«Самочувствие хорошее. Настроение бодрое. Все идет нормально».
Другая тетрадь — журнал дежурного по камере. В нем тоже скучные, на первый взгляд, обязательные записи. Но, листая его, невольно обращаешь внимание на одно слово, которое повторяется почти на каждой странице. Сколько было дежурных, столько раз и записали это слово: «Спокойно». «Испытуемый спит спокойно». «Сидит спокойно и читает книгу». «Сон спокойный, ровный».
«Работал с таблицей хорошо. Были даны помехи. Реагировал на них спокойно».
В конце — запись ответственного за эксперимент врача. Она тоже о многом говорит:
«По окончании эксперимента осмотрен невропатологом, физическое состояние хорошее, самочувствие хорошее. Внешний вид и поведение обычное. Признаков эмоциональной возбудимости или подавленности нет. Спокоен, общителен».
А еще лучше сказал обо всем сам Юрий Гагарин, когда врач спросил его:
— Ну, как вы чувствовали себя в камере? — Он спокойно ответил:
— Ничего… Как дома.

СБОРНАЯ КОСМОНАВТОВ — «СБОРНАЯ СССР»

КОСМОНАВТЫ торопились: они опаздывали на матч со своими тренерами. И как на зло, не успели отъехать и пяти метров — шофер Федя вогнал заднее колесо в глубокую яму. Новенький голубой автобус круто накренился, словно присел на задние лапы.
Старший преподаватель физической подготовки Федор Михайлович с легкостью акробата выскочил из машины и быстро осмотрел ее.
— Засчитают поражение за неявку на соревнования, — озабоченно проговорил он, — тут без хорошего тягача не обойтись.
Вдруг — глазам не поверил — машина чуть покачнулась. Шофер дал газ, и она медленно стала подниматься из ямы. Физрук обошел ее кругом: один из космонавтов стоял, широко расставив ноги, подпирая плечами тяжелую стенку машины. Он был похож сейчас на героя греческой мифологии Атланта, держащего на своих плечах небесный свод. В секунду подскочили другие космонавты и буквально на руках вынесли машину из ямы.
— Давай еще, Федя! — озорно засмеялись парни: им самим, видно, очень понравилось, с какой легкостью у них это получилось.
— Сильные ребята, — заговорила я с Федором Михайловичем.
— Сейчас — да, а приехали к нам сюда все-таки не такими… Приходите на матч — я вам расскажу.
Автобус подкатил прямо к площадке. Команда космонавтов вышла одетая в синие спортивные костюмы. Сетку привязали за деревья. Очистили площадку от сухих листьев и начали разминку. А листья летят и летят, медленно кружась в воздухе, словно птицы. Мяч носится, сбивая их на лету. Пришли спортивные тренеры космонавтов — их несколько, руководителей занятий, — и тоже стали разминаться.
— Интересный сегодня будет матч, — говорил Федор Михайлович, — встречаются ученики и учителя.
Но перед самым началом ученики вдруг куда-то исчезли. Физрук уже забеспокоился, кинулся искать. Вот идут, весело переговариваются, смеются. На синей майке у каждого появилась эмблема: «СССР». Только внимательно присмотревшись, можно различить, что она нарисована мелом. Забравшись в раздевалку, они, как мальчишки, малевали на майках надпись — из озорства.
— Проиграем партию — сотрем эмблему, — предлагает один из них.
— Нечего настраиваться на проигрыш, — говорит Юрий. — Выиграть надо.
По праву капитана команды он журит друга-космонавта.
— Рано, рано в мастера записались, — посмеиваются тренеры над самодельными эмблемами. — Стирайте лучше, пока не поздно.
Матч начался энергично. Космонавтам было бы очень лестно обыграть своих тренеров, а опытным игрокам, из которых кое-кто не раз выступал на всесоюзных соревнованиях, самолюбие не позволяет проиграть. Борьба идет за каждый мяч.
— Три — ноль в пользу тренеров! — объявляет судья. Слышатся колкие реплики:
— «Сборная СССР» сегодня не в форме!
— Не пора ли стереть громкие эмблемы?
На площадке космонавтов небольшое замешательство.
— Точней пасовку, точней! — подбадривает друзей Юрий.
Трудно выдержать атаку мастеров, еще трудней перейти в наступление на них — ведь кое-кто из команды космонавтов еще полгода назад не брал в руки волейбольного мяча. Но, может быть, это неравенство команд и придало сил товарищам Юрия. Они перешли в наступление.
— Пять — четыре в пользу космонавтов! — торжествующе кричит судья: он болеет за молодых игроков.
Еще несколько минут напряженной игры.
— Шесть — четыре!
Тренеры заволновались, стали переговариваться.
— Семь — четыре!
Мастера быстро сделали перестановку и стали, как кордон, непробиваемо. А потом мячи посыпались на площадку космонавтов, как яблоки:
— Десять — семь… — уныло объявил судья.
— Одиннадцать — семь… — едва слышно произносил он.
