Вы давно проживаете с покойным?– Я его дочь.Следователь смутился.– А… э-э…– Я ее вчера выгнала, – сказала Аня, – приехала из Англии и выгнала.– А вы… много времени провели в Англии?– Восемь лет.– И вы восемь лет не видели отца?– Он приезжал в Англию. Пять раз.Отец приезжал чаще. Гораздо чаще. Но виделась она с ним только пять раз.Аня взяла стул и села напротив следователя.– Вы жили с матерью?– Да.– И почему вы приехали сюда?Аня вспомнила вчерашнее предупреждение Стаса – не общаться со следователями. Ну и пусть. Стас ей не отец.– Он попросил меня приехать.– А мать?– Она умерла год назад.– Отец вам написал или позвонил?– Он позвонил. Вчера. Просил меня прилететь. Ну, я поехала в аэропорт и прилетела.– Вы прилетели лондонским рейсом? – спросил следователь.– Нет. Лондонский рейс уже улетел. Я посмотрела, что если я куплю билет во Франкфурт, из Франкфурта успею сделать connection до Москвы. Я прилетела из Франкфурта.Следователь взглянул на нее с внезапным подозрением.– Он позвонил вам домой?– Нет. На мобильный.– И где вы были?– В LSE. London School of Economics.– И вы не заезжали домой?– Нет, я поехала в аэропорт.– Что же он такое вам сказал?– Ничего. Просто попросил приехать.– Простите, Анна Семеновна, но это нелогично. Ваш отец позвонил вам, когда вы были на занятиях. По вашим словам, вы, не заезжая домой, бросились в аэропорт. Багажа у вас с собой нет?– Нет.В Heathrow ее досмотрели очень тщательно, потому что у нее не было багажа.– Ну, вот видите. Вы помчались в аэропорт сломя голову, даже не узнав, не опоздали ли вы на московский рейс, и в результате летели с пересадкой. А вы говорите, что отец вам ни о чем не сказал.– Он просто попросил приехать.Теперь Анна поняла, о чем говорил Стас, когда советовал не разговаривать с полицией. Она рассказала следователю чистую правду. Отец позвонил и попросил ее приехать. У него был совершенно спокойный голос. Он даже не сказал «приезжай немедленно». Он сказал: «Я хотел бы тебя повидать». Она спросила: когда? Он ответил: хоть завтра.Она ждала этого звонка восемь лет. Шесть раз по триста шестьдесят пять дней и два раза по триста шестьдесят шесть. И в каждом дне было двадцать четыре часа, и каждый час она ждала этого звонка. Поэтому она взяла такси и поехала в Хитроу. Следователь никого не ждал восемь лет. И поэтому ему казалось, что отец сказал ей что-то очень важное. Небывалое.Конечно небывалое. Он сказал: «Мне надо тебя видеть».– Вас встречали в аэропорту? – спросил следователь Арлазов.–Да.– Кто?– Не знаю, – ответила Аня, – по-моему, какие-то сотрудники отца. Я… я не помню. Они сразу сказали, что его… больше нет.– Как звали сотрудника?– Я… не помню.Следователь Арлазов смотрел на нее с удвоенным подозрением. Аня поняла, что сделала еще одну глупость. Следователь наверняка узнает, кто привез ее на дачу. Вон, охранники скажут. Которые у ворот. Стас с его черным BMW и охранниками в снежно-сером камуфляже не тянул на сотрудника отца. Вряд ли он даже был его партнером. Партнер – это английское слово. А для таких отношений, что были между отцом и Стасом, английских слов, вероятно, нет. Потому что в Англии нет таких отношений.Следователь решит, что Стас запугал ее.– У вас есть какие-нибудь предположения, кто мог его заказать? – спросил следователь Арлазов.– Заказать? В каком смысле – заказать?Она не знала этого слова. Она слишком долго прожила в Англии.– Заказать – в смысле убить, – пояснил следователь.– Нет.Следователь посмотрел на нее и сказал:– Ну что же, я поехал. Спасибо за чай.Аня вышла проводить его на крыльцо. Дождь прекратился. Охранники, оставленные Стасом, играли в футбол с водителем «мазды».– А вы… как вы думаете, кто его… убил? – спросила Аня.– Не знаю, – сказал следователь, – но вообще бизнесменов очень часто убивает их «крыша». Особенно если это очень крупные бизнесмены. И очень крупная «крыша». Такая, что считается уже не «крышей», а партнером.Следователь Арлазов на серебристой «мазде» уехал, Аня проводила его и поднялась на второй этаж.Кабинет отца располагался в самом конце холла. Паркет в кабинете был как лед на горном озере, в сверкающих лаком половицах отражалась лепнина на потолке и тяжелые в форме львиных лап ножки старинного письменного стола. Высокие окна протянулись от пола до потолка, и стекла их отливали мрачной синевой: уже потом Аня поняла, что стекла были бронированные.Сейф около телевизора был отделан породистым темно-бордовым деревом и уставлен фотографиями в серебряных рамках. На одной из фотографий были отец и Стас. Они сидели за столом с какими-то девушками, и рука Стаса лежала на плече отца.