-


Аннотация

Светлана Демидова Белая Дама Треф

Часть I
Галина Романовна Вербицкая была достопримечательностью заштатного городка под немудреным названием Григорьевск. Все свои шестьдесят с небольшим лет она прожила именно в этом городишке, но местные жители так и не привыкли к ее необыкновенной внешности. Более того, мало кто, не напрягаясь, мог вспомнить, какой она была в девчонках или молодухах. Казалось, что прямо такой она и появилась на свет: высокой, статной и величественной. Она не просто хаживала по улицам родного города. Она будто совершала державный променад, торжественно неся себя вперед и никогда не склоняя головы. Правда, склонять голову ей было несколько неудобно: голову всегда венчала очень сложная прическа из крашенных в соломенный цвет круто начесанных волос. Они гладко стелились ото лба к затылку, где приподнимались огромным тугим шаром размером с голову Галины Романовны, а по торжественным дням были еще крупнее. На уровне ушей к этому шару присоединялись два других, такого же размера, цвета и той же степени начесанности. Спереди причудливое сооружение утыкалось разноцветными заколочками: пластиковыми или матерчатыми розочками или бабочками, не столько по сезону, сколько по настроению и гармонии с не менее сложным, чем прическа, туалетом. Но переходить на туалет еще рано, потому что про прическу сказано далеко не все: на затылке – точнехонько между шарами – обычно помещалась либо огромная шелковая черная роза, которая единым махом скрывала всю арматуру, на которой все держалось, либо прихотливый веночек из белых и черных птичьих перьев. Иногда вместо розы или перьев затылок Галины Романовны украшала связка крутых белокурых локонов, которые сделали бы честь Ольге Лариной, по чьей вине, как вы знаете, погиб поэт Владимир Ленский.
Поскольку Галина Романовна, как уже отмечалось, была женщиной стройной и имела вполне лебединую шею, то издалека абрис ее головы живо напоминал карточную трефу, только белокурую. Поскольку она считала, что темные волосы старят, то предпочитала оставаться вечной блондинкой. В общем, по Григорьевску ежедневно прогуливалась Белая Дама Треф, как ее, собственно, и величали втихаря местные жители.
Лицо Галины Романовны, безусловно, стоит рассмотреть повнимательней. Если вы подумаете, что она была какой-нибудь страшильдой – ошибетесь. Вообще-то настоящие черты лица уже трудно было разобрать под толстым слоем грима. Каждый знает, что некрасивое лицо неумеренная косметика уродует еще больше. Лицо Вербицкой было настолько хорошо, что каждый старался рассмотреть его, как бы вылущив из белил, пудры, румян, туши и помады. А вылущивать было что. У Дамы Треф были красивые голубые, совершенно не потускневшие от времени очи, тонкий аристократичный нос, правильной формы губы.
Но ничего правильного Галина Романовна на дух не переносила. У нее все должно было быть особенным, таким, чтобы хорошо просматривалось издалека. Она часто красила веки ярко-синими тенями. В такие дни прическа соответственно утыкалась синими розочками. Если же душа Белой Дамы Треф требовала совершеннейшим образом вычернить веки, то яркие розочки сменялись многочисленными заколочками. Но… голубого цвета. Да! Цвет глаз ведь со счетов не сбросишь. Надо, чтобы что-нибудь было им в тон. Ресницы Галина Романовна красила очень обильно, а стрелки в уголках глаз сделали бы честь уже не столько провинциальной барышне Ольге Лариной, сколько самой царице Нефертити.
Губы Вербицкая чаще всего красила очень яркой морковной помадой благородного матового тона. Никакого блеска! Она очень любила увеличивать размер верхней губы миллиметра на два, так тщательно прокрашивая эти лишние миллиметры, что с ходу было и не разобрать: где, собственно, еще продолжалась губа, а где уже кончалась. Выемка от носогубной впадины Галине Романовне, видимо, совершенно не нравилась, а потому она делала ее еле заметной тоненькой щелочкой. С одной стороны, она как бы есть, на всякий случай, а с другой – будто бы и нет вообще. Ну а нижняя губа на то и была нижней, что ей хватало и одного дополнительного миллиметра. Чего зря помаду переводить?
Лицо Белая Дама Треф очень обильно смазывала сначала жирным кремом, потом тональным – благородного персикового цвета, а на скулы добавляла еще и румян – всегда тон в тон морковной помаде. Благодаря обилию скользких притираний морщинки на лице Галины Романовны казались отлакированными и будто бы специально наведенными для красоты, под стать острым стрелкам на веках.
