– Он сейчас же пошлет за ней своего грума в Сомерсетшир,– добавила она.– И тогда мы с ним будем кататься верхом каждый день. Разумеется, она будет и в твоем распоряжении, Элинор. Нет, ты только представь себе, какое наслаждение – скакать галопом по этим холмам!
Она никак не хотела пробудиться от блаженных грез и признать неприятные истины, сопряженные с осуществлением подобной затеи. Первоначально она наотрез отказалась с ними смириться. Еще один слуга? Но расход такой пустячный! И мама, несомненно, ничего против иметь не будет. А для лакея подойдет любая кляча. К тому же и покупать ее необязательно: всегда ведь можно брать для него лошадь в Бартон-парке. А что до конюшни, достаточно будет самого простого сарая. Тогда Элинор осмелилась выразить сомнение, прилично ли ей принимать подобный подарок от человека, с которым она так мало... во всяком случае... так недолго знакома.
– Ты напрасно думаешь, Элинор,– горячо возразила Марианна,– будто я мало знакома с Уиллоби. Да, бесспорно, узнала я его недавно. Но в мире нет никого, кроме тебя и мамы, кого я знала бы так хорошо! Не время и не случай создают близость между людьми, но лишь общность наклонностей. Иным людям и семи лет не хватит, чтобы хоть сколько-нибудь понять друг друга, иным же и семи дней более чем достаточно. Я сочла бы себя виновной в куда худшем нарушении приличий, если бы приняла в подарок лошадь от родного брата, а не от Уиллоби. Джона я почти не знаю, хотя мы жили рядом много лет, суждение же об Уиллоби я составила давным-давно!
Элинор почла за благо оставить эту тему. Она знала характер своей сестры. Возражения в столь деликатном вопросе только утвердили бы ее в собственном мнении. Но обращение к ее дочерней привязанности, перечисление всех забот, которые их снисходительная мать навлечет на себя, если – как вполне вероятно – даст согласие на такое добавление к их домашнему устройству, вскоре заставили Марианну отступить, и она обещала ничего не говорить матери (которая по доброте сердца, наверное, не прислушалась бы к голосу благоразумия) о предложенном подарке и при первом же случае сказать Уиллоби, что она не может его принять.
Слово свое она сдержала и, когда в тот же день Уиллоби пришел с визитом, Элинор услышала, как ее сестра вполголоса сообщила ему, что должна отказаться от его любезного предложения. Затем она объяснила причины такой перемены в своих намерениях, лишив его возможности настаивать и упрашивать. Однако он не скрыл, как разочарован, и, выразив свое огорчение, добавил столь же тихо:
– Но, Марианна, лошадь по-прежнему принадлежит вам, пусть пока вы и не можете на ней ездить. Я оставлю ее у себя только до тех пор, пока вы ее не потребуете. Когда вы покинете Бартон и заживете собственным домом, Королева Мэб будет вас ждать – ...Королева Мэб будет вас ждать.– Мэб, или Маб, королева фей в кельтском фольклоре, распространенный образ и персонаж в романтической литературе. Возможно, Остен сознательно называет лошадь Уиллоби этим именем, выражая таким образом свое отношение к романтической эстетике и романтическим героям.

.
Вот что услышала мисс Дэшвуд. И эти слова, и тон, каким они были произнесены, и его обращение к Марианне по имени без обычного «мисс» – все было настолько недвусмысленным и говорило о такой короткости между ними, что она могла дать ей только одно истолкование. И с этой минуты Элинор уже не сомневалась, что они помолвлены. Подобное открытие ее нисколько не удивило, хотя она и недоумевала, почему натуры столь откровенные предоставили случаю открыть это как ей, так и остальным их друзьям.
На следующий день она услышала от Маргарет новое подтверждение своему заключению. Уиллоби накануне провел у них весь вечер, и Маргарет некоторое время оставалась с ними в гостиной одна, и вот тогда-то она и увидела кое-что, о чем торжественно поведала утром старшей сестре.
– Ах, Элинор! – воскликнула она. – Я тебе расскажу про Марианну такой секрет! Я знаю, она очень скоро выйдет замуж за мистера Уиллоби!
– Ты это говорила,– заметила Элинор,– чуть ли не каждый день с тех пор, как они познакомились на Церковном холме. И, по-моему, они и недели знакомы не были, как ты возвестила, что Марианна носит на шее медальон с его портретом. Правда, портрет оказался миниатюрой нашего двоюродного деда.
– Но теперь совсем другое дело! Конечно, они поженятся очень скоро: ведь у него есть ее локон!
– Поберегись, Маргарет! А вдруг это локон его двою родного дедушки?
– Да нет, Элинор! Вовсе не дедушки, а Марианны. Ну, как я могу ошибиться? Я же своими глазами видела, как он его отрезал. Вчера вечером, после чая, когда вы с мамой вышли, они начали шептаться, ужасно быстро, и он как будто ее упрашивал. А потом взял ее ножницы и отстриг длинную прядь – у нее ведь волосы были распущены по плечам. А потом поцеловал прядь, завернул в белый листок и спрятал в бумажник.
