Они действовали неподконтрольно "официальному" начальству миссий и независимо друг от друга, а в более крупных представительствах штаты резидентур были больше, и они становились настоящими экстерриториальными отделениями спецслужб. И сплошная сеть подрывных коммунистических организаций стремительно распространилась по всему миру.
На начальном этапе главной формой наступления на эмиграцию стала массированная агитация за "возвращенчество". Сразу же после эвакуации армии Врангеля Франция, согласившаяся принять белогвардейцев в своей зоне оккупации Турции, сочла, что исчерпала этим жестом свои союзнические обязательства и всеми силами стремилась избавиться от такой обузы. Русских разместили в отвратительных условиях лагерей, на полуголодных пайках, без какого-то вещевого снабжения и медицинского обеспечения, то и дело подвергали всяческим унижениям. От Врангеля требовали распустить войска, переведя их на положение гражданских беженцев. В лагерях шла беззастенчивая вербовка в иностранный легион - воевать за французов в Алжире и Марокко. Сюда преднамеренно запускались и другие вербовщики - например, на торговые суда, или на кофейные плантации в Бразилию. Этим и воспользовалась большевистская агентура. Выискивали случайных, разуверившихся, запутавшихся. Использовали общую деморализацию после поражения, ностальгию по родине, материальные трудности. Ловко обыгрывали естественное чувство обиды на западных союзников за их свинское отношение ко вчерашним соратникам. А когда 7. 4. 1921 г. советское радио передало обещание амнистии рядовым-белогвардейцам, к большевистским агитаторам фактически подключились и французы, ухватившись за это как за отличный повод избавиться от бывших соратников. Мол, если им теперь ничего не грозит, то и говорить больше не о чем, пусть возвращаются в Россию. Одна за другой следовали ноты французского правительства и командования о предоставлении эмигрантам "полной свободы" и ограждения их от влияния собственных командиров.
Во всех центрах эмиграции красными агентами организовывались так называемые "Союзы возвращения на родину" ("Совнарод"). Их кадры старались формировать из самих эмигрантов, многих активистов просто покупали за кусок хлеба. "Совнарод" финансировался из России, издавал свою газету "На родину". В рамках этой кампании вышло постановление ВЦИК от 3. 11. 1921 г. - об амнистии рядовых белогвардейцев, которое широко распространялось коммунистической пропагандой. Ну а "союзная" французская администрация вовсю помогала большевикам. Представителей "Совнарода" французы беспрепятственно допускали в те же лагеря, позволяя вести открытую агитацию, вели ее сами. Усиливали ее действие своим давлением - путем снятия с довольствия, уменьшения пайков, публикуемыми от лица союзного командования листовками, тиражирующими текст большевистских обращений. Доходило и до силовых акций - так, на Лемносе подогнали транспортное судно и под прикрытием пушек миноносца высаженные солдаты начали насильно загонять содержавшихся там казаков для отправки в Россию. А когда армию Врангеля удалось перебросить из лагерей и разместить в балканских государствах, к ее обработке подключились и компартии этих стран. Только в одной Болгарии "Совнарод" имел 65 отделений. А кроме него, в той же Болгарии были созданы местные коммунистические группы по разложению белогвардейцев, действовавшие в Софии, Пловдиве, Старой Загоре и Горной Оряховице.
Только надо иметь в виду, что вся эта возня носила отнюдь не примиренческий характер, а рассматривалась как часть общей борьбы с антисоветскими и потенциально-антисоветскими силами. И те, кто клевал на приманку и ехал в Россию, дорого за это расплачивались. Например, в апреле зафрахтованный пароход "Решид-паша" привез из Константинополя в Новороссийск 1,5 тыс. репатриантов. Около 500 из них были расстреляны сразу же по прибытии на родину - все офицеры и чиновники. Остальных разослали кого в концлагеря, а кого и в Северные Лагеря - на уничтожение. Казак Чувилло, сумевший вторично бежать за границу, сообщил об аналогичных фактах - из их партии в 3,5 тыс. возвращенцев сразу же в Новороссийске расстреляли 894. Когда слухи об этих расправах начали проникать за рубеж, их, разумеется, объявили клеветой и стали действовать более тонко.
