Я очень любил Нестора. А теперь мы пойдем.– Я пойду с вами. Подождете меня? Только накину пончо и пойдем. Кажется, опять похолодало.Закрывая дверь на ключ, он услышал смех в прихожей. Там стояли Нелида, Антония и Больоло – они внезапно умолкли. Проходя мимо них, он едва кивнул и подумал, что девушки, и даже Больоло, безусловно, понимают и уважают его горе. Это предполагаемое их уважение пробудило в нем чувство, похожее на гордость. Но вскоре, уже на улице, у него возник тревожный вопрос: что может быть общего у Нелиды с Больоло? И еще он подумал, что друг его мертв, а он уже начинает его забывать. На самом-то деле он упрекнул себя несправедливо – в этот момент смерть Нестора, подобно лихорадке, вызывала в нем некое раздвоение личности, меняла в его глазах облик предметов – желтые стены соседних домов давили на него, как тюремная ограда. Вдали он увидел три-четыре костра в ряд, их красное зарево с мелькающими возле них тенями углубляло перспективу улицы. Это зрелище тоже подействовало на него угнетающе.– Нынче-то день Петра и Павла. Дети и взрослые пляшут у костров.– Вот уж веселье! – отозвался Видаль. – Они похожи на бесов. 18 Друзья, собравшиеся в столовой в доме Нестора вокруг керосиновой печурки, оживленно разговаривали и курили. На печке стояла кастрюля с водой и листьями эвкалипта. Настенные часы были остановлены на двенадцати. Джими вслух читал газету. При появлении новоприбывших все умолкли. Кто-то кивнул, и Рей печально спросил:– Ну что тут скажешь?Видаль заметил, что Аревало в новом костюме. «И перхоти не видно, – подумал он. – Поговорю об этом с Джими. Прямо загадка». Вспомнив о Несторе, спросил:– Как это было?– Пока мы еще не знаем подробностей расследования, – торжественно ответил Рей.– Этот болтун, его сын, не должен был туда идти, – заявил Джими.– О чем вы говорите? – спросил Данте.– Вы свидетели, что я сделал все, что мог, чтобы его отговорить, – заявил Рей. – Я назвал его самоубийцей.– Бедняга думал, что раз он идет с сыном, то ему ничего не грозит, – заметил Аревало.– Я назвал его самоубийцей, – повторил Рей.– Бедный парень, – сказал Видаль. – Какой груз на его совести.– О ком они говорят? – спросил Данте.– Я назвал его самоубийцей, – ответил невпопад Рей.В комнату вошел лысый, флегматичный, тучный господин с огромными руками и тихим, мягким голосом. Видалю объяснили, что это родственник Нестора или доньи Рехины. Когда упомянули имя хозяйки, Видаль спросил:– Где она?– В своих покоях, – торжественно ответил Рей.– Могу я пройти к ней поздороваться?– Не докучай ей, – раздраженно посоветовал Джими. – Ты же ее, в общем-то, никогда не видел.– Что ты читал? – спросил Видаль. Появились двое молодых людей. Один был высокий, тощий, с прыщеватым лицом. Второй – приземистый, с очень круглой головой и выпученными глазами, которые, казалось, смотрели снизу вверх с плохо скрытым любопытством. Парни поздоровались издали, судорожно кивнув, и уселись на другом конце комнаты. «На самом холодном месте, – подумал Видаль. – Нам, старикам, повезло, мы-то рядом с печуркой. Запах эвкалипта в сочетании с керосином полезен при простуде». И опять вспомнил о Несторе.– Видишь их? – указал Джими на парней. – Эти два типа мне не нравятся.– Что ты читал?– В «Ультимаора» статью о «войне со свиньями».– Войне со свиньями? – переспросил Видаль.– Вот и я спрашиваю, – сказал Аревало. – Почему «со свиньями»?– И я не понимаю почему, – подхватил Рей.– Да нет, – возразил Аревало. – Я спрашиваю, почему они пишут «со свиньями». У этих щелкоперов нет никакой логики, даже в употреблении слов.