https://wodolei.ru/brands/Angleter/
Чеодаеву всевозможных попечений и медицинских пособий..."**
* Из доклада президента Академии наук С.С. Уварова Императору Николаю I.
** А. Лебедев. "Чаадаев", Москва, 1965 , стр. 173-174.
"Очень хорошо", - написал Николай I на этом документе.
Да, демагогия и ложь - непременные спутники обеих диктатур: и автократических, и тоталитарных. Откуда графу стало известно о таком "единодушном" мнении всей московской публики? Плебисцит-то он не проводил! Такие люди, как А. Пушкин, А. Герцен, В. Белинский не посчитали Чаадаева сумасшедшим.
Схожесть социальных структур монархизма и коммунизма в этом случае очевидна. Все та же безапелляционность, уверенность в своей правоте (по праву силы), презрение к инакомыслящим и осуждение их. Все то же злоупотребление именем народа или общества, убежденность в здравомыслии трусости.
Заслуживает интереса и судьба Е.Д. Пановой, корреспондентки и доброй знакомой П.Я. Чаадаева. После опубликования чаадаевской работы ее имя было скомпрометировано в глазах многих людей ее круга и среди чиновников правительственной власти. Семейные конфликты усугубили ее и без того шаткое положение. "В конце 1836 года московское губернское правление, по просьбе мужа, свидетельствовало умственные способности Пановой и... признало ее ненормальной и присудило поместить в лечебное заведение, как о том ходатайствовал ее муж"1.
Так, по воспоминаниям современников и биографов Чаадаева, психически вполне здоровая женщина попала в психиатрическую больницу единственно за то, что была знакома с одним из талантливейших людей России.
При Александре I был официально объявлен сумасшедшим за сочинение вольнолюбивых стихов юнкер Жуков2.
Незадолго до "Чаадаевской истории" сенат рассмотрел дело М. Кологривова, участвовавше-го в июльской революции во Франции в 1830 году. Решено было, что Кологривов "поступал как безумный и, как безумный, должен быть наказан"3.
Известно высказывание императора Николая I в 1837 году по поводу М.Ю. Лермонтова и его стихотворения "На смерть поэта": "Приятные стихи, нечего сказать; я послал Веймара в Царское Село осмотреть бумаги Лермонтова и, буде обнаружатся еще другие подозрительные, наложить на них арест. Пока что я велел старшему медику гвардейского корпуса посетить этого господина и удостовериться, не помешан ли он; затем мы поступим с ним согласно закону." Однако Лермонтова сумасшедшим объявить уже не рискнули.
В дореволюционной России случаи признания здоровых людей больными в политических целях не приняли систематического характера. Мы не выступаем в защиту автократической власти, но справедливости ради следует отметить, что систематического использования средств судебной психиатрии в политической борьбе в дореволюционной России не было.
Можно, правда, вспомнить случай с народовольцем Гольденбергом, к которому, как считали некоторые его соратники, был применен метод психиатрического воздействия. Будучи под следствием, Гольденберг выдал следователю Третьего отделения4 всех своих товарищей, а потом повесился. Народовольцы Н.А. Морозов5, В.Н. Фигнер6 и некоторые другие считали, что в камеру к нему подсадили гипнотизера и тот с помощью гипноза все у Гольденберга выведал. Однако серьезно воспринимать такие заявления нельзя никаких документальных свидетельств или воспоминания конкретно по этому делу нет, а есть лишь, по-видимому, желание народовольцев обелить Гольденберга, которому они очень доверяли. На наш взгляд, это было именно предательство, раскаяние и самоубийство7. Но поскольку речь идет об использовании средств психиатрии в политической борьбе, то мы упомянули и об этом случае.
Сравнительное обилие случаев признания здоровых людей психически больными грозило принять систематический характер. В России рождалась карательная медицина... но так тогда и не родилась. Мягкий либеральный XIX век еще не был способен на это, поэтому и не развернулось дело - не наступил момент. Рождение карательной медицины было отложено до XX века века атомных реакторов и газовых печей, века кибернетики и концентрационных лагерей, века космоса и спецпсихбольниц.