Самыми любимыми цветами, которые Вербицкая использовала в своих туалетах, были белый, черный, красный, розовый и всегда золото или серебро – на отделку. Ярко-голубой, как уже было сказано, использовался в качестве легких вкраплений в прическе и в виде массивных многоярусных бирюзовых бус. Их у Дамы Треф было две связки. Одна состояла из двух нитей и была покороче. Вербицкая надевала ее на шею, не прикрывающуюся почти в любую погоду, и завязывала узлом, покоящимся во впадинке между ключицами. Вторую, более длинную и крупную трехрядную связку Галина Романовна тоже завязывала мощным узлом, который укладывала в ложбинку аккуратного бюста.
Нынешним осенним, но еще довольно теплым днем бюст Вербицкой был упакован в белый кружевной бюстгальтер, который каждый желающий мог беспрепятственно обозреть под узкой блузочкой из черной жатой синтетики, которая, натягиваясь на теле Галины Романовны, делалась дымчато-прозрачной. Сверху блузочки Дама Треф надела небрежно расстегнутый короткий парчовый пиджачок золотистого отлива. Для особой изысканности на плечи был накинут прозрачный ярко-розовый платок, края которого были прихотливо изрезаны и напоминали языки пламени. Чтобы платок не съезжал при ходьбе и резких движениях, Вербицкая заколола его на плече той самой черной розой. Для прически роза сегодня была не нужна, поскольку хватило перьев.
Так как ни один предмет туалета Белой Дамы Треф не существовал сам по себе, а был деталью тщательно продуманной композиции, то и юбка на ней не могла быть абы какой. Длинная, по щиколотку, ярко-розовая, как платок на плечах, легкая и жатая, как блузочка под пиджачком, и многоярусная, как бусы.
Крупная сумка, которую Галина Романовна носила, перекинув через плечо, была еще более розовой, чем платок и юбка, и отделана широким золотым кантом. На боках сумки, к сожалению, кое-где проглядывали аляповатые зеленые цветочки. Сначала Дама Треф их немножко стеснялась: все-таки цвет не ее, а потом как-то свыклась и даже полюбила за то, что они вносили некоторую чертовщинку в ее строго выверенное одеяние.
Рядом с Галиной Романовной никто никогда не видел мужчины, даже самого завалящего. Понятно, что завалящего она и сама ни за что не потерпела бы подле себя. Аккуратно поддерживать Белую Даму Треф под локоток мог бы только такой же высокий и статный, как она сама, седовласый джентльмен в усах, во фрачной паре, цилиндре и уж обязательно в лайковых перчатках. Левая должна была быть непременно розовой, а другая – ярко-голубой, тулью цилиндра опоясывала бы золотая лента, пронзенная птичьим пером.
Но в Григорьевске не было джентльменов ни во фраках, ни в перчатках…
Часть II
Галочку Харину в школе звали Харей, что, разумеется, нравиться ей не могло. В ее представлении, харя должна была быть непременно круглой, красной, мясистой и страшно гадкой. Личико Галочки было худеньким, бледненьким, немножко вытянутым и вовсе не противным. И вся она, Галочка, была легонькой, тоненькой и длинненькой.
Сначала, конечно, Галочку звали просто Галей, Галькой и иногда Галындрой, на что она принципиально не откликалась. Когда они всем своим дружным коллективом перешли в пятый класс, выяснилось, что Галя Харина переросла на целую голову не только девочек, но и абсолютно всех мальчишек. Из-за чрезмерно высокого роста Галочки физрук Иван Степанович вынужден был перестраивать шеренгу 5-го «Б» класса. Обычно шеренги начинали мальчики, а потом, в хвосте, к ним пристраивались девочки. Шеренга 5-го «Б» в привычном варианте выглядела неприлично, потому что где-то в середине над довольно ровным строем темных и рыжеватеньких детских головок бледной недозрелой дынькой торчала голова Хариной Галины. Иван Степанович, оглядев этот непорядок, недовольно прикрякнул и поменял местами девочек с мальчиками. И с тех пор на всех школьных мероприятиях Галочка вынуждена была возглавлять строй 5-го «Б». Это очень не понравилось Кольке Якушеву, который был выше всех мальчишек, а также первым абсолютно во всем. И тут вдруг какая-то недозрелая дыня Харина… Впрочем, нет… Образ недозрелой дыньки в мальчишеском мозгу, в отличие от мозга Ивана Степановича, не сформировался. Колька просто взял да и переименовал Гальку Галындру в Харю. Всем понравилось. Вылитая Харя во главе 5 «Б», бледная, длинная и нескладная.
Дальше – больше. Девочки Галочкиного класса в рост тянуться особенно не собирались. Подрастали, конечно, потихоньку, но не обгоняли при этом даже самого мелкорослого Левочку Прудникова. Они больше как-то полнели и соблазнительно круглились в разных местах. Галя по прозвищу Харя оставалась тощей, длинной и угловатой, будто деревянный мальчик Буратино.
