Мисима Юкио
Ханьданьская подушка
Юкио Мисима
ХАНЬДАНЬСКАЯ ПОДУШКА
Одноактная пьеса
Пер. с японского Г. Чхартишвили
ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА:
Дзиро
Кику
Красавица
Первая танцовщица
Вторая танцовщица
Третья танцовщица
Секретарь
Первый господин
Второй господин
Светило
Первый врач
Второй врач
ОТ АВТОРА ПОСТАНОВЩИКУ
Персонажи сновидений должны выходить на сцену неспешно и величаво. Во время снов не следует увлекаться затемнением: зрители будут считать, что главные события произойдут не сейчас, а потом, при ярком свете, и это помешает сконцентрировать внимание на происходящем в данную минуту. Персонажам снов не следует все время находиться в масках - актеры сами решают, когда их надевать и снимать.
(Голоса из-за сцены.)
Кику. Мальчик мой! Приехал! Радость-то какая! Дзиро. Десять лет тебя не видел, Кику. Десять лет... Кику. Большой-то какой стал... Дай-ка, дай понесу. Дзиро. Ладно, ладно. Я сам. Кику. Ну хоть портфель-то.
На сцену перед закрытым занавесом выходит Кику, женщина лет сорока, в скромном кимоно, с портфелем в руке. За ней - Дзиро, юноша лет восемнадцати, в строгом костюме.
Дзиро (оглядываясь по сторонам). Ну и темень. Кику. Утро уже скоро. Ночи нынче коротки. Ну входи же, входи. (Опускается на колени и отгибает занавес.)
Кику и Дзиро повернуты к залу спиной. Занавес раздвигается.
Комната в японском стиле, обставленная как детская. Сверху свисает множество игрушек, склеенных из бумаги и картона.
Дзиро. Красиво у тебя. Все как у меня в детской было.
Кику. Я старалась. Не хочу забывать, хорошее было время. Ты маленький был, я тебя нянчила. Нарочно сделала тут все как в Токио.
Дзиро. Тот дом в войну сгорел.
Кику. Знаю, знаю... Но здесь ведь не хуже, правда?
Дзиро (трогает висящие игрушки). Как будто вернулся в дом, которого давно нет. Как это ты додумалась?
Кику. А все десять лет, как свободная минута, так я сразу сюда. Игрушки сама клеила - по одной штуке в месяц.
Дзиро. Надо же, все как в детстве. Какая у вас, женщин, память на всякую ерунду.
Кику. Ну вот, заворчал. Ты и маленький, лет с пяти еще, все недовольный был, все тебе не так. I
Дзиро (ложится, рукой подпирает голову). Гляди-ка, кубики. Неужто те самые, которые я тебе тогда на память подарил? Сколько же им лет? Помню-помню, вот под этими воротцами у меня проезжала игрушечная машина.
Кику. Ага, только воротца были низенькие для машинки-то, так ты их каждый раз ручкой приподнимал.
Дзиро. М-да, машинка, машинка... Чертов драндулет.
Кику. А?
Дзиро. Да я не про игрушечную, про настоящую.
Кику. Про ахтобус, что ли?
Дзиро. Не ахтобус, а автобус. Ты что, до сих пор говоришь "нивермаг" и "карасий"?
Кику. А на кой мне переучиваться? У нас тут нивермагов все равно нету.
Дзиро. Точно - "нивермагов".
Кику. Так где он сломался, ахтобус-то?
Дзиро. Я сел на последний, восьмичасовой. Ну и как раз на полдороге он встал. Прямо на перевале.
Кику. Он всегда там ломается.
Дзиро. Ждал-ждал, а он все ни с места. Ну, накрылся плащом, задремал. Просыпаюсь - мать честная, четвертый час ночи. Так пешком сюда и притопал километра четыре.
Кику. Один? Ночью?
Дзиро. Да у вас тут не заблудишься. Звезды, светло.
Кику (садится). Я ведь чуяла. Среди ночи глаза открыла и давай вдруг одеваться - сама не пойму с чего. И чего-то неспокойно так сделалось, и сна - ни в одном глазу.
Дзиро. Неужто почувствовала, что я приду?
Кику. А я давно жду, что ты объявишься.
Дзиро. Ну да? Ждала, что я к тебе заявлюсь? Вот просто так, в гости?
Кику. Конечно, в гости. Не за корыстью же - какая в нашей дыре корысть... А хоть бы и за корыстью, все радость на моего мальчика поглядеть.