1 М. Гершензон. "П.Я. Чаадаев", Санкт-Петербург, 1908, стр.202-203.
2 А. Лебедев. "Чаадаев", Москва, 1965, стр. 179.
3 Там же.
4 Политическая полиция.
5 Н.А. Морозов. "Повести моей жизни".
6 В.Н. Фигнер. "Запечатленный труд".
7 Впоследствии партия Народной воли и погибла-то от предательства, и немало их было - Меркулов, Рысаков, Окладский, Мирский...
3.
Во времена революции 1917 года правительства не нуждались в столь утонченном каратель-ном средстве, как изоляция в психлечебницы. Если царское правительство не злоупотребляло карательной психиатрией, то при Временном революционном правительстве (март-октябрь 1917 года) это было и немыслимо. Демократия в России достигла тогда высшего уровня, которого не было ни до, ни после. Террор начался лишь после октябрьского переворота с приходом к власти большевиков, точнее, с весны 1918 года, а с 5 сентября он был узаконен как "массовый". С политическими противниками коммунисты расправлялись просто и быстро. Недовольные режимом расстреливались в административном порядке. Ревтрибуналы выносили смертные приговоры без длительных судебных проволочек и формальностей, руководствуясь революци-онным правосознанием.* Мысль о том, чтобы изолировать кого-то в психбольницу, не могла, по-видимому, даже прийти в голову, настолько карательные меры против инакомыслящих были жестки и недвусмысленны.
* "Без особых правил, без кодексов вооруженный народ справлялся и справляется со своими угнетателями". "Руководящие начала по уголовному праву РСФСР", 1919.
"Назначение наказания производится судебными органами по их социалистическому правосознанию с соблюдением руководящих начал и статей настоящего Кодекса". Уголовный кодекс РСФСР, 11, 9, 1922.
Террор практически не ослабевал до 1953 года. Миллионы ни в чем не повинных людей умерли в лагерях Севера, Колымы, Дальнего Востока, были расстреляны в тюрьмах и замучены пытками. Сталин и его подручные не нуждались в СПБ как разновидности карательной меры, но тем не менее СПБ существовали уже тогда.
К сожалению, мы пока не располагаем личными свидетельствами бывших узников спецпсихбольниц от 1918 до 1951 года. Да и живы ли они? Если не погибли они за колючей проволокой, то тихо умерли на воле, не оставив потомкам своих воспоминаний, не предъявив палачам своих обвинений.
Придется нам следить за развитием карательной медицины, опираясь главным образом на такой материал, как статьи кодексов, приказы, инструкции. Первое упоминание о специальных психиатрических больницах в Советской России относится, по-видимому, к 1924 году.
Надо сказать, что несмотря на пересмотр коммунистами большинства правовых норм, принцип ненаказуемости душевнобольных никогда не отвергался в советском уголовном праве. Это нашло отражение в первом уголовном кодексе РСФСР 1922 года. Из главы "Общая часть. Общие начала применения наказания" цитируем статью 17:
Наказанию не подлежат лица, совершившие преступления в состоянии хронической душевной болезни или временного расстройства душевной деятельности, или вообще в таком состоянии, когда совершившие его не могли давать себе отчета в своих действиях, а равно и те, кто хотя действовал в состоянии душевного равновесия, но к моменту вынесения или приведения приговора в исполнение страдает душевной болезнью. К таким лицам могут применяться лишь меры социальной защиты, указанные в статье 46 Уголовного Кодекса.
В соответствии со статьей 46 УК, такими мерами социальной защиты являлись "а) помещение в учреждения для умственно или морально дефективных; б) принудительное лечение". Что стояло за термином "учреждение для морально дефективных" - неизвестно. Скорее всего - ничего. Просто юридическое понятие, не имеющее реального приложения. В
20-е годы таких понятий было немало. Прошло еще лет десять, прежде чем эра революционного пустозвонства сменилась (во всяком случае в юстиции) эрой немногословного сталинского террора.