Когда первая красавица 9-го «Б» класса Люся Скобцева пришла однажды в школу в капроновых чулках со швом, на ее полные и довольно коротенькие ножки с восхищением глазела вся школа. Да, в те времена в моде были плотные, низенькие девушки с хорошо развитой грудью и бедрами. Особым шиком при этом считалась тонкая, осиная талия. Галочка Харина совершенно не тянула на модный силуэт – «песочные часы». Талии у нее не было. Вернее, была, но терялась на фоне маленькой груди и по-мальчишески узких бедер.
Чтобы не отставать от первой красавицы хотя бы в туалетах, Галочка принялась клянчить у матери чулки со швом. Та поднапряглась и где-то достала для любимой дочери черную капроновую пару с иссиня-черной пяткой и черным выразительным швом. Это был писк! Самый-самый! Черных чулок не было даже у самой Скобцевой.
Когда же Галочка надела вожделенные чулки на свои долгие ножки, то разрыдалась с горя. Черный капрон делал ее ноги еще более тонкими и ужасными. Модный жирный шов делил пополам не полненькие ножки-рюмочки, как у Скобцевой, а две тонкие чурочки, делая Галочку еще смешнее и уродливее. В общем, от модных чулок она вынуждена была отказаться. А вот от облегающих трикотажных футболок отказаться не имела права. На уроках физкультуры требовалась обязательная форма. Одноклассницы, пробегая стометровку, гордо выставляли навстречу ветру и восторженным мальчишечьим взглядам тугие мячики, а Галочка вынуждена была в усиленном режиме махать перед собой руками, чтобы отсутствие мячиков под ее футболкой не слишком бросалось в глаза. Но оно все равно бросалось. Нет! Не так! Неправильно! Галочка Харя вообще никому не бросалась в глаза. При росте метр семьдесят пять ее вроде как и не было в классе вовсе. Ее постоянно забывали пригласить на вечеринки и дни рождения, которые класс часто отмечал в полном составе. Ее никто не приглашал танцевать, когда после комсомольских собраний в актовом зале школы начинались танцы под радиолу. Для этих целей военрук Никодим Петрович приносил это чудо техники из кабинета директора в своих могучих руках полковника в отставке.
Галочка мучилась и плакала в подушку. Колька Якушев, изобретатель клички для Хариной, уже давно забыл об этом. Ему казалось, что Гальку зовут Харей с самого детского сада, куда они тоже ходили с ней вместе. Галочка тоже забыла, кому была обязана ужасной кличкой, потому что из Якушева к одиннадцатому классу образовался такой интересный молодой человек, что в него была повально влюблена вся женская половина их школы, включая, разумеется, и саму Галочку.
В те времена девчонки обожали из толстых тетрадей в жестких коленкоровых переплетах делать некое подобие альбомов уездных барышень ХIХ века. Они записывали в них стихи Пушкина и Лермонтова, а также сомнительные стишата неизвестных авторов, типа:
Любовь – это главное слово,
Любовью – умей дорожить.
Люби одного, но такого,
Чтоб дня без него не прожить!
Стишата заключались в веночки из цветов, старательно раскрашенных прослюнявленными цветными карандашами, или в виньетки, тщательно перерисованные из «Евгения Онегина». Поскольку сии «альбомы» не являлись дневниками как таковыми, то не содержали ничего интимного, что мешало бы показать товарищу по классу. Наоборот, эти тетрадки ходили из рук в руки, и каждый желающий оставлял там запись, сообразуясь со своими наклонностями, темпераментом, интеллектом и общей эрудицией. Девушки рисовали преимущественно зверюшек, волооких красавиц и пышные букеты цветов. Парни не гнушались изображать танки «Т-34», автоматы Калашникова в сборе, а самые талантливые – могли за пару минут набросать на тетрадном листке карикатуру на какого-нибудь из школьных учителей. Страницы альбомов заполнялись песнями, цитатами из «Войны и мира» и «Как закалялась сталь», афоризмами и высказываниями великих людей по любому поводу.
Галочка тоже завела такой «альбомчик». Выбрала в магазине самую красивую тетрадку с коричневой обложкой, тисненной маленькими аккуратненькими клеточками. На первой странице она хотела, как и полагалось, указать фамилию владелицы, то есть свою, то есть – Харина. Потом по размышлении здравом делать этого не стала. Еще не хватало, чтобы какой-нибудь шутник из тех, кому попадет в руки ее тетрадка, подписал бы к фамилии через тире еще и гнусное прозвище. Нет уж! Конечно, можно как-нибудь покрасивее вывести собственное имя – Галина, но Галин в их классе целых четыре… Подумав еще немного, Галя Харина решила оставить свою тетрадку анонимной. В конце концов, если вдруг что – всегда можно по почерку догадаться, чей это «альбомчик».
На первой странице, для почина, Галочка переписала стихотворение Пушкина «Пророк».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22