Дзиро. Радость, говоришь?.. Я сюда приехал, потому что приперло меня. Жизнь моя кончена, поняла?
Кику. Ой, Господи, чего ты такое несешь-то?! Тебе ведь восемнадцать годочков всего. Восемнадцать! А ты - "жизнь кончена".
Дзиро. Ну и что, что восемнадцать. Все кончено, я знаю, уж на это-то у меня мозгов хватает.
Кику. Как это "кончено"?! У тебя что, волос на темени повылез? Поясницу скрючило? Ты погляди на щечки-то свои, чистый бархат!
Дзиро. Тебе, Кику, не понять. Это тебе кажется, что мои волосы черны. На самом деле они седые. Зубы давно все повыпали. И поясница скрючена, просто ты не видишь.
Кику. Что-то я в толк не возьму.
Дзиро. Вот и я о том же.
Пауза.
Кику. Деточка... У тебя, поди, с девушкой... Ну, это...
Дзиро. Любовь, что ли?
Кику. Да? Угадала?
Дзиро (нетерпеливо). Я никого не люблю, меня никто не любит - какая там любовь!
Кику. Так никакая тебя не присушила?
Дзиро. "Присушила". Ну и дура же ты, Кику. Что я тебе, дитя малое?
Кику (изумленно). А что же тогда? Товарищ, что ли, обманул?
Дзиро. Товарищ! Нет у меня никаких товарищей.
Кику. С учебой что не так?
Дзиро. Кончил я учиться, кончил!
Кику. Значит, люди с тобой обошлись плохо, да?
Дзиро. Какие люди?! Я и не общаюсь ни с кем. Все в четырех стенах мечусь.
Кику. Так почему жизнь кончена? Она ведь еще не начиналась, жизнь-то твоя.
Дзиро. Вот так. Не началась, а уже кончена.
Кику. Да ты шутишь! А я, дура, уши развесила.
Дзиро. Нет, ты и вправду дура.
Кику. Я знаю, это ты недоспал, вот и злишься. Ложись-ка лучше поспи. А я тебе завтрак сготовлю. Ложись, вздремни. Утром все по-другому покажется. Сейчас постелю тебе, сейчас.
Дзиро (встает, приоткрывает створ раздвижной двери и смотрит во двор). Кику, что с твоим садом? Деревья мертвые, трава завяла. Ни одного цветочка. Черное все - смотреть жутко.
Кику (расстилая постель). Умер мой сад, умер. Цветочки не цветут, листочки не зеленеют. Давно уж так.
Дзиро. Давно? С тех пор, как от тебя муж сбежал?
Кику. Откуда ты знаешь?
Дзиро. А я все на свете знаю. Причем не из книжек... Я в Токио как-то познакомился с одним бродягой. Есть там такие, "люди-бутерброды" называются. Повесят на себя спереди и сзади рекламные щиты и стоят. Так вот, он рассказывал, что у него в жизни две радости: кофейку попить и поглазеть, как вокруг люди суетятся. Поняла? Больше ему ничего от жизни не надо. От него-то я и узнал...
Кику. Что узнал?
Дзиро. Про подушку.
Кику (замирает на месте). Ой, деточка!
Дзиро. Про то, что есть у тебя одна чудная подушка... Чего ты так перепугалась-то? Я тебе просто пересказываю, что мне бродяга наговорил.
Кику. Ой, знаю, к чему ты ведешь!
Дзиро. Ну и знай себе! Стало быть, подушка и в самом деле у тебя. Уж не знаю откуда, да это и неважно... Однажды она попалась на глаза твоему мужу. Летом дело было, точно? Прилег он днем соснуть, положил на нее голову... Тебя дома не было, за покупками пошла. Вечером приходишь - а муж тю-тю. Испарился. И с тех пор ты его не видела.
Кику (затыкает уши). Не надо! Как вспомню - сердце рвется.
Дзиро. И с того дня засохли лилии в твоем саду, увяли гвоздики. Так или нет?
Кику. Все так... Эта подушка - древняя, из города Ханьдань, был такой в Китае. Она в нашем роду с незапамятных времен. Берегли ее, от отца к сыну передавали...
Дзиро. Что же в ней такого ценного?
Кику. Не знаю. Я никогда на ней не спала, боялась.