Но за термином "принудительное лечение" могло стоять вполне конкретное учреждение. Статья 24 УК РСФСР 1922 года разъясняет:
"Мерами социальной защиты медицинского характера являются:
а) принудительное лечение;
б) помещение в лечебное заведение в соединении с изоляцией". Уже в УПК РСФСР 1924 г. появляется термин "СПБ".
Статья 457 УПК РСФСР 1924 г. :
"Заключенные, заболевшие душевной болезнью или тяжелым неизлечимым недугом, согласно заключению о том врачебной комиссии подлежат суждению суда, вынесшего приговор, на предмет определения о переводе их в специальные психиатрические или иные больницы или об условном досрочном их освобождении" (курсив наш. - А.П.).
Таким образом, СПБ - изобретение не 50-х годов, как многие думают, а как минимум 1924-го. В 50-х годах это изобретение по инициативе Берии и К° приобрело особый размах. Кто содержался в СПБ 20-х годов, нам не известно. У нас есть личные свидетельства только начиная с 1951 года.
Однако даже известные нам факты свидетельствуют о близости тогдашнего советского руководства к практике карательной медицины.
На предыдущих страницах мы писали, что советская юстиция de jure никогда не отступала от принципа ненаказуемости душевнобольных. Мы и понимаем "de jure" как официально провозглашенную юридическую позицию. Но вот в наши руки попал никогда не публиковав-шийся ранее в открытой советской печати документ, свидетельствующий о фактическом отступлении от принципа ненаказуемости. Этот документ датирован 23 июля 1918 года. Мы приводим выдержку из него.
О лишении свободы как о мере наказания и о порядке отбывания такового.
(Временная инструкция)*.
.................................
3. Места лишения свободы делятся ... по назначению на:
1) общие места заключения (тюрьмы);
2) реформатории и земледельческие колонии, как учреждения воспитательно-карательные...;
3) испытательные заведения;
4) карательно-лечебные заведения для помещения арестантов с заметно выраженными психическими (NB!) дефектами...
5) тюремные больницы.
* СУ, № 53, стр. 598. (Сборник указов недоступен широкому читателю.)
Карательно-лечебные заведения в соответствии с инструкцией являются местом лишения свободы и, как явствует из всей инструкции,- мерой наказания, карательной мерой. Кара здесь на первом месте. Именно карательно-лечебные, но не хотя бы лечебно-карательные. Заключения в эти учреждения производились по приговору суда или ревтрибунала. О соответствующей экспертизе упоминаний в инструкции нет, да реально она и не могла проводиться в России 1918 года. Определением "заметно выраженных психических дефектов" по существу занимались суды и трибуналы, творившие право на основе своего революционного правосознания. А свободно творя право, уж совсем легко творить и новые диагнозы, например, "контрреволюци-онный психоз" - был и такой диагноз в советской психиатрии.
Первая известная нам попытка применения карательной медицины в советской России была в феврале 1919 года. Жертвой ее должна была стать известная революционерка, один из вожаков левой социал-революционной партии России Мария Спиридонова. Преследования левых эсеров начались после их мятежного выступления 6 июля 1918 года. М. Спиридонова была арестована в феврале 1919 года и судима революционным трибуналом, вынесшим следующее решение:
"Трибунал нашел, что деятельность М. Спиридоновой как представительницы политической группы левых эсеров, при недостаточно окрепшем положении Красного фронта и тыла Советской России в связи с чрезвычайно сложным положением страны в борьбе с мировым капиталистическим империализмом, является вредной.
Однако, принимая во внимание болезненно-истерическое состояние обвиняемой, не пресле-дуя в наказании целей отмщения врагам революции и не желая причинять М. Спиридоновой излишние страдания, одновременно с тем охраняя рабоче-крестьянскую революцию и стоя на страже ее завоеваний, трибунал постановил изолировать М. Спиридонову от политической и общественной деятельности на один год посредством заключения ее в санаторий с предоставлением ей возможности здорового физического и умственного труда"1.