Такие подробности, перечисленные с такой уверенностью, не могли не убедить Элинор; к тому же они лишь подтверждали все, что видела и слышала она сама.
Но в других случаях проницательность Маргарет досаждала старшей сестре куда больше. Когда миссис Дженнингс как-то вечером в Бартон-парке принялась требовать, чтобы она назвала молодого человека, который пользуется особым расположением Элинор – миссис Дженнингс уже давно умирала от желания выведать это,– Маргарет поглядела на сестру и ответила:
– Я ведь не должна его называть, правда. Элинор?
Разумеется, раздался общий смех, и Элинор постаралась к нему присоединиться. Но удалось ей это с трудом. Она не сомневалась, кого имеет в виду Маргарет, и чувствовала, что не вынесет, если его имя послужит пищей для назойливых шуточек миссис Дженнингс.
Марианна сострадала ей всем сердцем, но только ухудшила положение, когда, вся красная, сказала Маргарет сердито:
– Не забудь, что всякие догадки высказывать вслух непозволительно!
– Да какие же догадки! – ответила Маргарет.– Ты ведь мне сама сказала!
Общество совсем развеселилось, и Маргарет подверглась настойчивому допросу.
– Ах, мисс Маргарет! Ну, расскажите же нам все! – не отступала миссис Дженнингс.– Назовите имя этого счастливчика!
– Я не должна, сударыня. Но я очень хорошо знаю его имя. И знаю, где он живет.
– Да-да! Где он живет, мы догадываемся. В собственном доме в Норленде, конечно. Я полагаю, он младший приходский священник.
– Вот уж нет! Он еще ничем не занимается.
– Маргарет! – горячо вмешалась Марианна.– Вспомни же, что это все твои выдумки и такого человека вообще не существует.
– Ну, так, значит, он безвременно скончался, Марианна! Я же знаю, что прежде он существовал, и фамилия его начинается на «эф».
В эту минуту леди Мидлтон громко высказала мнение, что «погода стоит очень дождливая», и Элинор испытала к ней глубокую благодарность, хотя прекрасно понимала, что ее милость вмешалась не ради нее, но потому лишь, что терпеть не могла несветские поддразнивания, которыми так обожали развлекаться ее супруг и матушка. Однако полковник Брэндон, всегда деликатный с чувствами других людей, не замедлил вступить в обсуждение погоды. Затем Уиллоби открыл крышку фортепьяно и попросил Марианну сыграть. Эти старания разных людей переменить разговор увенчались успехом, и неприятная тема была оставлена. Однако Элинор не так легко оправилась от тревоги, которую она в ней пробудила.
В тот же вечер общество уговорилось на следующий день отправиться осмотреть великолепное имение в двенадцати милях от Бартона, принадлежащее родственнику полковника Брэндона, и полковник должен был открыть им доступ туда, ибо владелец находился за границей и отдал строжайшее распоряжение не допускать в дом посторонних. Тамошние сады славились красотой, и сэр Джон, рассыпавшийся в похвалах им, мог считаться надежным судьей, ибо он уже десять лет как возил своих гостей осматривать их по меньшей мере дважды в одно лето. В парке было обширное озеро, утро можно будет занять прогулкой на лодках. Они возьмут холодную провизию, отправятся в открытых экипажах, и все будет сделано, чтобы пикник удался на славу.
Кое-кто из присутствующих счел этот план несколько смелым для такого времени года, тем более что последние две недели не выпало даже дня без дождя, и Элинор уговорила миссис Дэшвуд, которая уже немного простудилась, остаться дома.

Глава 13

Их предполагаемая поездка в Уайтвелл обманула все ожидания Элинор. Она приготовилась вымокнуть, утомиться, пережить бесчисленные страхи, но дело обернулось даже еще хуже: они вообще никуда не поехали.
К десяти часам компания собралась в Бартон-парке, где им предстояло позавтракать. До рассвета шел дождь, но утро сулило некоторую надежду, потому что тучи рассеивались и довольно часто из них выглядывало солнце. Все пребывали в веселом расположении духа и были полны решимости вопреки тяготам и неприятным неожиданностям сохранять бодрость.
Они еще сидели за столом, когда принесли почту. Среди писем одно было адресовано полковнику Брэндону. Он взял конверт, взглянул на надпись на нем, переменился в лице и тотчас вышел из столовой.
– Что с Брэндоном? – спросил сэр Джон.
Ответить никто ничего не мог.
– Надеюсь, он не получил дурных известий,– сказала леди Мидлтон.– Если полковник Брэндон встал из-за стола, даже не извинившись передо мной, значит, случилось что-то из ряда вон выходящее.