Дзиро. Бродяга сказал: "Кто на ней поспит - такие сны увидит, что потом жить по-старому нет никакой возможности. От всего вокруг с души воротит. Посмотришь, к примеру, на собственную жену и диву даешься - как же я с такой столько лет-то прожил?! И убираешься из дому к чертовой матери".
Кику плачет.
Ты чего? Плачешь? Извини, я не хотел.
Кику. Я знаю, ты не нарочно, ты мальчик добрый...
Дзиро. Ты только скажи: так никто после твоего мужа на ней и не спал?
Кику. Правду сказать, было. Три раза.
Дзиро. Целых три?
Кику. Три. Как муж-то пропал, стали ко мне разные тут подкатываться. Вот подушка и пригодилась.
Дзиро. Пригодилась? Те трое тоже сбежали?
Кику. Ну... Это... Неловко рассказывать...
Дзиро. Давай-давай, рассказывай!
Кику. Рассказывать неловко, да стыдиться мне нечего.
Дзиро. Ну и отлично. Выкладывай!
Кику. Помнишь, как ты, малышом еще, любил мне головку на колени класть? Я тебя качаю, а ты леденец сосешь...
Дзиро. Ты мне зубы не заговаривай. Ну!
Кику. Ладно, скажу. Помогла мне подушка честь женскую сберечь. Спасибо ей.
Дзиро. Как помогла-то, как?
Кику. Когда уж совсем, бывало, одолеет охальник, я говорю: "Ты вот головой-то на подушечку прислонись". Как головой до подушки коснется сразу спит. А проснется - ему уже не до баловства, все вокруг не в радость. На меня и не взглянет. За дверь - и нет его. Ни один еще не вернулся. Куда деваются - кто их знает.
Дзиро. Все не в радость? А что - "все"?
Кику. Ну, и женщины, и богатство, и слава там всякая.
Дзиро. Это, положим, нисколько меня не удивляет. Женщины - мыльная пена, деньги - мыльная пена, слава - мыльная пена. В этих радужных пузырях отражается вся наша жизнь. Кто же этого не знает?
Кику. Знать-то знают, да только на словах.
Дзиро. Неправда. Я знаю это доподлинно. Поэтому и говорю: моя жизнь кончена. Так что меня, Кику, ты можешь уложить на свою подушку без опасений.
Кику. Э, нет. Поспишь ты на ней, потом поглядишь на меня так, словно я - грязь какая, и уйдешь навсегда. Это мне больно будет.
Дзиро. Не бойся, на меня, как на твоего бродягу, не подействует.
Кику. Моего бродягу?
Дзиро. Это же твой муж был. Разве ты не поняла?
Кику. Как?! Почему?!.
Дзиро. Вот так-то. Говорил тебе, я все на свете знаю.
Пауза.
Кику. Хорошо. Давай договоримся так: если, как проснешься, все-таки побредешь неведомо куда, меня возьмешь с собой.
Дзиро. Идет. Только сама увидишь: твоя подушка мне нипочем. Я для того и приехал сюда, чтобы убедиться в этом.
Кику. Чудное у тебя лицо, такое - словно ты на воду в речке загляделся.
Дзиро. Ну, хватит болтать. Утро уже скоро. Тащи подушку.
Кику. Смотри же, ты обещал.
Дзиро. Обещал, обещал. Только ты не надейся, никуда я не побреду.
Кику. А вдруг?
Дзиро. Что, хотела бы? Думаешь, отправимся твоего муженька искать?
Кику (смущенно). Глупости какие...
Дзиро. Ага, ага! Закраснелась!
Кику. Где тебе, юнцу зеленому, понять? Хуже нету, чем все ждать да ждать.
Дзиро. А ты бы сама вздремнула на своей подушке. Вот мужа и забыла бы.
Кику. Уж больно страшно. В этой подушке такая сила - прямо жуть.
Дзиро. Ну, твое дело. Давай ее сюда!
Кику. Я уже думала, так и доживу свой век. И тут вдруг ты, мой мальчик, и снова полезло в голову всякое.
Дзиро. Сказал же, можешь на это не рассчитывать. Один шанс из тысячи, не больше. Поняла?
Кику. Поняла, поняла. Ну, пошла за подушкой.
Дзиро. Поторапливайся, а то спать охота. Да и ночь кончается.
Кику. Сейчас, сейчас... (Уходит).
Хор (поет).
Не подушка виновата.
Виноват кто спит на ней.
Навсегда цветы увянут,
И умолкнет соловей.