Хотя трибунал не ссылается на временную инструкцию от 23.7.1918 года, мы думаем, что именно на ее основании он вынес свое решение. М. Спиридонова и стала бы, по-видимому, первой жертвой карательной медицины, если бы ей не удалось бежать. В ночь на 2 апреля 1919 года она по подложному пропуску вышла из Кремля, где содержалась под стражей, и скрылась. Под именем Пелагеи Семеновны Онуфриевой она занималась подпольной деятельностью. В октябре 1920 года вновь была арестована и заключена в Бутырскую тюрьму, и только после этого помещена в психиатрическую больницу, где пробыла до 18 октября 1921 года. Пребыва-ние Спиридоновой в больнице даже правительственными учреждениями рассматривалось как мера репрессивная, а не медицинская, в которой она на самом деле не нуждалась. Это явствует из приведенного ниже документа - справки Секретного отделения ВЧК2.
Заместителю председателя ВЧК тов. Уншлихту
Справка
Во исполнение постановления Политбюро ЦК РКП от 13 сентября с.г. об освобождении М.А. Спиридоновой Президиум ВЧК 15 сентября постановил Спиридонову освободить под поручительство общественных деятелей. 16 сентября отобраны подписки с поручительством от левых социал-революционеров Штейнберга3 и Бокала4. 18 сентября Спиридонова выдана из больницы (курсив наш - А.П.) на руки Шрейдеру5, который поместил ее в одном из домов отдыха на ст. Малаховка.
На первые две-три недели, пока Спиридонова освоится с новой обстановкой, освобождена под честное слово для ухода за ней А. Измайлович6.
17 октября 1921 г.
Уполномоченный V отделения Секретного отдела ВЧК Дерибас
1 "Правда", 25 февраля 1919 г.
2 ЦПА НМЛ, ф. 2, оп. 1, ед. хр. 2456. (Цитируется по сборнику документов (1917-1922 гг.) "В.И. Ленин и ВЧК". Москва, Политиздат, 1975, стр.515.)
3 И.З. Штейнберг - председатель Центрального бюро левых эсеров.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33
* Из доклада президента Академии наук С.С. Уварова Императору Николаю I.
** А. Лебедев. "Чаадаев", Москва, 1965 , стр. 173-174.
"Очень хорошо", - написал Николай I на этом документе.
Да, демагогия и ложь - непременные спутники обеих диктатур: и автократических, и тоталитарных. Откуда графу стало известно о таком "единодушном" мнении всей московской публики? Плебисцит-то он не проводил! Такие люди, как А. Пушкин, А. Герцен, В. Белинский не посчитали Чаадаева сумасшедшим.
Схожесть социальных структур монархизма и коммунизма в этом случае очевидна. Все та же безапелляционность, уверенность в своей правоте (по праву силы), презрение к инакомыслящим и осуждение их. Все то же злоупотребление именем народа или общества, убежденность в здравомыслии трусости.
Заслуживает интереса и судьба Е.Д. Пановой, корреспондентки и доброй знакомой П.Я. Чаадаева. После опубликования чаадаевской работы ее имя было скомпрометировано в глазах многих людей ее круга и среди чиновников правительственной власти. Семейные конфликты усугубили ее и без того шаткое положение. "В конце 1836 года московское губернское правление, по просьбе мужа, свидетельствовало умственные способности Пановой и... признало ее ненормальной и присудило поместить в лечебное заведение, как о том ходатайствовал ее муж"1.
Так, по воспоминаниям современников и биографов Чаадаева, психически вполне здоровая женщина попала в психиатрическую больницу единственно за то, что была знакома с одним из талантливейших людей России.
При Александре I был официально объявлен сумасшедшим за сочинение вольнолюбивых стихов юнкер Жуков2.
Незадолго до "Чаадаевской истории" сенат рассмотрел дело М. Кологривова, участвовавше-го в июльской революции во Франции в 1830 году. Решено было, что Кологривов "поступал как безумный и, как безумный, должен быть наказан"3.