Минут через пять полковник вернулся.
– Надеюсь, вы не получили дурных вестей, полковник? – тотчас осведомилась миссис Дженнингс.
– Отнюдь нет, сударыня. Благодарю вас.
– Вам пишут из Авиньона? Надеюсь, вашей сестрице не стало хуже?
– Нет, сударыня. Оно из Лондона. Обычное деловое письмо.
– Так почему же оно вас взволновало, если оно деловое и обычное? Ни-ни, полковник, вы нас не обманете! Придется вам во всем признаться.
– Право, сударыня! – вмешалась леди Мидлтон.– Подумайте, что вы такое говорите!
– Или вас извещают, что ваша кузина Фанни сочеталась браком? – продолжала миссис Дженнингс, пропуская упрек дочери мимо ушей.
– Нет, ничего подобного.
– Ну, так мне известно от кого оно, полковник. И надеюсь, она в добром здравии.
– О ком вы говорите, сударыня? – сказал он, слегка краснея.
– А! Вы прекрасно знаете о ком.
– Я крайне сожалею, сударыня,– сказал полковник, обращаясь к леди Мидлтон,– что получил это письмо именно сегодня, так как оно связано с делом, которое требует моего немедленного присутствия в Лондоне.
– В Лондоне! – воскликнула миссис Дженнингс.– Но что вам делать там в такую пору?
– Мне чрезвычайно грустно отказываться от столь приятной поездки,– продолжал он.– Тем более что, боюсь, без меня вас в Уайтвелл не впустят.
Какой удар для них всех!
– Но если бы вы написали записку экономке, мистер Брэндон? – огорченно спросила Марианна.– Неужели этого будет недостаточно?
Он покачал головой.
– Но как же так, вдруг не поехать, когда все готово? – воскликнул сэр Джон.– Вы отправитесь в Лондон завтра, Брэндон, и не спорьте!
– Будь это возможно! Но не в моей власти задержаться даже на день.
– Если бы вы, по крайней мере, объяснили нам, что это за дело,– заявила миссис Дженнингс,– мы могли бы решить, можно его отложить или никак нельзя.
– Но вы задержитесь только на шесть часов,– заметил Уиллоби,– если отложите отъезд до нашего возвращения.
– Я не могу позволить себе потерять хотя бы час...
Элинор услышала, как Уиллоби сказал Марианне вполголоса:
– Есть люди, которые не терпят пикников, и Брэндон принадлежит к ним. Попросту он испугался схватить простуду и придумал эту историю, чтобы не ездить. Готов поставить пятьдесят гиней, что письмо он написал сам.
– Нисколько в этом не сомневаюсь,– ответила Марианна.
– Ну, мне давно известно, Брэндон,– сказал сэр Джон,– что вас, если уж вы приняли решение, не переубедить! Однако подумайте! Мисс Кэри с сестрицей приехала из Ньютона, три мисс Дэшвуд прошли пешком всю дорогу от коттеджа, а мистер Уиллоби встал на два часа раньше обычного – и все ради пикника в Уайтвелле.
Полковник Брэндон вновь выразил глубокое сожаление, что стал причиной столь неприятного разочарования, но иного выбора у него, к несчастью, нет.
– Ну, а когда же вы вернетесь?
– Надеюсь, как только ваши дела в Лондоне будут окончены, мы снова увидим вас в Бартоне,– добавила ее милость.– И поездку в Уайтвелл отложим до вашего возвращения.
– Вы очень любезны. Но пока совершенно неизвестно, когда я сумею вернуться, и я не смею что-либо обещать.
– А! Он должен вернуться и вернется! – вскричал сэр Джон.– Я подожду неделю, а потом сам за ним отправлюсь!
– Непременно, сэр Джон, непременно! – подхватила миссис Дженнингс.– И может быть, вы тогда узнаете, что он от нас утаивает.
– Ну, я не охотник совать нос в чужие дела. И кажется, это что-то такое, в чем ему неловко открыться.
Лакей доложил, что лошади полковника Брэндона поданы.
– Вы ведь не верхом отправитесь в Лондон? – осведомился сэр Джон, оставляя прежнюю тему.
– Нет. Только до Хонитона. А оттуда на почтовых.
– Ну, раз уж вы положили уехать, желаю вам счастливого пути. А может, все-таки передумаете, а?
– Уверяю вас, это не в моей власти.
И полковник начал прощаться.
– Есть ли надежда, мисс Дэшвуд, увидеть зимой вас и ваших сестер в столице?
– Боюсь, что ни малейшей.
– В таком случае я вынужден проститься с вами на больший срок, чем мне хотелось бы.
Марианне он лишь молча поклонился.
– Ах, полковник!– сказала миссис Дженнингс.– Уж теперь-то вы можете сказать, зачем вы уезжаете!
В ответ он пожелал ей доброго утра и в сопровождении сэра Джона вышел из комнаты.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48