– Достаточно какому-то газетчику что-то ляпнуть, и вся страна будет твердить о войне со свиньями, – рассудил Рей.– Вовсе нет, – возразил Данте. – Другие называют ее «охотой на сов».– Сова, по-моему, лучше, – заявил Аревало. – Сова – символ мудрости.– Но признайтесь, – сказал Джими, обращаясь к Аревало и Рею, – вы двое предпочли бы, чтобы вас называли свиньями.Все засмеялись. В столовую вошла соседка, неся на подносе чашечки кофе. Она укорила их:– Ведите себя прилично, сеньоры. Вы забываете, что в доме покойник.– Его уже привезли? – спросил Видаль.– Пока еще нет, но это все равно, – ответила женщина. – Кофе хорош?– Какой ужас, – сказал Данте. – Покойника привезли, а мы как ни в чем не бывало.Помешивая сахар, Видаль обратился к Джими:– Послушай, что это за разговор о каких-то совах и свиньях?– Почем я знаю.– Спрашиваете, откуда такое название? Говорят, что старые люди, – пояснил Аревало, – эгоисты, жадины, обжоры, неряхи. Настоящие свиньи.– Пожалуй, это справедливо, – согласился Джими.– Посмотрим, что ты скажешь, – уколол его Данте, – когда за тебя возьмутся.– Я не из этой компании, – возразил Джими. – Я не старик. Все меня уверяют, что я в самом расцвете лет.– То же самое говорят мне, – поспешил вставить Рей.– Мне уже надоело это слушать, – сказал Данте.– Ты нам не чета, – с раздражением возразил Джими.– Недаром эскимосы и лапландцы отвозят стариков в тундру, чтобы они там замерзли насмерть, – сказал Аревало. – Защитить стариков можно только сентиментальными доводами: мол, сколько они для нас сделали, у них тоже есть сердце, они тоже страдают и так далее.Джими, снова развеселясь, заметил:– Очень жаль, что молодые этого не знают, а знаем только мы, несчастные. Я думаю, даже активисты комитетов молодежи не знают…– Беда в том, – сказал большерукий господин, – что они не нуждаются в разумных доводах. Им хватает тех, которые у них есть.Вошел невысокий, худощавый человечек с острым лицом, напоминающим набалдашник трости.– Вы знаете, как это случилось? – спросил он.– Могу сказать вам мое мнение, – не унимался Аревало. – В основе этой войны со стариками в пользу молодежи одни лишь сентиментальные доводы.– Вам известно, как это случилось? – повторил новоприбывший. – Его, кажется, повалили наземь и затоптали те, кто поднимался и спускался с трибуны.– Бедный Нестор, эти скоты затоптали его насмерть, – сказал Видаль.С другого конца столовой высокий парень провозгласил:– Уже едут!– Ну, тогда я пойду заниматься своими делами,– заявил Эладио. – Будем мы здесь присутствовать или не будем, бедняге Нестору уже все равно.– Вы мне должны, – предупредил друзей Рей.– Я заказал венок от имени всех.– Венок твой либо из чистого золота, либо тебя надули, – проворчал Данте, расплачиваясь.– Не говорил ли я тебе, Исидро, – подмигивая одним глазом, пошутил Джими, – что венки нынче дороги? 19 После стольких лет дружбы он впервые вошел в комнату Нестора. Рассеянно глядя на портреты незнакомых людей, подумал: «Хотя мы о нашей личной жизни не говорили, это не мешало нам быть друзьями». Эта мысль побудила его сформулировать сентенцию: «Нынче все тебе приятели, а друзей нет».– Боже, как его изуродовали, бедняжку! – ахнула одна из женщин.Весть о гибели Нестора меньше взволновала Видаля, чем это уменьшительное «бедняжка». «Я плачу, как ребенок, – подумал он. – Или как лицемер. Какой позор».