Известно высказывание императора Николая I в 1837 году по поводу М.Ю. Лермонтова и его стихотворения "На смерть поэта": "Приятные стихи, нечего сказать; я послал Веймара в Царское Село осмотреть бумаги Лермонтова и, буде обнаружатся еще другие подозрительные, наложить на них арест. Пока что я велел старшему медику гвардейского корпуса посетить этого господина и удостовериться, не помешан ли он; затем мы поступим с ним согласно закону." Однако Лермонтова сумасшедшим объявить уже не рискнули.
В дореволюционной России случаи признания здоровых людей больными в политических целях не приняли систематического характера. Мы не выступаем в защиту автократической власти, но справедливости ради следует отметить, что систематического использования средств судебной психиатрии в политической борьбе в дореволюционной России не было.
Можно, правда, вспомнить случай с народовольцем Гольденбергом, к которому, как считали некоторые его соратники, был применен метод психиатрического воздействия. Будучи под следствием, Гольденберг выдал следователю Третьего отделения4 всех своих товарищей, а потом повесился. Народовольцы Н.А. Морозов5, В.Н. Фигнер6 и некоторые другие считали, что в камеру к нему подсадили гипнотизера и тот с помощью гипноза все у Гольденберга выведал. Однако серьезно воспринимать такие заявления нельзя никаких документальных свидетельств или воспоминания конкретно по этому делу нет, а есть лишь, по-видимому, желание народовольцев обелить Гольденберга, которому они очень доверяли. На наш взгляд, это было именно предательство, раскаяние и самоубийство7. Но поскольку речь идет об использовании средств психиатрии в политической борьбе, то мы упомянули и об этом случае.
Сравнительное обилие случаев признания здоровых людей психически больными грозило принять систематический характер. В России рождалась карательная медицина... но так тогда и не родилась. Мягкий либеральный XIX век еще не был способен на это, поэтому и не развернулось дело - не наступил момент. Рождение карательной медицины было отложено до XX века века атомных реакторов и газовых печей, века кибернетики и концентрационных лагерей, века космоса и спецпсихбольниц.
1 М. Гершензон. "П.Я. Чаадаев", Санкт-Петербург, 1908, стр.202-203.
2 А. Лебедев. "Чаадаев", Москва, 1965, стр. 179.
3 Там же.
4 Политическая полиция.
5 Н.А. Морозов. "Повести моей жизни".
6 В.Н. Фигнер. "Запечатленный труд".
7 Впоследствии партия Народной воли и погибла-то от предательства, и немало их было - Меркулов, Рысаков, Окладский, Мирский...
3.
Во времена революции 1917 года правительства не нуждались в столь утонченном каратель-ном средстве, как изоляция в психлечебницы. Если царское правительство не злоупотребляло карательной психиатрией, то при Временном революционном правительстве (март-октябрь 1917 года) это было и немыслимо. Демократия в России достигла тогда высшего уровня, которого не было ни до, ни после. Террор начался лишь после октябрьского переворота с приходом к власти большевиков, точнее, с весны 1918 года, а с 5 сентября он был узаконен как "массовый". С политическими противниками коммунисты расправлялись просто и быстро. Недовольные режимом расстреливались в административном порядке. Ревтрибуналы выносили смертные приговоры без длительных судебных проволочек и формальностей, руководствуясь революци-онным правосознанием.* Мысль о том, чтобы изолировать кого-то в психбольницу, не могла, по-видимому, даже прийти в голову, настолько карательные меры против инакомыслящих были жестки и недвусмысленны.
* "Без особых правил, без кодексов вооруженный народ справлялся и справляется со своими угнетателями". "Руководящие начала по уголовному праву РСФСР", 1919.
"Назначение наказания производится судебными органами по их социалистическому правосознанию с соблюдением руководящих начал и статей настоящего Кодекса". Уголовный кодекс РСФСР, 11, 9, 1922.
Террор практически не ослабевал до 1953 года. Миллионы ни в чем не повинных людей умерли в лагерях Севера, Колымы, Дальнего Востока, были расстреляны в тюрьмах и замучены пытками. Сталин и его подручные не нуждались в СПБ как разновидности карательной меры, но тем не менее СПБ существовали уже тогда.