Не подушка виновата,
Виноват сам дуралей.
Не подушка виновата,
А виновен соловей.
Не подушка виновата,
А виновны лишь цветы.
Лес под солнцем зеленеет,
И колышутся листы
Все впустую, все напрасно.
Вот и снова ты пропал,
Бедный лотос,
глупый лотос,
Что цвести не пожелал.
Пока поет хор, Дзиро раздевается и укладывается в постель. Кику возвращается с подушкой в руках, кладет ее юноше под голову и уходит.
Хор замолкает. Из глубины сцены появляется женщина в маске Красавицы. На ней современная одежда, длинная юбка.
Красавица. Дзиро... Дзиро!..
Хор (поет). Просыпайся! Просыпайся!
Красавица. О, Дзиро... Дзиро!..
Хор (поет). Просыпайся, просыпайся!
Дзиро (открывает глаза, приподнимается). Ну что еще?.. Ты кто? Ну и красотка! Эй, как тебя зовут?
Красавица. А ты угадай.
Дзиро. Вот за что баб не люблю - ни словечка в простоте сказать не могут! Даже имя и то без выкрутасов не скажут!
Красавица. Ты любишь серьезных девушек, да? Как старомодно! Я знаю, ты предпочитаешь, чтобы девушка сначала поломалась.
Дзиро. Сама не соображаешь, что несешь! Ох, тоска!
Красавица. Меня зовут Тоска.
Дзиро. Ничего себе имечко. Впервые такое слышу.
Красавица. Привыкнешь. Когда Тоска - это имя, забываешь, что такое настоящая тоска.
Дзиро. Только не умничай. Терпеть не могу!
Красавица. О, как ты дрожишь. Твои пальцы - словно легкокрылые бабочки... Сейчас я их поймаю! (Сжимает в своих ладонях ладони Дзиро.) Поймала! А то бы они взяли и улетели.
Дзиро. Чушь какую-то несешь.
Красавица (лукаво смеется). Подражаю тебе.
Дзиро. Что бывает, когда женщина, знающая мужчин, подражает мужчине, который не знает женщин?
Красавица. О, как умно ты говоришь! Мне даже трудно тебя понять!
Дзиро. Получается женщина, которая в этом мужчине ни черта не смыслит.
Красавица. О, какая интересная мысль!.. Красавчик мой, смотри-ка: Тоска принесла тебе вина.
Дзиро. Нет-нет. Не люблю быть пьяным.
Красавица. Но как же пить вино и не пьянеть?
Дзиро. Вот я его и не пью.
Красавица. Это ты сейчас так говоришь, а через десять лет тебя от бутылки не оттащишь.
Дзиро. Сам знаю. Но это еще не причина, чтобы я стал напиваться сейчас.
Красавица. Как красивы твои глаза, когда ты такой рассудительный! Будто ты сам пьянеешь от своей рассудительности.
Дзиро, Ого! В твоих глазах сейчас мелькнуло что-то страшноватенькое.
Красавица. Страшноватенькое? А что?
Дзиро. В женских глазах иногда появляется что-то волчье.
Красавица. Ты ошибаешься. Не волчье, а собачье.
Дзиро. М-да. Ты совсем мне не нравишься.
Красавица. Полгода не пройдет - мы поженимся.
Дзиро. То есть ни капельки не нравишься.
Красавица. Это неважно, ты все равно скоро на мне женишься.
Дзиро. Ну, впрочем, пыль, которая скапливается в карманах пиджака, тоже никому не нравится. Однако от нее никуда не денешься, так всю жизнь и таскаешь ее при себе. Ни одна прачка до конца ее не уничтожит.
Красавица (поет). Прачка - прачка - нет - не уничтожит... А потом мы отправимся в свадебное путешествие, да?
Дзиро. Будем совать всем подряд чаевые, зевать, глядя на всякие там красоты, щелкать фотоаппаратом... Я в детстве видел представление "Обезьянья свадьба". Одна макака с зонтиком в лапке изображала невесту, другая - жениха.
Красавица. Ты с такой скукой об этом говоришь, будто уже все это испытал!
Дзиро. Свадебное путешествие - сплошная комедия.
Красавица (раздраженно хлопает в ладоши). Совсем еще мальчишка, а говоришь такие ужасные вещи!
Дзиро. Еще лет через пять ты станешь для меня удобной и привычной, как обкатанный автомобиль.
1 2 3