— Ребята! Ну что же вы делаете, нельзя проигрывать, — упрекал всех друг Юрия, как будто сам не был к этому причастен, потом принимался уговаривать: — Мальчишки! Давайте соберемся, ну давайте спокойней… Вот так, во…
— Двенадцать — семь… — уже безразлично считал судья.
Юрий молчал, никого не упрекал, никого не уговаривал. У него у самого что-то не ладилось сегодня — он проигрывал подачу за подачей.
— Тринадцать — семь, — безнадежно подал свисток судья.
— Отказывайтесь от эмблемы, пока не поздно! — кричали с площадки тренеров.
— Не откажемся! — слышали они в ответ. Космонавты проиграли, но эмблемы так и не стерли.
Старший преподаватель Федор Михайлович подошел после матча ко мне.
— Хоть вы и болели за них, а они все же проиграли… — сказал он с некоторым торжеством. — Надо было, чтоб проиграли — рано им еще зазнаваться.
— Но ведь вы же их тренировали, — пытаюсь вступиться за ребят.
— Э-э… Если б вы видели, как они играли месяцев пять назад… А теперь, смотрите, даже нам, тренерам, туго пришлось. Если по-честному — нелегко нам дался этот выигрыш.
— Ребята заметно окрепли здесь, — продолжал Федор Михайлович, — вот мой сосед, — он показал на небольшого коренастого парня, — приехал — летчик как летчик, а теперь его скорей за тяжелоатлета примешь: мускулы, смотрите…
Из разговора со старшим преподавателем и позже, видя космонавтов на самых разнообразных занятиях спортом, я поняла, что готовят из них здесь — нет, не чемпионов, не рекордсменов по какому-то виду спорта, а своего рода многоборцев. Хотя, если надо… Я слышала, как руководитель парашютной подготовки, известный рекордсмен мирового значения, сказал об одном из космонавтов: «Его бы я взял на любое мировое первенство…»
— Как-то нам бросили упрек — «где ваши рекорды, победы?» — продолжал Федор Михайлович. — А у нас ведь совсем другая цель: добиться, чтобы каждый из космонавтов был физически всесторонне развитым человеком. Вот мы и втягиваем их буквально во все виды спорта. Подбираем упражнения, которые развивают у них качества, нужные в профессии космонавта.
Трудно сказать, какие из спортивных занятий больше любят космонавты. Им все нравится. Азартно, как мальчишки, играют они в волейбол, баскетбол и футбол. Забывают во время игры обо всем на свете и уж конечно не думают, что она развивает у них такие профессиональные качества, как быстрота реакции, меткость, сообразительность. Это приходит само собой.
Полюбилось им и не знакомое никому раньше занятие — прыжки на батуте, которые они до этого видели только в цирке. Как-то, уже поздней осенью, ребята пошли к сетке, чтоб «покрутить сальто». На брезенте, которым был покрыт батут, лежал слой снега. Федор Михайлович стоял, раздумывая. А космонавты, не долго думая, подняли брезент вместе со снегом, стряхнули и начали «крутить сальто». Не у всех это ловко получалось. Юрий для такого занятия так просто тяжеловат. Нелегко здесь и тому, кто легок — только в цирке кажется, что гимнаст на пружинной сетке прыгает шутя, а попробуй… Мне дали испытать, что это такое: сетка выбрасывает куда-то в сторону, того и гляди — опрокинет навзничь, и уж какое тут «сальто», лишь бы только удержаться на ногах!
— Ну вот и испытали кусочек невесомости, — говорит преподаватель, помогая мне спрыгнуть с сетки.
— А теперь попробуй прыгнуть на земле, — советует один из космонавтов.
Я прыгаю, и ребята весело хохочут над этим нелепым прыжком после сетки, когда ног просто не оторвать от земли.
…Космонавты ждали зимы. Едва ударил первый мороз, а ярых хоккеистов не удержать: пришли на каток, он еще не расчищен — ничего! Взяли скребок и стали расчищать. Потом спохватились — ворот еще нет! Тоже не беда — поставили два сапога и начали играть. Скрестились клюшки, как копья. Только и слышны лязг коньков да звонкие удары. Большие фигуры с тяжелыми латами на коленях носились, как молнии, по тонкому льду. Это было похоже на какую-то битву. Потом, возвращаясь с катка, космонавты сами над собой весело посмеивались.
— Помните фильм «Александр Невский»? — спрашивал один.
— Там ледовое побоище здорово сделано, — подхватывает другой, — псы-рыцари в белых балахонах носятся по льду, колошматят друг друга палками…
— Совсем как у нас, — замечает третий, — только бы еще шлемы от скафандров надеть — и пошли…
Ребята хохочут. Они любят шутку.
И снова — волейбольная сетка. Только теперь уже в зале. Зима. Но опять, как тогда, осенью, команда космонавтов играет с командой тренеров. Мастера теперь неспокойны: их ученики уже далеко не такие, как раньше. Да и судья собирается подсуживать им. Дело в том, что судья — это я. Никого не было сегодня свободного от игры, и ребята попросили меня судить. Как судить — я еще немного знаю, но как подсуживать?..