Дверца сейфа была перехвачена белой полоской, в замке торчал ключ. Аня повернула ключ, и сейф отворился. Внутри лежали какие-то бумаги и пачки наличных денег. Денег, по меркам Ани, было очень много. Пять пачек. Пятьдесят тысяч.Аня закрыла сейф на ключ, положила ключ в карман и спустилась вниз, в гостиную. Гостиная в доме бьша огромная, метров с полсотни и больше, и справа к ней был пристроен двусветный зимний сад. Можно было стоять на втором этаже и любоваться на листья пальм, изящные, как веера гейш. Дверь слева вела в кухню, и из-под этой двери сочились вкусные запахи.Аня толкнула дверь.Кухня была большая и сверкала чистотой. На плите в пузырях масла скворчали картофельные оладьи, возле оладий хлопотала полная женщина в синем переднике. У ног женщины терлись два кота. На звук открывающейся двери женщина повернула голову, и Аня увидела, что лицо у нее доброе и морщинистое, как скорлупа грецкого ореха.– Там в кабинете… сейф опечатанный, – сказала Аня, – кто обыскивал дом? Следователи?– Нет, следователи дом не обыскивали, – сказала женщина. – Так, приезжали… как все случилось. А потом появился Станислав Андреевич, и они сразу ушли.– А… Станислав Андреевич давно уехал? – спросила Аня.– Часа в четыре, – ответила женщина.– Поздно, – сказала Аня.– Для него не поздно. Он раньше пяти не ложится.– А он часто здесь бывал?– Ну, бывал. Когда блядки бывали, приезжал. Он двух пацанов оставил. Сказал, если из дома кто хоть ложку унесет, по рогам получит.– А кто еще в доме живет?… Кроме отца?– Я и муж, – сказала женщина. – Меня Лида зовут, а мужа Коля. Мы во-он в сторожке живем, рядом с охранниками. Я экономка, а он шофер.– Как – шофер? – спросила Аня, – шофер ведь тоже…– Бог моего Колю сберег, – с чувством сказала пожилая украинка, – его вчера Семен Аркадьевич новое радио ставить услал. А из офиса другую машину прислали. Наша-то бронированная, а ту-то вон, весь низ вынесло. Как дуршлаг, чистое слово. И Семен Аркадьича, и Мишу, и другого водителя, всех на месте… Коля-то вчера на радостях… ты уж извини.– Радио в машине поставили?– Дак… поставили, Анечка.– Велите Коле приготовить машину. Я еду в офис.– Анечка, – сказала Лида, – ну зачем тебе в офис? Ты поплачь, отдохни…– Вы не понимаете, – сказала Аня. – Я – наследница. * * * В том году в Москве было уже полно новых офисных зданий, – огромных и стеклянных, как в Сити. Арендаторам там предлагалась вся мыслимая инфраструктура, начиная от службы безопасности и связи, и кончая ресторанами на первых этажах.Однако компания Семена Собинова занимала небольшой трехэтажный особнячок в заарбатских переулках. На воротах особнячка не было никаких вывесок, а там, где обыкновенно висит табличка с названием улицы и номером дома, с кронштейна таращилась видеокамера.Когда «мерседес» с Аней въезжал в ворота, она невольно подумала, сколько же стоили отцу дополнительные расходы по самостоятельному содержанию охраны, обеспечению связи, доступа в Интернет и так далее. Ане показалось, что свой особняк – это куда менее выгодно, чем аренда современного офиса. Это была вполне естественная мысль для студентки Лондонской школы экономики.К улице особняк был повернут спиной и скромной калиткой. Парадный вход располагался во дворе. Мраморные ступени вели к круглым стеклянным шлюзам, напоминающим пуленепробиваемые барокамеры, и сквозь эти шлюзы, как сквозь двери рая, посетитель видел фонтан в холле и фотографически-неподвижных охранников.Аня не видела таких шлюзов даже в Сити. Чтобы пройти сквозь них, посетителю надо было с помощью выданной тут же карточки отворить одну из дверей и потом ждать, пока подозрительная аппаратура не изучит тебя и не выдаст добро: только после этого отворялась вторая дверь. Сумки надо было сдавать отдельно.Однако при виде спутников Ани охранники заблокировали шлюзы в положении «открыто» и не спросили ни у кого документы. Один из сопровождающих остался болтать с охранниками, другой проводил ее на третий этаж: там, отдельно от всех помещений здания, располагалась приемная ее отца с белозубой секретаршей.Возле двери кабинета черным по латуни было вырезано: «Семен Аркадьевич Собинов. Генеральный директор АО „Авиарусь“.В кабинете были письменный стол, аквариум с пираньями и – сто квадратных метров паркета, бронзы и красного дерева. В углу, как ростральная колонна, высился сейф. Стол был занят – за ним сидел человек, похожий на крысу в галстуке. Перед человеком на тонкой бронзовой ножке стоял белоснежный самолет с надписью «Авиарусь».Аня подошла к человеку вплотную. Почему-то она глядела на него снизу вверх, хотя он сидел, а она стояла.– Здравствуйте, – сказала Аня, – вы Семен Собинов?