только свист ветра холодным лезвием прорезал эту выкачанную тишину, не оставляя, ни мыслей, ни чувств, как если бы Данг слился в одно целое с аппаратом, выполняя функции включенного на холостой режим электронного мозга.
Плавающая цокающая капель от соударений звенела, как металл скрещивающихся шпаг. Цзинь, цзинь, цзинь! Да, именно так звенят капли, падающие на сталактиты; капля известного раствора отрывается от сталактитного острия и летит вниз, на другое острие, и потому вокруг этот сплошной металлический звон. Ведь сталактитов и сталагмитов слишком много, настолько, что нельзя сосчитать их число. И каждая капля, сорвавшаяся с известковой горы на одной планете, должна преодолеть предписанное расстояние пространства, и упасть на строго определенную гору, другой планеты, другой системы, Другой галактики. Капля по капле, миллиарды лет они будут тянуться навстречу друг другу: сквозь вакуум, космический холод, радиацию звезд! Будут тянуться до тех пор, пока десятки манвантар не растают в призрачном прошлом. И тогда…
Пересиливая себя Брангор медленно поднял чугунную голову и сквозь розовый туман увидел, что Жак неотрывно смотрел вперед и глаза его широко распахнуты от ужаса. – ОНО пожрало реактор. – Лихорадочный шепот Жака слился в унисон с бритвенным свистом ветра и сознание Данга, как дельфин вынырнуло из омута каталепсии; они летели прямо на багрово-фиолетовый смерчеподобный колосс. Тот словно огромный змей, с необычайной легкостью ломая силовые поля, выталкивал в зенит свое катастрофическое тело. Казалось, его торжествующий рост не кончится никогда. Но вдруг, когда клубящийся столп достиг самого поднебесья, он ткнулся главой о невидимую преграду и начал медленно распадаться на десятки черных извивающихся щупалец: которые потекли к ним – летящим в объятия циклопической гидры, пришельцам.
…Данг очнулся и с омерзением отшвырнул мелких, тычущих в лицо присосками тварей.
Приподнявшись из зарослей травы и опершись на сбитые руки, он осторожно огляделся по сторонам; пластина ионного элемента дергалась, заклиненная между двумя могучими стволами: ее надсадный вой то и дело срывался в обиженное гуденье, словно это был не бездушный аппарат, а какое-то насекомое, попавшее в западню.
– Жак. – Тихо позвал Брангор и поднялся на ноги.
– Данг, ложись. – Распластавшийся за наростами корней Ренуар показывал стволом бластера куда-то вперед.
Невдалеке, в тридцати-сорака ярдах, мелькнуло несколько теней, и снова все замерло.
– Термиты. – Данг, как подкошенный, рухнул в кусты, и над его головой сверкнула спица лазерного луча.
Брангор сделал отчаянный прыжок из ненадежного укрытия, и прокатившись по траве, оказался рядом с Жаком.
Несколько очередей, проследовавших за ним вспышками, оставили на стволах обугленные полосы и срезали верхушки молодой поросли.
– Откуда у них эти «мушкеты», – свистяще прошипел Брангор, задавливая дрожь, начавшую колотить так, что застучали зубы.
– Контрабанда, чего тут не понять, – коротко отозвался Жак, заметив цель, сделал несколько выстрелов. Но тут же, около десяти спиц, перехлестываясь друг с другом, бешено заплясали над головой.
– Уходим, перебежками. – Жак выпустил в сторону зарослей огненный протуберанец, и перекатившись через плечо, побежал к следующему укрытию.
Брангор кинулся следом, и петляя из стороны в сторону, то и дело падая, вкатился наконец за вздувшийся корневой бугор. Заметив отступление, термиты ринулись в почти открытую атаку, но тут же вновь рассыпались за стволы деревьев.
– Жак, один готов! – Брангор чуть было не запрыгал от восторга. – Кажется второй тоже, Жак! – Он обернулся назад, и похолодел: прислонившись спиной к членистому стволу, недоуменно улыбаясь, Ренуар смотрел на детеныша термита, стоящего в десяти-двенадцати ярдах от него. Данг не поверил своим глазам – в тонких вытянутых руках термита, отливал вороневой сталью, нет, да же не пистолет, а револьвер девятнадцатого века, из таких стреляли во всех ковбойских фильмах, и он вспомнил марку – револьвер системы «Смит-Вэссон». Это было равносильно тому, как если бы в двадцатом, на пороге двадцать первого века, стрелять из кремневого ружья.