Он закрыл глаза. Он не хотел, чтобы последним воспоминанием о друге было лицо мертвеца. Собрался было поздороваться с доньей Рехиной, но она оказалась такой отупевшей от горя и дряхлой, что его протянутая рука опустилась. Он вернулся в столовую.– Могу тебе сообщить, – сказал Аревало, – что этот тощий был на трибуне.Видаль подошел к прыщавому парню:– Вы видели, как его убили?– Видеть, собственно, не видел. Но у меня есть своя версия, подтвержденная очевидцем.– И это правда, что его затоптали? – спросил Видаль, посмотрев на него с отвращением.– С чего бы это стали его топтать? Он же сидел на самом верху трибуны… Знаете, как было дело? Игра долго не начиналась, народ заскучал, а тут кто-то предложил: «Скинем какого-нибудь старика на поле». Вторым стариком, которого скинули, и был сеньор Нестор.– А сын защищал его?– Если я правильно понял, – сказал большерукий, – кое-кто утверждает, что не защищал. Верно я говорю?– Точно, – подтвердил юнец и холодно прибавил: – У кого в семье нет стариков? Это никак не компрометирует. Но ведь есть такие, что своих стариков защищают.Видаль почувствовал, что Джими тронул его локоть. Остролицый спросил:– Вы уверены, что его не затоптали?– Зачем было его топтать, – сказал парень, – если он шлепнулся, как дохлая жаба?– Пойдем, Джими, – предложил Видаль. – Пойдем поговорим с Реем. Ну, что ты скажешь об этой молодежи?– Мне от нее тошно.Видаль приблизил ладони к печурке.– Зачем приходит на бдение человек с таким настроением? – спросил он.– Ты говоришь об этом юнце? – спросил Рей. – Он и его товарищ, похожий на лупоглазого морского окуня, ошиваются здесь, потому что они – пятая колонна.Данте, словно только что проснувшись, услышал их разговор и напророчил:– Боюсь, что мою теорию вскоре подкрепят факты. Поймите, мы в мышеловке. По первому сигналу этих типов их сообщники, притаившиеся снаружи, ворвутся в дом.– Еще чашечку? – предложила соседка.– Где же он сейчас, этот сынок Нестора? – спросил Видаль.Женщина ответила:– Предатели всегда прячутся. Джими заметил с ехидцей:– Тебе не удастся с ним поздороваться.– Говорят, что теперь, – заявил Рей, – человеку безопасней находиться вне дома.– Ну ясно, ведь дома ты все равно как в мышеловке, – повторил свою теорию Данте.Рей пояснил:– Чтобы соблюсти приличия, правительство больше не разрешает никаких бесчинств в общественных местах.– Вряд ли бедняга Нестор согласен с твоими словами, – пробурчал Джими.– Это отдельный случай, – не сдавался Рей. Данте еще раз сравнил дом с мышеловкой. К нимподошли господин с огромными руками, остролицый и Аревало. Видаль заметил, что двое парней опять остались одни.– Наконец-то правительство вмешалось в это дело. Чувствуется, что позиция властей стала тверже. Я доволен заявлениями министра. В них, знаете, есть какая-то возвышенность, достоинство.– Да, достоинства много, – согласился Аревало, – однако они помирают от страха.– По правде говоря, я правительству не завидую, – сказал большерукий. – Сами понимаете, ситуация весьма затруднительная. Если не привлекать молодых офицеров и призывников, мы скатимся к анархии. Отдельные случаи, происходящие время от времени, – это цена, которую приходится платить.– Что с ними, с этими господами? – спросил Аревало. – Все толкуют об отдельных случаях.Джими объяснил:– Вчера вечером они слушали сообщение министерства. В нем говорилось, что ситуация полностью контролируется, если не считать отдельных случаев.– Чего вам еще? Я замечаю теперь, что тон у них более достойный, и это ободряет, – настаивал большерукий.Из цветочного магазина принесли венок.