Некоторых вернувшихся принялись карать по суду, как бы на "законном основании", прибегая к казуистике - указывали, что сама по себе принадлежность к белым армиям, конечно, амнистировано. Но амнистия не распространяется на лиц, принимавших участие в "массовых расправах над рабочими и крестьянами". Причем автоматически подразумевалось, что раз человек служил у белых, то тем самым он уже, хотя бы косвенно, был "причастен" к таким расправам. А простым солдатам и казакам иногда позволяли доехать до родных краев, даже наделяли землей, а потом и подгребали там без особого шума.
Но в целом пропаганда возвращенчества имела заметный успех лишь в первый, самый катастрофический период эмиграции. По мере устройства людей на чужбине и выхода из шокового состояния (а также под влиянием слухов о судьбе вернувшихся) поток репатриантов быстро стал иссякать, и новый акт амнистии белогвардейцам, провозглашенной декретом ВЦИК и Совнаркома от 9. 6. 1924 г., оживить процесс уже не смог. Всего в течение 20-х годов удалось заманить в СССР 181,5 тыс. эмигрантов - около 9% от общего числа. И поскольку основная их часть, около 122 тыс. чел., вернулись в страшном 1921 году, то для них, так или иначе, путь на родину стал всего лишь дорогой в могилу.
Самые перспективные кандидатуры, затянутые "Союзами возвращения", в общий поток не направлялись, им намекали на необходимость "заслужить прощение родины", доказать свою лояльность и привлекали в качестве новых "совнародовских" активистов. Из них формировались различные просоветские течения эмиграции, черпались кадры для агентурной сети. Г. Беседовский, работавший в 1922 г. в советском полпредстве в Вене, откуда в то время шло и руководство подрывной деятельностью на Балканах, писал, что задача разложения эмиграции считалась одним из приоритетов для большевистской дипломатии. Предписывалось "перекупать и обезвреживать наиболее опасных генералов", что же касается "непримиримых фигур", таких как Врангель, Кутепов, Краснов, то тут рекомендовалось "выяснить возможность их полного устранения". Данную работу координировали видные чекистские специалисты Е. Гольдштейн и М. Логановский, и велась она по обоим указанным направлениям. Пользуясь внутренними разногласиями в белогвардейской среде, играя на чувствах патриотизма, на естественном возмущении по поводу неблагодарности западных союзников, "перекупить" удалось генералов Слащева, Болдырева, Секретева и др. Их фигуры широко использовались для дальнейшей пропаганды "возвращенчества", выпуска прокламаций и воззваний за их подписями.
А параллельно начались и террористические операции по обезглавливанию антисоветских сил. 15. 10. 1921 г. произошло покушение на Врангеля. Его резиденция и штаб располагались на борту яхты "Лукулл" - последнего судна российского флота, оставшегося в его распоряжении, и по всем международным законам - последнего клочка свободной русской территории. В этот день около 16. 30 большой пароход "Адрия", шедший из Батума через Босфор под итальянским флагом при хорошей видимости и спокойном море внезапно повернул на полном ходу в сторону "Лукулла", стоявшего на рейде Константинополя. Тревожных гудков пароход почему-то не давал. "Адрия" застопорила машины и стала отдавать якоря лишь в 200 метрах от яхты, когда столкновение было уже неизбежным. Удар пришелся на левый борт, прямо в помещения, занимаемые Врангелем. Потом пароход стал отваливать задним ходом. В широкую пробоину хлынула вода, и яхта затонула почти мгновенно. Не спустив шлюпок, не бросив спасательных кругов, "Адрия" отошла от места происшествия. Погибли повар и вахтенный офицер Сапунов, до последней секунды старавшийся принять какие-то меры. Врангель остался жив лишь по чистой случайности - незадолго до катастрофы он с женой и адъютантом съехал на берег по приглашению одного из посольств. В ходе следствия капитан "Адрии" Симич и лоцман Самурский ссылались на сильное течение "форс-мажор", лишившее пароход возможности маневрировать. Выяснилось также, что Симич принимал меры, чтобы задержаться в карантине и пройти мимо "Лукулла" ночью. В общем, настоящие виновники угадывались однозначно. Но прямых улик не было, и дело списали на "несчастный случай".
Более результативно прошла операция по устранению оренбургского атамана Дутова, проживавшего в китайском городе Суйдун. Она была тщательно подготовлена, руководство осуществлял Я. Петерс, занимавший в тот момент пост представителя ВЧК в Туркестане, а также его помощники Эйхманс, Суворов и представители военной разведки Пятницкий и Давыдов. Непосредственные исполнители акции, чекисты Касымхан Чанышев и Махмуд Ходжамшаров, пробрались в штаб Дутова, оглушили его и попытались похитить, а когда заметивший неладное казак поднял тревогу, застрелили атамана и сбежали.
