До сегодняшнего дня. Что же произошло?
Мы с Аленкой переглянулись и перевели взгляд на старшего менеджера – Ольгу Хрюнину. Вдруг она что-то знает? Как правило, она всегда была в курсе всего раньше нашего директора. Но на ее лице была такая же паника, как и у остальных.
– Доигрались! – мрачно кивнула она и суетливо встала из-за стола. Растерянно окинула нас взглядом и ушла куда-то в сторону туалета.
– Серьезное дело, – опечалилась Аленка. – Ты видела, она оставила бумаги!
– Да уж, не к добру, – кивнула я.
Хрюнина страдала манией преследования, ей казалось, что параллельный отдел ворует у нее клиентов, так что все свои документы, даже черновики и обрывки счетов, она всегда запирала на ключ. Просто так она не могла об этом забыть. Нервничает. А если нервничает Хрюнина, то нам пора паниковать.
Работа, конечно, встала. Клиенты со страдальческими лицами сбивались в длинные очереди, а менеджеры набились в курилку и строили различные версии. Обсуждалось все: от наезда налоговой до введения новых штрафов за курение. Штрафы за курение у нас уже действовали, так что курили мы в строго определенное время – два раза в сутки. Остальные разы мы тихо дымили в туалетах.
– Они поставят датчики дыма! – предположил кто-то.
– И что, ради этого созывают совещание? – ехидничали остальные.
– Датчик дыма можно обмануть. Надо курить прямо в унитаз! И сразу спускать.
– Ага. Еще лучше вообще в него забраться.
– Они будут устраивать тесты на наличие алкоголя в крови, – грустно сказал Мишка, вечно выпивший, но очень толковый системный администратор. Он боролся с вирусами и зависаниями базы, но не мешал нам бродить по Интернету и общаться по «аське», за что все его очень уважали. И подмасливали, естественно, чем бог пошлет. Чаще всего это был армянский коньяк.
Что и говорить, ошибались мы все. Все-таки экстренные совещания – это вам не шутки, их ради лишнего датчика дыма не устраивают. Не успели мы все расположиться в большой переговорной комнате для дирекции, как из своего кабинета вышел наш директор и зло сказал:
– Кончилась ваша райская жизнь.
– Это какая такая жизнь? – обиделись мы.
– Продана фирма, все. Пойдете вы все строем на биржу труда, – продолжил директор. В голосе его звучало еле скрываемое злорадство. Что и говорить, наша «любовь» была взаимна. Он нас штрафовал, мы валили все беды и неудачи на него, а он при появлении учредителей бледнел и хватался за сердце. Гармония!
– Все? – ахнула одна девушка из параллельного отдела. Она год назад родила сына от начальника склада. Таким образом, вся ячейка общества работала в одном месте. Все яйца в одной корзине, так что биржа была им противопоказана. Впрочем, эта работа при всем ее идиотизме была нужна почти всем.
– Не знаю, это теперь не мое дело! Моя б воля, я б вас всех на стройку загнал, канавы копать. Бестолочи! – брызгал он ядом.
– Ой, боюсь, на биржу труда пойдет именно он, – шепнула мне Аленка.
Я хихикнула, но поперхнулась, наткнувшись взглядом на красную от злости Хрюнину.
– В общем, мне поручили сказать вам, что с завтрашнего дня у вас тут будет другое руководство. Оно и будет решать, что с вами делать, – устало закончил директор.
Аленка с победным видом посмотрела на меня.
– Что я говорила? Погнали его. Вот бы еще Хрюнину…
– Не радуйтесь тут! – снова завизжал он. – Не думайте, что вам позволят и дальше получать зарплату ни за что! Ваш новый директор, между прочим, в прошлом году был кризисным управляющим в ОАО «Лан-сервис». И первое, что он сделал, – это уволил половину персонала. Так что готовьтесь!
– Мы всегда готовы, – раздалось откуда-то с задних рядов. Ничто не могло испортить народу праздник. Наш директор остался без работы. Что может быть лучше? Даже если при этом пострадают невинные, зато зло определенно наказано. Возмездие настигло своего героя.
По окончании совещания народ шатался по офису, как стадо, потерявшее пастуха. Кто-то уже побежал в магазин, а кому-то все еще приходилось общаться с клиентами, но, так или иначе, мысли каждого были далеко. Волна увольнений, как цунами, уже сформировалась и летела по океану, грозя обрушиться на наши головы уже в ближайшие несколько часов.
– Меня не тронут! Я отлично справлялась! – занималась самомедитацией Хрюнина, перебирая бумаги на своем столе.
– Это нужно будет еще как-нибудь доказать, – ехидно заметила Алена.
Но Хрюнину, скорее всего, оставят, однако как же она достала всех своим перфекционизмом! Великолепная Хрюнина без единой опечатки за все время преданной службы. Какой кошмар.