Свисток. Мягкая подача с площадки тренеров, короткая быстрая пасовка у космонавтов, резкий, стремительный прыжок Юрия — и мяч, будто снаряд, ложится у ног преподавателя. Второй мяч так же красиво «режет» товарищ Юрия.
Прошло пятнадцать минут матча, а космонавты так и не отдали мяч.
— Шесть — ноль!
Преподаватели делают перестановку в команде, тихо переговариваются, «консультируют» друг друга.
— Восемь — ноль!
— Позор! Надо во что бы то ни стало выиграть. Женя! Что с тобой сегодня? — шепчет старший преподаватель классному волейболисту.
— Девять — ноль!
Идет последняя борьба, где решает каждый удар. Все напряжено кругом, как струна. «Не отдать мяч!» — договорились космонавты. «Отнять мяч!» — это надо тренерам.
— Десять — ноль! Подсуживать мне не пришлось.

НЕВЕСОМОСТЬ — ЗАГАДКА?

И ВСЕ-ТАКИ она остается загадкой… — говорил доктор Владимир Иванович, еще и еще раз просматривая пленку. — Все можно предвидеть: перегрузки как будут действовать — знаем. Радиация… В принципе тоже знаем. Невесомость? Нет, не знаем! За-гад-ка! — повторил он.
— Давайте посмотрим еще раз документы Лайки, — предложил его помощник.
Поднимаются старые (да, теперь уже старые) книги записей, просматриваются рулоны пленки — единственной свидетельницы того, что происходило в том, самом первом полете живого существа по орбите…
— Вот здесь отделился носитель — смотри, как мечется, не поймет, что-то странное происходит с ней… — говорит ученый.
— А здесь уже успокоилась, — показывает ему помощник, — смирилась с тем, что придется обходиться без веса… Не так уж много на это ушло времени. Давайте подсчитаем: первая секунда, вторая, третья…
— И все-таки она — загадка, — настаивал на своем Владимир Иванович, — может быть, самая большая загадка, какую предстоит нам разгадать, когда полетит первый человек…
— Да, к сожалению, есть в космосе вещи, которые никак нельзя получить искусственно…
— Будем пытаться получить невесомость на Земле.
…Самолет идет на разгон. Вот уже двигатели работают на пределе. Летчик набирает высоту и плавно переводит машину в пикирование.
Снова набор высоты, и опять — пикирование. Когда смотришь с Земли — впечатление, будто нет в воздухе ровного места и самолет ковыляет по ухабам. Летчик «получает невесомость».
Самолет специально переоборудовали, ставили аппаратуру, на которой космонавты будут работать в условиях невесомости, в кабине пилота появились новые приборы. В воздухе следят сейчас особенно внимательно за визуальным прибором, по которому устанавливают невесомость.
Пилот энергично переводит ручку управления от себя, и стрелка на приборе прыгает на 0.
— Нулевые перегрузки! — передает он на командный пункт.
— Пятая секунда!
Самолет падает.
— Пятнадцатая секунда!
Самолет продолжает падать.
— Двадцать пятая секунда!..
Серебристая машина камнем несется к земле, а внизу, на аэродроме, спокойно стоят люди и, видя это падение, тоже считают.
— Тридцать!
— Тридцать пять!
— Тридцать шесть!
— Тридцать семь! Вышел!
— Эх… Немножко не дотянул… — разочарованно вздыхают летчики на земле.
Самолет опять отправляется «по ухабам».
— Лучше сорок раз по сорок, чем ни разу сорок раз… — запевает частушку веселый парень, глядя ввысь,
И опять — счет.
Для того чтобы космонавт испытал невесомость, известные летчики-испытатели совершили десятки полетов, в общей сложности провели в невесомости не секунды — часы.
…Непривычно было даже опытному летчику-испытателю работать. Стоило чуть дотронуться до рычага, сделать едва уловимое движение, как он подавался, будто от богатырской силы.
…Утром на аэродроме стоял готовый к полету на невесомость самолет. Но прежде чем взлететь…
— Космонавт Гагарин! — вызывает руководитель тренировок. — Представьте, что вы в воздухе, в состоянии невесомости. Проделаем все упражнения сначала на земле… Возьмите дозиметр, попробуйте создать мышечное усилие в семьсот пятьдесят граммов… Еще раз, еще…
Потом Юрию дают в руки обыкновенный карандаш и подводят к другому прибору, который похож на пчелиные соты с множеством гнезд. Это — координограф.
— Попробуйте попасть карандашом точно в первое, второе и третье гнездо, — говорит руководитель.
Это простейшее на вид занятие оказалось не таким уж легким. Но надо натренироваться. Один, два, три… Три, два, один… Лучше… Три, два, один… Один, два, три… Еще лучше.
— И еще одно небольшое задание, — руководитель протягивает планшет. — Напишите фамилию, имя, отчество, год и месяц рождения, место рождения.
1 2 3 4 5 6 7 8 9