3. Москва - Генуя
Уже после Второй мировой войны в массовом сознании (и исторической литературе) сложился довольно нелепый стереотип постоянного антагонизма между СССР и Германией, нацизмом и коммунизмом. И в свете таких представлений, например, пакт Молотова-Риббентропа действительно выглядит диким и неожиданным шагом сталинского правительства. На самом же деле все обстояло как раз наоборот. Сотрудничество большевиков с немцами было не отклонением от правила, а постоянной тенденцией. Как было показано выше, оно началось еще в 1914 г., и как будет показано далее, фактически и не прерывалось до 1941 г.
А в начале 20-х сближение обоих государств пошло очень бурно. Ведь и Германия, и Совдепия находились в сходных условиях международной изоляции, так что их взаимная поддержка и сотрудничество были взаимовыгодны, они становились естественными партнерами. Правда, в 1920 г., когда советские полчища через Польшу рвались в Европу, самые дальновидные политики Запада предлагали срочно пересмотреть свои отношения с немцами - уменьшить наложенные репарации, отказаться от дискриминационной политики, ущемляющей их национальные интересы, смягчить позицию к вооруженным силам, то есть сделать из Германии своего союзника, способного противостоять натиску коммунизма. Но едва красные были разбиты и отброшены, как в правительствах западноевропейских держав снова возобладала элементарная мелочность и жадность - они уже не видели особых причин, почему нужно отказывать себе в ограблении немцев подчистую и в удовольствии безнаказанно возить их физиономией по столу. Чем и воспользовалась советская сторона.
У которой, кроме несомненных выгод сотрудничества, имелась и важная подспудная причина для "дружбы". Потому что Германию коммунистическое руководство продолжало рассматривать в качестве потенциального эпицентра следующей социалистической революции и союзника в грядущей войне с "мировым империализмом". Напомним, что согласно классическим марксистско-ленинским теориям нормальный, полноценный социализм должен был возникать на базе развитого капиталистического производства, определенного уровня производительных сил, многочисленного и организованного рабочего класса. А концентрация капитала и промышленности в руках гигантских монополий признавалась необходимыми предпосылками создания "нового общества" дескать, революции достаточно лишь национализировать эти монополии, сменить руководящую верхушку, и 13 - те же самые производственные структуры станут готовой основой социалистической организации. То есть, в какой-нибудь отсталой Индии или Румынии социализм еще предстояло строить и строить из неразберихи "феодальных пережитков", они могли служить разве что человеческим резервом, могли своими восстаниями привести к косвенному ослаблению британских и французских "империалистов", а в материальном, идеологическом и т. п. плане СССР пришлось бы тащить их "на буксире", как Монголию или республики Средней Азии. Другое дело - Германия, где все теоретические предпосылки были налицо.
Хотя если разобраться, при любом развитии событий эти планы попахивали полнейшей авантюрой. Потому что теория быстрого перехода к социализму путем захвата власти и использования на новых принципах готовых государственных и производственных структур уже показала несостоятельность в самой России, до революции ничуть не отстававшей в развитии от Германии и успешно конкурировавшей с ней на мировом рынке. Но даже в тех регионах, которых не коснулась гражданская война, все богатое хозяйство страны было мгновенно развалено методами коммунистического руководства. Только конечно же, Ильич ошибаться не мог, и несмотря на разрушение и хаос в России, большевики продолжали упорно считать, что в Германии его теории почему-то должны реализоваться, и она перейдет под их власть эдаким спелым яблоком с нетронутой мощной промышленностью и научно-технической базой. (Впрочем, несмотря на очевидные факты, довоенный культурный и экономический паритет двух стран большевиками никогда не признавался - их догматическое мышление, взращенное на корнях "западничества", всегда полагало Россию сугубо "отсталой" страной).
Пожалуй, тут надо учесть, что и сам Ленин питал необъяснимо-теплые чувства к немцам. Многими исследователями уже отмечалось, что он традиционно благоговел перед немецкой дисциплиной, немецкой организованностью, немецкой аккуратностью, немецкой ученостью. Например, А. Г. Латышев приводит богатую подборку документов, где вождь прямо противопоставляет достоинства этой нации "русским дуракам", "русским дикарям", "русским говнякам", а то и "паршивой российской коммунистической обломовщине", которую призывает учиться у немцев и "брать в учителя немцев" ("Рассекреченный Ленин", М., 1996).
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122