– Нет, – ответил человек, – меня зовут Алексей Измаилович Защека, и я исполняю обязанности…– Тогда убирайтесь из этого кресла, – сказала Аня.Шея Защеки от изумления вылезла из галстука.– Но позвольте… почему?– Потому что это кресло Собинова, а я его дочь.Защека встал.– Это заметно, – сказал он.– Кто назначил вас исполняющим обязанности?– Собственно, никто. Но на четыре назначен совет директоров…– Кто по российскому законодательству назначает генерального директора: совет директоров или собрание акционеров?Защека сморгнул.– В этой компании – совет директоров.– В таком случае потрудитесь объяснить совету директоров, что генеральным директором буду я. И до четырех часов я буду исполнять обязанности.Защека пожал плечами.– С великим удовольствием, Анна Семеновна, – сказал он, – а простите, нас в переговорной посетители ждут. С ними кто будет общаться – я или тоже вы?– Разумеется, я, – сказала Аня.Защека помолчал и нажал на селектор.– Вика, – сказал он, – там Зубицкий в нижней переговорной, пусть поднимется. Поклонился и вышел из кабинета. * * * Посетителей оказалось трое. Двое были в серых пиджаках, белых рубашках и подобранных в тон галстуках. Они напоминали репринт одного и того же издания, напечатанного пятьдесят и двадцать лет назад. Третий был угрюмый сорокалетний человек с бритой головой и вытатуированными на пальцах перстнями.– Зубицкий, Михаил Александрович, – представился тот экземпляр, которому бьшо пятьдесят.– Зубицкий, Игорь Михайлович, – представился тот, кому двадцать.– Анна Собинова, – сказала Аня.Третий, в перстнях, не представился никак.Аня усадила всех троих за круглый столик для совещаний, как раз около аквариума с пираньями. Все расселись кто куда, и только человек в перстнях обошел стол и уселся лицом ко входу.– Чаю? – спросила Аня.Посетители кивнули. Аня нажала кнопку, и вошла секретарша Вика.– Принесите чай, – сказала Аня, – вам какой: черный? зеленый?– Зеленый, – сказал старший.– Черный, – сказал младший.– А у вас чай в пакетиках? – спросил тот, который с перстнями.Секретарша кивнула.– Мне, пожалуйста, полчашечки кипятка, а остальное – пакетики.Аня посмотрела на свое отражение в аквариуме с пираньями и вдруг поняла, что она одета не очень хорошо. На ней были футболка и джинсы, в которых она прилетела из Лондона. Это была очень правильная одежда для студентки Лондонской школы экономики, но Аня не была уверена, что эта одежда подходит для стометрового офиса с дворцовым паркетом и южноамериканскими пираньями. Кроме того, это была не траурная одежда.Наступила неловкая пауза, в течение которой человек с перстнями наблюдал за пираньями, а Зубицкий-старший смотрел на Аню. Он смотрел на нее так, что Аня невольно снова покосилась на аквариум, чтобы проверить, на порвалась ли ее футболка на груди.Никто не имел права так на нее смотреть!Особенно, когда отец мертв!Зубицкий Ане страшно не понравился, но еще больше ей не понравился человек, который попросил полчашки кипятка. А остальное – пакетиками. Она вспомнила, как это называется. Чифир. Да, чифир – очень густо заваренный чай. Этот чай пьют в тюрьме. Значит, этот человек был в тюрьме. Спрашивается, зачем этот человек пришел вместе с кредиторами ее отца?Надо было что-то делать. Но что? Аня вспомнила, что Стас предлагал ей свою помощь. Можно было встать, выйти в комнату отдыха и набрать номер Стаса. А можно было попросить подняться в кабинет тех двух парней, Игоря и Петю. Но это означало – сдаться. И с самого начала отказаться от самостоятельного расследования. А если это Стас убил ее отца? Как она может просить его о помощи?Послышался цокот каблучков, и в кабинет вошла секретарша с подносом. На подносе стояли два чайничка с чаем и стакан с чифирем.Секретарша Вика расставила чашки, очень-очень сладко улыбнулась Зубицкому-младшему и вышла. По ее походке было видно, что она принимает пол этого кабинета за подиум. Наверное, отцу это нравилось. Аня про себя порешила секретаршу уволить.Зубицкий-старший налил себе чашку и откашлялся перед разговором.– Простите, – сказала Аня, – вы все… от одной организации?–Да.– А я – одна. Мой отец не советовал мне вести переговоры, если я одна, а собеседников – трое. Поэтому у меня предложение: либо мы переговорим с вами вдвоем, либо, – Аня широко улыбнулась и очень пристально взглянула на человека, пившего пакетики от чая, – с моей стороны нас тоже будет трое.Зубицкий и человек с перстнями переглянулись. Человек с перстнями еле заметно поднял брови. Зубицкие вышли из кабинета, как игрок, удаленный с поля по свистку судьи.– Олег, – сказал человек с перстнями. – Если Стас будет спрашивать, кто приходил, скажи, что приходил Олег Васильевич.– Что вам надо от компании?
1 2 3 4