К сожалению, мы пока не располагаем личными свидетельствами бывших узников спецпсихбольниц от 1918 до 1951 года. Да и живы ли они? Если не погибли они за колючей проволокой, то тихо умерли на воле, не оставив потомкам своих воспоминаний, не предъявив палачам своих обвинений.
Придется нам следить за развитием карательной медицины, опираясь главным образом на такой материал, как статьи кодексов, приказы, инструкции. Первое упоминание о специальных психиатрических больницах в Советской России относится, по-видимому, к 1924 году.
Надо сказать, что несмотря на пересмотр коммунистами большинства правовых норм, принцип ненаказуемости душевнобольных никогда не отвергался в советском уголовном праве. Это нашло отражение в первом уголовном кодексе РСФСР 1922 года. Из главы "Общая часть. Общие начала применения наказания" цитируем статью 17:
Наказанию не подлежат лица, совершившие преступления в состоянии хронической душевной болезни или временного расстройства душевной деятельности, или вообще в таком состоянии, когда совершившие его не могли давать себе отчета в своих действиях, а равно и те, кто хотя действовал в состоянии душевного равновесия, но к моменту вынесения или приведения приговора в исполнение страдает душевной болезнью. К таким лицам могут применяться лишь меры социальной защиты, указанные в статье 46 Уголовного Кодекса.
В соответствии со статьей 46 УК, такими мерами социальной защиты являлись "а) помещение в учреждения для умственно или морально дефективных; б) принудительное лечение". Что стояло за термином "учреждение для морально дефективных" - неизвестно. Скорее всего - ничего. Просто юридическое понятие, не имеющее реального приложения. В
20-е годы таких понятий было немало. Прошло еще лет десять, прежде чем эра революционного пустозвонства сменилась (во всяком случае в юстиции) эрой немногословного сталинского террора.
Но за термином "принудительное лечение" могло стоять вполне конкретное учреждение. Статья 24 УК РСФСР 1922 года разъясняет:
"Мерами социальной защиты медицинского характера являются:
а) принудительное лечение;
б) помещение в лечебное заведение в соединении с изоляцией". Уже в УПК РСФСР 1924 г. появляется термин "СПБ".
Статья 457 УПК РСФСР 1924 г. :
"Заключенные, заболевшие душевной болезнью или тяжелым неизлечимым недугом, согласно заключению о том врачебной комиссии подлежат суждению суда, вынесшего приговор, на предмет определения о переводе их в специальные психиатрические или иные больницы или об условном досрочном их освобождении" (курсив наш. - А.П.).
Таким образом, СПБ - изобретение не 50-х годов, как многие думают, а как минимум 1924-го. В 50-х годах это изобретение по инициативе Берии и К° приобрело особый размах. Кто содержался в СПБ 20-х годов, нам не известно. У нас есть личные свидетельства только начиная с 1951 года.
Однако даже известные нам факты свидетельствуют о близости тогдашнего советского руководства к практике карательной медицины.
На предыдущих страницах мы писали, что советская юстиция de jure никогда не отступала от принципа ненаказуемости душевнобольных. Мы и понимаем "de jure" как официально провозглашенную юридическую позицию. Но вот в наши руки попал никогда не публиковав-шийся ранее в открытой советской печати документ, свидетельствующий о фактическом отступлении от принципа ненаказуемости. Этот документ датирован 23 июля 1918 года. Мы приводим выдержку из него.
О лишении свободы как о мере наказания и о порядке отбывания такового.
(Временная инструкция)*.
.................................
3. Места лишения свободы делятся ... по назначению на:
1) общие места заключения (тюрьмы);
2) реформатории и земледельческие колонии, как учреждения воспитательно-карательные...;
3) испытательные заведения;
4) карательно-лечебные заведения для помещения арестантов с заметно выраженными психическими (NB!) дефектами...
5) тюремные больницы.