По земным меркам, детенышу было лет семь, не больше: хитиновый слой отсутствовал полностью, и кожа, светло-коричневая, как у креолов; если-бы не пара усиков над висками и не отсутствие ушных раковин, можно было бы спутать.
– Жак, – едва слышно произнес Брангор, но он, ничего не замечая, по-прежнему, с улыбкой смотрел на детеныша; этот карапуз, судя по его неумелому обращению с оружием, видимо, никогда ни в кого не стрелял, но его вели ненависть и страх, и он направил вороненый ствол в первого, кто был похож на убийц его соплеменников.
Револьвер дергался в его тонких руках, и грозя утянуть за собой, мотался из стороны в сторону: было даже видно, как он дрожит от иступленного желания отомстить, как нервно вздрагивают усики; и глаза – расширенные от напряжения, отчаянья и страха.
И Ренуар, словно забыв, что на него смотрит смерть, вновь удивленно улыбнулся и, обескураженно почесав в затылке, пошел к детенышу аборигенов, как идут к ребенку, чтобы отнять опасную игрушку. Болтающийся из стороны в сторону ствол испуганно вздрогнул и уставился в центр груди Жака. И Данг понял, что это произойдет, именно сейчас.
Лэнг закричал, зажмурившись, так же как Грюнер когда он приказал жечь двухгодовалых детей и выпустил заряд по тому, кто принес свинец в своих неокрепших руках. Но. за мгновение до этого, короткий хлопок сухо разорвал полуденную тишину.
Крик – обретший самостоятельность, полетел следом за эхом хлопка: и Данг кричал, не в силах остановиться, потому что сам стал воплощением крика; сдернутый с бластера ограничитель словно гильза юркнул в траву, и Данг рванул зепредельный форсаж, круша словно солому метровые в обхвате деревья. Он палил напропалую, не глядя и не выбирая цель, заходясь в истошном надрыве, потому что Жака больше не было, потому что все зря, все дрянь, все низачем, и этот лес поглотит каждого, кто не знает его законов, кто пришел сюда, чтобы убивать. И он поглотит неминуемо его – Брангора, агонизирующего трансцендентными потоками плазмы, как поглотила только что, бывшего рядом человека, ибо термиты – мыслящие неразрывные части Тумоса, выполняют волю этой страшной и непонятной планеты.
Данг швырнул раскаленный, с израсходованной батареей бластер и кинулся к Ренуару, остекленевшие глаза которого застыли в умиротворенном изумлении, и улыбка, чуть изогнувшая сомкнутые губы, словно говорила о понимании какой-то новой, пришедшей перед самой смертью истины.
– Жак! – Брангор тряс за плечи распростертого на траве друга.
– Жак! – Вокруг мельтешили пришедшие в театр зрители; оператор, выпучив глаза, на цыпочках бегал по залу, отчего был похож на хомяка, что в цирке научаются бегать в рост, смешно поджав передние лапы.
В дверь заскочили двое в белых халатах, и следом за ним – полицейский. Молоденькая медсестра с ходу раскрыла свой чемоданчик, привычно поставив датчики на голову и грудь.
– В крови алкоголь… Сердце не прослушивается. – Словцо из тумана услышал Брангор. – Дыхания нет.
– Что вы понимаете?! Что вы можете понять?! – Расталкивая всех, Данг рванулся к Жаку и, упав на колени, рыдая, прижал к себе его холодеющее тело.
– Что вы можете понять?! Что вы можете знать?!.. Он погиб,! Погиб на этой войне! На этой секретной войне! – захлебываясь слезами, Данг кричал им, всем – отдирающим его от умершего: полицейскому, оператору, врачам, зрителям. – Он остался там, вместо меня! Понимаете, он остался! Что вы можете об этом знать?! Что вы можете знать?! Что вы можете… знать!?


1 2 3