– Это верно, верно, – пробормотала та и уставилась в компьютер, выискивая, что бы такое предъявить новому начальству. Я не сомневаюсь, что у нее найдется пара прекрасных отчетов. А вот у меня дело было швах: кучи мелких клиентов, прибыли от которых три копейки, и несколько крупных рыб, которые брали все в кредит и с большим скрипом его возвращали. И, конечно, груды документов – таких необходимых и таких заброшенных.
– Надо запаролировать файлы! – воскликнула вдруг Хрюнина, нещадно стуча по клавиатуре.
– Зачем? – удивились мы.
– Знаю я этих, – она кивнула в сторону соседнего отдела. – Спят и видят мои клиентские файлы стырить.
– Мания преследования! – вздохнула Аленка. – Кому нужны твои файлы, они же в них не разберутся.
– Промышленный шпионаж – не слыхала такого слова? – нахмурилась Ольга. – Кто как хочет, а я ставлю пароль. Береженого бог бережет.
– Ну-ну, – хмыкнула Аленка.
Мы перемигнулись и пошли курить. Нам надо было обсудить план действий. В конце концов, от того, что мы лишний раз перекурим, ничего не поменяется. Завтра, может, придется вообще бросать курить. И пить. И есть. Если я потеряю работу, просто ума не приложу, как буду выживать.
– Вот видишь, беда не ходит одна! – сказала я, махнув рукой в сторону воображаемой беды. – Стоило позвонить Кириллу, и вуаля – я стою уже практически на грани увольнения! Мужчины всегда приносили мне одни несчастья.
– Меня-то точно не уволят! – заверила меня Аленка, приподняв ладонями грудь. Да, что и говорить, ей опасность грозит в последнюю очередь. Если только наш новый директор – не женщина. – Вот лишь бы отпуск мой не накрылся.
– Как ты думаешь, какой он? – спросила я.
– Кто?
– Ну, этот – управляющий.
– Слушай, я же не телепат. Завтра все узнаем. Только ты уж постарайся приехать вовремя, – посоветовала Аленка.
Я кивнула и подумала, что надо будет завести будильник не только в телефоне, но и в телевизоре. Чтобы уж точно проснуться. Потом я подумала, что надо будет сегодня тогда пораньше лечь, чтобы не проспать. Потом я вспомнила, что завтра у Ники спектакль, ради которого сегодня они там репетируют, и подумала, что придется отпрашиваться, чтобы на него успеть. А у кого отпрашиваться теперь – непонятно. Ладно, утро вечера мудренее, так что будем решать проблемы по мере их поступления.
Я вздохнула и выключила компьютер. Все отчеты я сделать все равно не успею.

Глава 2
«Формула-1». Московская версия

Интересно, почему так случается, что временами меня охватывает необъяснимая лень? Даже не лень, а какая-то вялая апатия, в процессе которой мне кажется сложным даже переключить каналы «ящика». Странно, не правда ли, что энергия не носит некий усредненный характер? Если бы все определялось только формулой «выспался, правильно питался, делал физкультуру – получай запас энергии». Хотя кому я заливаю? Какая физкультура, если никаких других упражнений, кроме подпрыгиваний на водительском сиденье в такт музыке, я не практикую. Ну а про правильное питание я вообще молчу. Из еды я люблю только кофе и сигареты – самый эффективный способ похудеть, если вам надо худеть. Мне – не надо. Стало быть, нет ничего удивительного в том, что я испытываю периодически упадок сил. Но ведь иногда же я получаю и прилив. Это как объяснить? Может, они что-то иногда добавляют в кофе вместе с ароматизаторами? Или в сигареты что-то подсыпают?
В этот раз, во вторник утром, мой кофе, как и мои сигареты, оказался совершенно пустым. Я выпила две чашки, но мой мозг так и не проснулся. Мне хотелось свернуться калачиком под одеялом и отключиться на весь день. Включить какой-нибудь бессмысленный тупой сериал, слизанный нашими по американской лицензии двадцатилетней давности, и забыться. Но новое руководство – этот дамоклов меч уже был занесен над моей головой, и я встала на час раньше, чтобы привести себя в порядок.
– Чего сидишь? – полюбопытствовала бодрая Ника. Не понимаю, как ей это удается – всегда быть бодрой по утрам. Эх, молодость, молодость.
– Не видишь, кофе пью, – огрызнулась я.
– Ты бы лучше чего-нибудь съела! – посоветовала она, забирая у меня из рук дымящийся окурок и гася его.
– Не хочется что-то! – Я отвернулась к окошку.
Но Ника была непреклонна:
– Иди и выбери, что ты съешь на завтрак. Руководство должно хотя бы в первый день увидеть у тебя на щеках румянец!
– Я его нарисую, – буркнула я и поплелась к холодильнику.
Чего же я хочу? Может, кусок сыру? Или бутерброд с колбасой? Больше всего я хочу, чтобы поскорее наступила пятница, если честно.
– Съешь хотя бы глазированный сырок! – крикнула из комнаты Ника.
