянной глубоко в джунглях больнице, окруженной бревенчатым частоколом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72