* СУ, № 53, стр. 598. (Сборник указов недоступен широкому читателю.)
Карательно-лечебные заведения в соответствии с инструкцией являются местом лишения свободы и, как явствует из всей инструкции,- мерой наказания, карательной мерой. Кара здесь на первом месте. Именно карательно-лечебные, но не хотя бы лечебно-карательные. Заключения в эти учреждения производились по приговору суда или ревтрибунала. О соответствующей экспертизе упоминаний в инструкции нет, да реально она и не могла проводиться в России 1918 года. Определением "заметно выраженных психических дефектов" по существу занимались суды и трибуналы, творившие право на основе своего революционного правосознания. А свободно творя право, уж совсем легко творить и новые диагнозы, например, "контрреволюци-онный психоз" - был и такой диагноз в советской психиатрии.
Первая известная нам попытка применения карательной медицины в советской России была в феврале 1919 года. Жертвой ее должна была стать известная революционерка, один из вожаков левой социал-революционной партии России Мария Спиридонова. Преследования левых эсеров начались после их мятежного выступления 6 июля 1918 года. М. Спиридонова была арестована в феврале 1919 года и судима революционным трибуналом, вынесшим следующее решение:
"Трибунал нашел, что деятельность М. Спиридоновой как представительницы политической группы левых эсеров, при недостаточно окрепшем положении Красного фронта и тыла Советской России в связи с чрезвычайно сложным положением страны в борьбе с мировым капиталистическим империализмом, является вредной.
Однако, принимая во внимание болезненно-истерическое состояние обвиняемой, не пресле-дуя в наказании целей отмщения врагам революции и не желая причинять М. Спиридоновой излишние страдания, одновременно с тем охраняя рабоче-крестьянскую революцию и стоя на страже ее завоеваний, трибунал постановил изолировать М. Спиридонову от политической и общественной деятельности на один год посредством заключения ее в санаторий с предоставлением ей возможности здорового физического и умственного труда"1.
Хотя трибунал не ссылается на временную инструкцию от 23.7.1918 года, мы думаем, что именно на ее основании он вынес свое решение. М. Спиридонова и стала бы, по-видимому, первой жертвой карательной медицины, если бы ей не удалось бежать. В ночь на 2 апреля 1919 года она по подложному пропуску вышла из Кремля, где содержалась под стражей, и скрылась. Под именем Пелагеи Семеновны Онуфриевой она занималась подпольной деятельностью. В октябре 1920 года вновь была арестована и заключена в Бутырскую тюрьму, и только после этого помещена в психиатрическую больницу, где пробыла до 18 октября 1921 года. Пребыва-ние Спиридоновой в больнице даже правительственными учреждениями рассматривалось как мера репрессивная, а не медицинская, в которой она на самом деле не нуждалась. Это явствует из приведенного ниже документа - справки Секретного отделения ВЧК2.
Заместителю председателя ВЧК тов. Уншлихту
Справка
Во исполнение постановления Политбюро ЦК РКП от 13 сентября с.г. об освобождении М.А. Спиридоновой Президиум ВЧК 15 сентября постановил Спиридонову освободить под поручительство общественных деятелей. 16 сентября отобраны подписки с поручительством от левых социал-революционеров Штейнберга3 и Бокала4. 18 сентября Спиридонова выдана из больницы (курсив наш - А.П.) на руки Шрейдеру5, который поместил ее в одном из домов отдыха на ст. Малаховка.
На первые две-три недели, пока Спиридонова освоится с новой обстановкой, освобождена под честное слово для ухода за ней А. Измайлович6.
17 октября 1921 г.
Уполномоченный V отделения Секретного отдела ВЧК Дерибас
1 "Правда", 25 февраля 1919 г.
2 ЦПА НМЛ, ф. 2, оп. 1, ед. хр. 2456. (Цитируется по сборнику документов (1917-1922 гг.) "В.И. Ленин и ВЧК". Москва, Политиздат, 1975, стр.515.)
3 И.З. Штейнберг - председатель Центрального бюро левых эсеров.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33