Я захлопнула холодильник. Откуда она всегда знает, о чем я думаю? В конце концов, ей всего пятнадцать – это я должна учить ее жизни. Я могла бы составить отличную проповедь. Такую, как моя мамочка выдавала мне в юности! Да что там, всю мою жизнь!
Воспоминания о мамочке испортили настроение окончательно. Сегодня же вторник, а по вторникам и четвергам я после работы всегда заезжала к ней, чтобы получить порцию ее раздражения и упреков, а заодно убраться в квартире, привезти лекарства и продукты. Мама вот уже пару лет совсем перестала выходить из дома. Гуляет на балконе и копит колкости, которыми осыпает меня при встрече.
– Как ты себя чувствуешь, мамочка?
– Как может чувствовать себя человек, которого все забыли? Если даже родной дочери на меня наплевать. И не делай вид, что тебе это интересно! Я знаю, ты ходишь ко мне из-за наследства. Так бы ты и пальцем не пошевелила!
Это еще одна из невинных наших с ней бесед. Разминка, так сказать. При ее изобретательности никогда нельзя было сказать точно, как именно она заденет меня, чтобы сделать больней. Одно определенно: заденет обязательно. А поскольку кто, как не мать, лучше всех знает своих детей, она всегда точно знала, как ударить без промаха. Я одним глотком допила остатки кофе и крикнула:
– Ника, тебе придется самой пойти в школу. Я заеду к бабушке с утра, вечером же спектакль!
– До автобуса довезешь?
– Ладно! – кивнула я и обреченно набрала номер. – Алло, мам? Это я.
– Надь, ты, что ль? С ума сошла, я всю ночь не спала, только под утро заснула, и вот! Теперь буду разбитая весь день, – молниеносно среагировала моя драгоценная мамуля.
– Прости. Я вечером не смогу к тебе заехать, – начала объясняться я.
– Конечно, я все понимаю. У тебя дела. Опять какие-нибудь мужики! А что мать больная тут без еды сидит – тебе все равно? И это называется – дочь.
– Мама!
– Что? У меня, между прочим, давление.
– Мама, ты меня не дослушала, – продолжила я, стараясь ее перекричать. – Я заеду к тебе перед работой. Завезу лекарства, я их еще в субботу купила. Только мне надо будет сразу уйти. Ладно?
– Можно подумать, я тебя когда-нибудь держала! – фыркнула мать.
– Ну, конечно, нет, – кивнула я и вышла из квартиры, держа трубку ухом.
– Ты вечно норовишь сразу убежать, никогда с тобой даже чаю нельзя попить.
– Мам, не слопай меня всю сразу. Оставь хоть кусочек! – взмолилась я и запрыгнула к Нике в лифт. Там, слава всевышнему, телефон не ловит, так что наш бессмысленный диалог оборвался. По уважительной причине, между прочим. Потому что прервать разговор с мамой можно только двумя способами – попасть вне зоны доступа сети или в ярости расколошматить телефон о ближайшую стену. Третьего не дано.
– Бабушка в ударе? – подняла бровь дочка.
– Не то слово, – задумчиво кивнула я.
Время стремительно сокращалось. Высадив Нику на остановке, я ускорилась, насколько только это было возможно в наших суровых московских реалиях. Хорошо еще, что я и жила, и работала в одном и том же округе – наш офис располагался на МКАДе, мамин дом недалеко от него на Северной Бутовской стороне. Моя квартира располагалась в самой дальней части Южного Бутова. Как мы – коренные жители с Таганской – оказались в этих… м-м-м… дальних краях, если быть вежливой, – отдельная история. Впрочем, сейчас наше Бутово совсем не то, что было во времена нашего размена. Тогда это были одиноко торчащие в чистом поле новостройки без всяких признаков инфраструктуры.
Именно из-за этого переезда мне пришлось сесть за руль. Сначала это был руль «Жигулей»-«пятерки», машины, из-за которой я почти дошла до самоубийства. Поэтому мой папочка, который тогда еще был жив, как-то умудрился что-то продать, что-то занять, но обменял эту машину-убийцу на старенький «Фольксваген Гольф». До меня этот автомобиль сменил нескольких хозяев, не все из которых были, по-видимому, нормальными людьми. Кто-то, например, за свой счет поставил на моем «Гольфе» ксеноновые фары китайского производства, так они в дождливую погоду переставали гореть совсем. А в других случаях – как пойдет. Обычно горела одна из двух фар, хотя случалось, что и обе. По большим праздникам.
– И как мне это починить? – По молодости я еще пыталась все исправить.
– Ксенон? – ухмыльнулся мастер. – Хто ж яго чинить? Яго миняють!
– Совсем?
– Угу. На новый. Восемьсот баксов як з куста, – ласково сообщил он. В общем, с тех пор я стараюсь дождливыми вечерами не ездить там, где нужно мощное собственное освещение. Спасибо властям, в Москве таких мест почти не осталось.
Около маминого дома, как и всегда, припарковаться было совершенно негде.
1 2 3 4 5