– Что написано на ленте? – спросил Данте.– «От мальчиков», – ответил Рей. – По-моему, этими двумя словами все сказано.– А не подумают ли, что это венок от молодых людей? – спросил Джими.– Было бы недурно, – отозвался Рей. – А что, по-твоему, мы не мальчики?– Некоторые старики, – стал объяснять остролицый, – ни капельки не остерегаются. Прямо-таки провоцируют.– Те, кто провоцирует, – это агенты-провокаторы, нанятые за плату «Молодыми турками», – уверенно сказал Данте.– Вы так полагаете? – спросил остролицый. – Неужто заплатили старику, который приставал к школьницам в Кабальито?Большерукий его поддержал:– Надо признать, что в последнее время ширится волна старческой преступности. Мы ежедневно читаем об этом.– Лживая выдумка, чтобы будоражить народ, – возмутился Данте.– Надо быть в разговоре поосторожней, – прошептал Видалю Джими. – Ты знаешь этого большерукого? Я не знаю ни его, ни того, другого. Скорее всего это два продавшихся старика, и они в сговоре с юнцами. Лучше держаться подальше.– Как подумаю, что я мог пойти с Нестором на стадион… – вздохнул Видаль.– Ты спасся от гибели, – сказал Джими.– Возможно, вдвоем мы бы отбились и в этот час Нестор был бы жив.– А возможно, нам пришлось бы совершать бдение у двух покойников.– Я и не знал, что тебя так интересует футбол, – сказал Аревало.– Не то чтобы интересует, – объяснил Видаль, ощущая свою значительность, – но так как сын Нестора поручил ему меня пригласить…– Поручил тебя пригласить? – переспросил Аревало.– Ого! – воскликнул Джими.– А в чем дело? – спросил Видаль.– Да ни в чем, – заверил Джими.– Не думаете же вы, что на меня донесли как на старика?– Какой вздор! – возмутился Аревало.– Я тоже думаю, что нет, – сказал Видаль, – но с нынешней молодежью ни в чем нельзя быть уверенным. Если человека шестидесяти лет называют старцем…– Еще хуже те девчонки, – подхватил Джими, эта тема его развеселила, – которые толкуют тебе о своем дружке и говорят: он уже старый, ему целых тридцать лет.– Нет, я не шучу. Ответьте мне: по-вашему, я у них на примете?– Что это тебе пришло в голову? – удивился Аревало.– Знаешь, будь я на твоем месте, я бы ох как остерегался, – посоветовал Джими.– Само собой, – согласился Аревало. – Из осторожности.Видаль недоверчиво посмотрел на него.– Все же лучше, чтобы тебя не схватили неожиданно, – пояснил свою мысль Джими.– Фу ты, Господи! – пробормотал Видаль. – Голова болит. Есть у кого-нибудь аспирин?– Наверно, в комнате Нестора найдется, – сказал Рей, поднимаясь.– Нет, нет, – остановил его Джими. – Его таблетки могут принести несчастье. Вы обратили внимание на юнцов? Они то и дело выглядывают наружу.– Как будто нервничают, – сказал Данте.– Да нет, просто им скучно, – возразил Аревало.«Это я нервничаю», – подумал Видаль. У него болела голова, от запаха керосина с эвкалиптом становилось нехорошо. «Ноги просто ледяные», – сказал он себе. Чтобы уберечь его от несчастья, Джими лишает его аспирина, принадлежавшего покойному. Ну понятно, у Джими голова не болит. Видалю ужасно захотелось уйти отсюда, побыть одному, подышать ночным воздухом, пройти пешком несколько кварталов. «Только чтобы меня не спрашивали, куда я иду. Только чтобы никто меня не сопровождал». Большерукий господин и другой, остролицый (Видалю сказали, что у обоих фамилия Куэнка), опять подошли к их группе. Видаль встал… Друзья посмотрели ему вслед, но ничего не спросили – наверняка сочли достаточным поводом присутствие незнакомых людей.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21